Айя Субботина - Плохиш

Крохотная часть ее хотела знать подробности% когда и почему? Но здравомыслящая и, к счастью, куда более сильная и агрессивная, подавила зарождающуюся глупость. Прошлое – это только прошлое. У них со Стасом оно есть, и вот такие совпадения – всего лишь странная и далеко не самая болезненная его часть.

— Он любит красное, - продолжала жалить Аня. Похоже, у нее до сих пор зудело. Конечно, ведь таких, как она, не бросают ради таких, как девчонка с косой. – И стринги со стразами.

Влада с трудом подавила смех, ограничившись сочувствующей улыбкой. Так и хотелось сказать, что эта колкость была совершенно не ювелирной, но, похоже, Аня была слишком далека от того, чтобы хоть попытаться сохранить лицо.

— Я очень рада, что ты нашла своего мужчину, - ответила почти от всего сердца. – Уверена, он идеально вписывается в твой жизненный план.

Не понятно, какой именно реакции ждала Аня, но точно не той, которую получила. На миг с ее холеного лица сползла маска безучастности, обнажив душу расчетливой стервы, которая не грустит о потере мужчины, но бесится из-за униженного достоинства, из-за того, что и на таких, как она, вешают ярлык «брошенки».

— Вы с ним разного поля ягоды, Егорова, это очевидно. Вот, держи, - она вынула из сумки бумажную салфетку. – Вытрешь сопли, когда этот придурок тобой наиграется.

Влада взяла салфетку, вытерла пару носки сапог и, с обезоруживающей улыбкой, протянула ее обратно. Аня тупо уставилась на грязный клочок бумаги.

— Спасибо, как раз думала, что как-то некрасиво ходить с грязными сапогами.

И, чтобы оставить за собой последнее слово, нырнула в стройные шеренги вешалок.

Прошлое – это просто прошлое. И теперь оно не имеет значения. И потом – ее мужчина сделал свой выбор. Но вот помучить его надо основательно, в качестве маленькой мести.

«Главное себя не замучить, чтобы потом не сдуреть ночью в его футболке».

С китайцами было... туго. От слова совсем. Интересно и очень полезно, перспективно, но до чертиков тухло. Восточный менталитет – это что-то вроде общения с инопланетянами. На языке жестов, который не знаешь. И все же, Стас с удовольствием вникал во все раскрывающиеся возможности, попутно скидывая информацию бесу прямо в режиме онлайн. Тот отвечал скупо и по существу, односложными фразами. Наверняка, будет еще долго дуться, залечивать больное самолюбие. Главное, что они перевернули эту страницу и сохранили бизнес. Остальное исправит время и жизнь. И, наверное, порция отрезвляющего секса с парочкой девчонок. Бес как-то обмолвился, что редко себя этим балует, потому что боится надолго «залипнуть».

Оставалось надеяться, он все-таки сделает исключение. Мысль о том, что Влада до сих пор сидит в башке другого мужика до противного медленно скребла по нервам. И будоражила мысли неприятными образами. Нет, ну в самом деле, Бес не будет дрочить на фотки чужой женщины. Лучше бы, конечно, фотографий Влады у него вообще не было.

В гостиницу Стас вернулся уже затемно. Уставший и голодный, как зверь, поэтому еду заказал в номер. Кто вообще придумал, что китайцы едят одних собак и насекомых? Мясо у них было очень даже в чести, и еще всякие фрукты, о существовании которых простые обыватели даже не догадывались.

Быстро перекусив, Стас отсчитал пять часов назад – у Влады как раз вечер. Воскресил в памяти ее рабочий график. Кажется, должна быть свободна, если только у них снова ничего не переигралось. Судя по прошлой неделе подобное случалось частенько. Не сказать, чтобы ему нравилось, что она крутится, как белка в колесе и из-за ее работы они виделись не так часто, как того хотелось бы, но Неваляшка наслаждалась тем, что делала. Буквально кайфовала от новой для себя потребности стать если не лучшей, то второй после лучшей. И то, с каким упоением она рассказывала о своей работе, было более, чем весомым аргументом, чтобы контролировать свое желание владеть Неваляшкой безраздельно. Раз это так важно для нее, значит, важно и для него тоже.

Стас усмехнулся, растрепал влажные после душа волосы и уже собрался позвонить Владе, когда она его опередила входящим сообщением.

Он шлепнулся животом на кровать, открыл сообщение.

— Блядь!

Что это на ней?!

Черные трусики в странно-милой пене кружев плотно обтягивали ее маленькую попку, а ноги в черных чулках-сеточках просто разрезали его самообладание пополам, словно ножницы.

ПРИНЦЕССА: Как тебе вид сзади?

ПЛОХИШ: У меня сердце остановилось.

Это было самое приличное из всего, что он мог сказать. Самое, блядь, человеческое, что пришло в голову. Просто удивительно, как после такого вида там вообще остались нормальные слова, потому что картинки закружились калейдоскопом, в котором он с удовольствием отодвинул бы этот лоскуток в сторону и попробовал, стала ли она мокрой.

ПРИНЦЕССА: Эй, Онегин, это же не все! Дыши!

Не все?

ПЛОХИШ: Кто-то дразнится?

ПРИНЦЕССА: Кто-то скучает без своего мужчины. И надеется, что демонстрации заставят найти в своем жутко плотном графике время, чтобы прилететь к своей голодной принцессе хотя бы на день раньше. Белое или желтое?

ПЛОХИШ: Желтое? Белье бывает... желтое?

ПРИНЦЕССА: Оно бывает разное. Кажется, я скупила пол магазина.

ПЛОХИШ: Моя послушная Неваляшка.

ПРИНЦЕССА: Завтра пойду к врачу. Подожди минутку.

Ее не было больше, чем минуту и Стас был даже рад этому. Потому что передышка была катастрофически необходима. Вдохнуть и выдохнуть, заставить себя думать о всякой хрени, лишь бы как-то справиться с тяжестью в штанах. Иначе он точно не сможет спать.

Как оказалось, черные трусики и чулки была даже не разогревом, а так – прелюдией к основному блюду. Потому что следующей Неваляшка нарядилась в желтую с белыми шелковыми лентами грацию. Маленькую, со шнуровкой по бокам, и совершенно крышесносным вырезом почти до самого копчика.

ПРИНЦЕССА: Ау, ты там живой? Я волнуюсь.

Точно издевается: прилепила целую кучу показывающих язык смайликов. Легче в штанах не стало, но он хотя бы смог кое-как откашляться, и даже перевести дух. Но вышвыривать из головы порнографию в ее исполнении не собирался. К черту, лучше уж развить, дополнить и ...

ПЛОХИШ: Боюсь, эта тряпочка долго на тебе не задержится. Купи еще такую же, эту я хочу порвать.

ПРИНЦЕССА: Неандерталец!

И вдогонку прислала фотографию еще одной такой же, только белой.

Стас расхохотался, перекатился на спину: лежать на животе с каменным членом было тем еще испытанием. Ладно, кажется, пора уже услышать ее голос, потому что эти фотографии просто выколотили из него способность трезво мыслить. И самое время сделать так, чтобы и эта ванильная принцесса сполна получила свою порцию мучений. Приятных, блядь, мучений.

«Хм, а ты ведь никогда ни с кем не трахался по телефону, Онегин. Как это вообще происходит?»

Влада взяла трубку после шестого гудка. Запыхавшаяся и явно смущенная, пробормотал:

— Привет.

— Чем ты там занята, принцесса? Я думал, устраивала для меня примерку.

Она как-то неуверенно хихикнула в ответ, вынуждая Стаса заинтересованно перебрать в воображении возможные варианты.

— Я сняла эту жутко неудобную штуку, Онегин. Господи, как в таких вещах вообще можно дышать и нормально передвигаться?

— Эти вещи, принцесса, предназначены для того, чтобы в них передвигаться от ванны до постели. И провоцировать мужчину на сексуальные подвиги. Если бы ты видела, какой эффект произвела на меня твое чудесное тело в этих ленточках... Стоп.

Она вопросительно мурлыкнула в ответ и этот приятный звук вибрацией пронесся по всему телу, вонзился в мошонку, заставляя тело дернуться. Неваляшка сказала, что сняла ту грацию, но она бы ни за что не успела одеться за такой короткий отрезок времени. Хм, так вот откуда был тот странный смешок.

— Принцесса, что на тебе сейчас? – Он нарочно понизил голос, очень хорошо помня, как на нее действует именно этот тембр, как она всегда чуть поджимает губы, когда он говорит ей на ухо «Доброе утро», и чем это в итоге заканчивается.

— Нууу... - Влада намеренно тянула с ответом.

— Быстрее, я жду, - поторопи он почти приказным тоном.

— Я не успела одеться и... - Снова пауза и никудышная попытка сдержать стеснение на выдохе. – В общем, я совсем голая.

Проклятье!

Воспоминания живо нарисовали ее образ: совершенно раздетая, маленькая, такая хрупкая и такая податливая на кровати. Голая, блядь. Голодная. Его маленькая невинно-развратная ванильная принцесса.

«Это будет очень тяжело», - сокрушенно подумал Стас, приподнимаясь на локте и, скрипя зубами, таращась на заметную выпуклость в штанах.

— Как раз собиралась одеть твою футболку, - продолжила она, очевидно, чтобы заполнить неловкую паузу.

— Чуть позже, - скомандовал он. Мысли стремительно толкались в голове, обрисовывая ее образы в самых невообразимых развратных позах, которые им еще предстояло опробовать. И для этого была, мать его, целая жизнь. – Я хочу, чтобы ты кончила для меня, принцесса. Я же знаю, что после этого ты сладко уснешь.

Она потихоньку застонала.

— Онегин, я ... никогда... ну в общем...

— Принцесса, и я никогда.

— Да ну?

Эта разительная перемена в интонации заставила его прыснуть от смеха. Даже за сто лет вместе он, должно быть, не привыкнет к этим ее странным реакциям. К тому, как она стремительно перескакивает от радости к страсти, и от желания – к удивлению. Не девушка, а книжка с картинками, которые, что бы он ни делал, живут своей собственной жизнью. Заглядывай, запоминай – а все равно ничего не будет повторяться дважды.

— Никогда ни с кем не трахался по телефону, принцесса, - повторил он, намеренно чуть растягивая слова, прекрасно зная, какой будет ее реакция. Неваляшка никогда и не скрывала, что наслаждается их особенными моментами. – Считай, что лишишь меня девственности. Как тебе такая идея?

— Ох, - был ее короткий ответ.

— Ляг на спинку, принцесса. И широко разведи ножки. Как я люблю, помнишь? Пятками плотно к покрывалу, согни колени.

— Я...

— Ты это сделаешь, - повторил он, чувствуя, что в голосе появились рычащие нотки.

Сомнений в том, что она будет в точности исполнять все его указания, не было. Неваляшка так же дуреет от него, как и он, и точно так же сходит с ума. И если он сможет немножко подразнить свою принцессу – это будет более, чем хорошее завершение дня.

— Я легла, Стас, - выдохнула она на том конце связи.

— Не замерзла? – спросил он, и снова перекатился на живот. Лежать спокойно больше не казалось таким уж простым занятием. Совсем, блядь, не простым занятием.

— Немного, - призналась она.

— Помнишь мои пальцы у тебя между ног? – спросил он, сам прекрасно помня, какая она мягкая и влажная. Свободная ладонь невольно погладила шелковое покрывало: слишком грубое по сравнению с ее мокрыми складочками. – Как я тебя глажу? Как ты становишься охренительно горячей?

— Стас... - пробормотала она.

Он мысленно хмыкнул: ну вот, и голос стал тише, и где-то в глубине ее горла дрожит желание.

— Погладь себя между ног, принцесса.

— Я не могу, - попыталась сопротивляться она. Стесняется, думает о каких-то идиотских барьерах, о стыде. Стыд, кстати, нужно бы выколачивать из ее хорошенькой головки, и желательно поскорее.

— Можешь, принцесса, потому что я хочу услышать, как ты будешь кончать. И, поверь, я не успокоюсь, пока не услышу эти звуки. Ты только что присылала мне свои почти голые фотки, и, поверь, я сохранил их все, и не думаю, что мне хватит ума не глазеть на них в течение всей этой долбаной поездки.

— Тебе понравилось то, что ты увидел?

Он собирался написать в ответ, но вовремя остановился, ужаленный другой мыслью. Это какое-то безумие, но, в конце концов, они оба безумны. И скучают друг за другом. И по крайней мере в постели со своей Неваляшкой он точно не будет тормозить. Вопрос «стоит ли?» давно отошел на задний план. Наверное, еще в тот день, когда он впервые наткнулся на нее на том концерте.

Стас приподнял бедра, приспустил штаны и трусы, взял себя за основание, чувствуя, как болезненно касание отдалось в самые яйца. Блядь, это будет очень тяжело. Заснуть с такой эрекцией не он не сможет даже под гребаным наркозом.

Быстрый щелчок камерой телефона – и снимок улетел к Неваляшке за секунды.

— Это достаточно убедительный ответ на твой вопрос, принцесса? – спросил он, чуть посмеиваясь над ее громким урчанием в трубку. Влажны звук подсказал, что она кусает и облизывает губы.

— Ты просто ненормальный, - ответила она, на этот раз без тени смущения. – До сих пор не верю, что ты во мне помещаешься.