Пользуясь тем, что Вероника, кажется, раздумала ее хватать, Влада отошла еще на пару шагов, потянулась к окну, разом дернула ручку, впуская в комнату порцию свежего воздуха. Спокойно, нужно просто глубоко и медленно дышать, и тогда у тошноты не будет ни единого шанса.

— Стас рассказал мне, что с ним, - сказала спокойно и уверенно, радуясь, что работа в студии и сотни непредвиденных ситуаций все-таки дали благоприятные всходы в виде натренированной выдержки. – Так что твои советы мне, знаешь ли, до известного места.

Влада улыбнулась, почему-то думая о том, что если бы это слышал Стас, то непременно бы похвалил ее злость. Эта мысль придавала силы.

— Тогда ты куда глупее, чем я предполагала.

— Если ты закончила нахваливать остроту моего ума, то я еще раз повторю – убирайся вон. На улице не такой сильный мороз.

— Отец Стаса ... ему нужна помощь. – На этот раз голос изменил Веронике. Она была самой ужасной в мире матерью, но совершено точно являлась и самой преданной женой. Кажется, из тех, кто считает измены мужа собственной ошибкой.

— Думаешь, мне есть до него дело? – «Ты знаешь, что он сделал? Или это была твоя идея?»

Вероника оставила ее вопрос без внимания: открыла сумку и достала оттуда пластинку с таблетками и увесистую пачку денег. Влада мельком увидела: евро, крупного достоинства.

— Это, - Вероника помахала таблетками у нее перед носом, хруст фольги противно врезался в уши, - нужно давать Стасу. Две сегодня днем и потом еще две вечером. И завтра можно.


— Что это? – тупо переспросила Влада.

— Это, моя дорога, поводок. Чудесное средство, которое мне посоветовал первоклассный специалист по психам. Эти таблеточки, Влада, не так-то просто достать. Сделаешь, как я скажу – и Стас станет ... сговорчивее. Я приду завтра вечером и, если все будет хорошо, ты получишь точно такую же пачку денег и запас таблеток на год вперед.

Влада продолжала смотреть на эти «дары», пытаясь переварить услышанное, пытаясь вникнуть в сделку. Но мозг отчаянно сопротивлялся, отказывался принимать за чистую монету эту ересь. Вероника – стерва, и явно никогда не нуждалась в сыне, но не может же она всерьез предлагать такие вещи.

— Я хочу знать, что это за таблетки, - повторила свой вопрос, жестко подавляя приступ злости. Сначала нужно выпытать всю правду.

— Назовем это успокоительными. Очень качественными дорогими успокоительными для сумасшедших, - преспокойно ответила женщина.

Возможно, инсульт повредил ту ее часть мозга, которая отвечала за сострадание и предосторожность? Возможно, в ее сердце в принципе не способно любить даже собственного ребенка?

— Если уж ты решила привязать его к себе ребенком, то это чудесное изобретение фармакологии тебе точно понадобиться. Особенно, когда Стас начнет выходить из-под контроля.

— И как часто ты его таким образом... успокаивала?

В злом шипении Влада не узнала собственный голос. Боль разрывала изнутри, толкала в голову образы Стаса, такого, каким он был сейчас: улыбчивого, разговорчивого, но иногда тихого, ищущего уединения рядом с ней. Он был бойцом. Всегда и во всем, упирался лбом в любую стену и, в конце концов, прошибал ее, чего бы это ни стоило. И со своей болезнью он боролся каждый день: загружая себя работой, тренируя собственное тело, внося в распорядок дня четкий график, которому следовал. И... у него получалось. Потому что такие, как Онегин не пасуют перед какими-то там биполярками. Они обматывают кулаки бинтами, окунают их в битое стекло – и дают отпор. И так – каждый день, до самого последнего вздоха.

И вот, появляется бессердечная тварь – и пьет его в спину. Только потому, что он отказывается подчиняться. Потому что чихать он хотел на их правила, когда привык жить по своим.

— Это не имеет значения, - попыталась было отмахнуться Вероника, но Владу уже было не остановить.

Она и сама не поняла, как налетела на нее, придавила к стене, хоть мать Стаса была куда выше и заметно крепче. Но злость придавала силы.

— Ты больная?! – охнула Вероника, когда Влада, не церемонясь, прижала ее к дверному косяку, в свободной руке зажимая схваченную на ходу елочную игрушку. Шар был легким и хрупким.

— Сколько раз ты это с ним делала? – Влада приблизила шар к лицу женщины. – Клянусь, я больная ровно настолько, чтобы размозжить его о твое мерзкое лицо и затолкать под кожу каждый осколок. Что ты с ним делала, сука?

Вероника... опешила. Ее губы задрожали, глаза начали медленно закатываться ко лбу, но Влада от всей души врезала ей отрезвляющую пощечину. Женщина сразу пришла в чувство и у нее явно отпала охота притворяться.

— Всегда, пока это было оправдано необходимостью, - сказала крайне нехотя, уже без гонора и с неприкрытым испугом в голосе. – Ну, задай свой главный вопрос?

— Это была ты, да?

Они обе знали, о чем речь. И сейчас, когда прошлое выросло между ними, больно жаля обоих недосказанностью, Владе хотелось только одного – узнать, наконец, правду.

— Он был таким потерянным в тот день... - Влада сглотнула. Неприятные воспоминания вскрыли старую рану, обнажили обиду. – Ему было все равно.

— Это всего лишь обратная сторона его болезни, деточка. Он не всегда на подъеме. Но когда падает, то так низко, что ты и представить себе не можешь.

— А ты охотно помогала в этом.

— Потому что так было лучше для всех: ни дурацких сплетен, ни скандалов, которые могли бы лечь тенью на репутацию его оцта. Просто Один Большой Овощ. Прости уж мою откровенность, но ты сама захочешь его такого, когда Стас слетит с катушек. А это рано или поздно случиться, потому что он болен, и никакая романтическая любовь его не исцелит. Это не мультик, это – жизнь. И если ты думаешь иначе, то ты точно такая же чокнутая, как и он.

Еще ни разу в жизни Влада не испытывала такого удовольствия от злости. Она словно срослась с ней, стала одним целым, зная и понимая лишь одно: никто и никогда не причинит вред ее мужчине. Даже если это его собственная мать.

— А теперь послушай меня, Вероника, - Влада почти до упора вдавила стеклянный шар ей в щеку, наслаждаясь явным страхом в глазах Вероники Онегиной. – Стас – мой. И он самый нормальный, самый умный и сильный мужчина во всей Вселенной. И если ты еще хоть раз появишься на пороге нашего дома или дашь о себе знать любым другим способом, то, клянусь, я перегрызу тебе глотку. И я ничерта не прикрашиваю сейчас.

— Ты больная сука, - Вероника попятилась, и Влада брезгливо отпустила ее.

— Да, сука, и ты права – я достаточно безумна, чтобы убить за того, кого люблю. Только сунься к нему – и будешь прекрасным кормом для червей в самой глубокой могиле, которую только можно выкопать за деньги.

Она собиралась сказать еще что-то, но, когда Вероника трусливо выскочила в коридор, дорогу ей перекрыл Стас. Кажется, он вошел несколько минут назад и наверняка слышал их короткую перепалку. Влада сжала кулаки, пытаясь справиться с чувствами, отчаянно всматриваясь в его глаза: что он скажет? Все те вещи, что она сказала Веронике...

— Ты слышала, что сказала моя жена, - ровным ледяным голосом сказал Стас. – Хорошо слышала? Каждое слово?

—Стас, твой отец...

— Пошла вон из моего дома! – рявкнул он так громко, что даже стекла взвизгнули. А Влада с облегчением выдохнула: вот он, ее Плохиш, который не разочаровывал ее раньше – и не разочаровал сейчас. – Увижу тебя еще раз...

Вероника не стала дожидаться угрозы – схватила пальто с вешалки, на ходу споткнулась о порог и чуть было не упала. Из их дома она не ушла – сбежала, трусливо поджав хвост.

— Я не жалею ни об одном слове, которое сказала.

— Если бы жалела, то это была бы не та Неваляшка, которую я знаю, - спокойно ответил Стас.

Влада попыталась улыбнуться, но приступ тошноты подступил к горлу и с бешеной силой снова погнал ее в туалет. Очнулась она только через минуту, когда поняла, что сидит на полу, а Стас, на корточках, позади нее, придерживает растрепанные волосы. И смеется.

— Что смешного, Онегин? Рвота, знаешь ли, не лучшее украшение праздничного стола.

— Если я скажу, что охранительно рад осознавать, что тебя тошнит от моего ребенка, ты подумаешь, что я псих?

Она прикусила губу, подавляя панику.

— Побудешь тут без меня пару минут?

Влада кивнула и позволила Стасу расстелить на полу толстовку, пересадить ее туда, словно какое-то сокровище. Он ушел, а когда вернулся, то протянул три узких коробочки. Влада бегло пробежала по названиям – тесты на беременность. Взяла их дрожащими руками, все еще пытаясь найти подходящие слова, чтобы как-то объяснить, что произошедшее – не нарочно, и что она не планировала ничего такого.

— Справишься сама?

— Зачем столько-то?

— Хочу наверняка знать, что стану папашей. Черт!

Стас взъерошил волосы, и Влада со щемящей теплотой в сердце заметила, что его пальцы дрожат. И Темный взгляд кажется таким... бесконечно теплым и растерянным, что она не смогла подавить порыв крепко обнять его, уткнуться носом в теплую шею, всей грудью вдохнуть приятный, ни на что не похожий запах своего единственного мужчины. Он тут же обнял ее в ответ, и сжал так сильно, что ребра заныли от сладкой боли.

— Принцесса, никто никогда не защищал меня, - вдруг сказал Стас, выдохнув ей в макушку. – Ни разу в жизни никто не встал на мою сторону.

— Я всегда буду на твоей стороне, Стас. Даже если мир будет гореть, даже если все против нас ополчатся. И я не шутила, когда сказала, что загрызу ее.

— У меня и мысли не было думать, что ты шутишь. Моя маленькая ванильная кусачая принцесса. – Кажется, он выглядел полностью довольным.

Все три теста дали положительный результат.

Влада дала себе время успокоиться и переварить информацию. Прижала ладонь к животу, почему-то думая, что даже сейчас, каким бы н был срок, маленькая жизнь внутри нее все понимает и слышит. И знает, что ее уже любят.

— Ты будешь папой, Онегин, - объявила дрожащим голосом, когда нашла силы вернуться в комнату. И застала Стаса сидящим на полу, по привычке почесывающим кота за ухом. – Похоже, эти чудесные таблетки совсем мне не подошли.

— Ты расстроена? – осторожно спросил Стас.

— Расстроена тем, что у нас будет ребенок? Ты серьезно спрашиваешь? Перефразируй как-то свой вопрос, Онегин, иначе я тебя стукну.

Он схватил ее за руку, потянул вниз и одним махом подмял под себя, разглядывая с видом полного собственника.

— Я люблю тебя, Неваляшка, - сказал он шепотом, превращая мир вокруг в нечто безупречное, совершенное. – Готова услышать кое-что?

Ее так душили слезы, что сил набралось только на кивок и скупое «угу». Но Стас, судя по взгляду, и так все понял. Он стащил через голову ремешок с кольцами, без труда разорвал его и вытряхнул их Владе на ладонь. И почему она раньше не придавала значения их размеру? Одинаковые, но одно явно меньше другого.

— Они из кусочка метеорита, Неваляшка. Если хочешь, потом куплю тебе бриллиант размером с арахис.

Влада погладила пальцем шершавые поверхности, присмотрелась, сглотнула душащий ком.

— Ты смеешься? Чтобы я променяла кусочек звезды на банальную стекляшку? – И уже тише, спросила: - Ты же носишь их... давно?

— Давно, - сказал Стас, тоном давая понять, что не готов обсуждать более конкретный срок. – Ну его все к черту, Неваляшка, давай поженимся? Завтра.

— Завтра? В промежутке между посещением женской консультации и боем курантов? – Она все-таки расплакалась и даже не пыталась вытирать слезы.


— По-моему, отличный план, принцесса. Кольца у нас уже есть.

Эпилог

Восемь месяцев спустя


Влада с трудом разлепила веки, моргнула, чуть щурясь, пока глаза не привыкли к яркому солнечному свету. Попыталась пошевелиться, но ужасная слабость поставила крест на ее попытках.

Вот же, оказалось, что выносить маленькую Онегину тридцать две недели было куда проще, чем родить. И это при том, что из-за несовпадения резус-фактора, беременность вряд ли можно было назвать легкой, особенно первый триместр. Стас постоянно подшучивал, что к концу положенного срока она родит маленького тошнотика. Но – всегда был рядом. И вился над ней, как коршун. Вот тогда-то она и узнала, что в случае с Онегиным, выражение «сдувал пылинки» не было никаким преувеличением.

Влада пошевелилась – и услышала голос. Повернулась к окну, все еще подслеповато щурясь от света.

— Эльфенка, кажется, наша мама проснулась.

Белоснежка?

Влада все же кое-как наскребла силы, чтобы сесть, потому что Стас не мог ей помочь – его руки были заняты их дочкой. И выражение лица Онегина в это момент было таким ... милым, что он, несмотря на свой брутальный вид, вполне сошел бы за героя диснеевского мультика. Ну, если бы те носили татуировки и додумались прийти в роддом в кожаных штанах, тяжелых ботинках и в футболке с принтом в виде кровавого отпечатка ладони.