Правда в том, что этот мужчина – полная противоположность тому, которого я искала, который делал меня горячей. Я не хотела сказать, что мои трусики были мокрыми, но только от его вида мой клитор бился в желании. Наличие его большого, сильного тела, сидящего настолько близко ко мне в машине, заставляло хотеть съехать на обочину. Я хотела оседлать его и позволить ему оттрахать меня. Я хотела, чтобы он вошел в меня без презерватива.

Что со мной?

Я даже не могла увидеть его лицо. Было темно, но я разглядела его бороду, глубокий голос, и бейсболку. Он мог быть кем угодно. Но в нем был тот самый животный магнетизм. По какой-то причине, меня тянуло к нему.

Я не сексуальная маньячка. Честно. Я нормальная, здоровая женщина. По крайней мере, мне хотелось так думать.

Я просто нуждалась в этом. Бог знает, как я в этом нуждалась. Я жила по правилам и поставила свои обязанности на первое место, подарив моему ребенку хорошее детство, а иногда, просто иногда, я так от этого уставала, что мне хотелось кричать.

Я редко позволяла себе это чувствовать. Я чувствовала себя виноватой, просто думая об этом. Всю свою жизнь я ждала появления человека, с которым я провела меньше трех дней. Я воспитывала его сына. Я так много уже отдала в память о человеке, который мог никогда не вернуться. Блядь, иногда от отчаяния мне просто хотелось кричать.

Почему я ждала Джексона, когда было много других мужчин вокруг, желающих соблазнить меня?

Как этот, например.

Я не хотела, чтобы все думали, что я была не благодарна за моего сына. Просто, иногда, мне хотелось расслабиться, отложить в сторону все мои заморочки, и отдать всю себя в безрассудное удовольствие с таким парнем, как он.

Поверьте мне, я знаю, какое удовольствие можно получить с плохим мальчиком. Я уже обожглась.

Этот парень был странным. В один момент он был самоуверенным придурком, а в следующий, он сидел в тишине, практически прячась под кепку.

Также, в нем было что-то странно знакомое. Его голос, я даже не знаю, был странным.

Может быть, я просто позволила ему пробраться под мою кожу. Он думал, что стоит ему сесть в мою машину, как я сразу оберну свои ноги вокруг его торса.

Только, если бы у меня не было одного но.

У меня присутствует какое-то самоуважение. Просто потому, что я чуть его не сбила, что я позволила ему сесть в мой автомобиль, ещё не означало, что ему все было позволено. Я не занималась сексом с момента рождения моего сына. А ему уже было одиннадцать. Это длилось более десяти лет.

– Куда тебя нужно отвезти? – спросила я. – В больницу?

– Ты считаешь, что мне нужно к врачу?

– Как на счет мозгоправа? Я думаю тебе нужно к нему.

Он рассмеялся, а я внимательно прислушивалась к его ворчливому голосу. Что это было? Я уже где-то это слышала.

– Если ты подвезешь меня к моему дому, этого будет достаточно.

– Куда тебе?

– Дальше по долине.

– О, да ты фермер.

– Я? Нет. Им был мой отец. Я, скорее, странник, как ты уже догадалась.

– Странник? – я посмотрела в его сторону, но темнота не позволила мне что-то увидеть. – в эти дни есть ли хорошие перспективы в этой карьере?

Я прикусила язык, не понимая, почему я сказала это. Это было осуждением. Его жизненная позиция была его личным делом. Просто из-за него, я чувствовала себя не в своей тарелке.

–Слушай, если ты не хочешь подвозить меня, я пройдусь и пешком. – он вздохнул. – У меня было все отлично, пока ты чуть не убила меня.

– Я почти не убила тебя.

Он посмотрел на меня, но я отвернулась, прежде чем наши глаза могли встретиться. Я почувствовала, как от его взгляда, к моим щекам приливает тепло, но я не хотела, чтобы он так смотрел на меня, чтобы он пробился через мою оборону и осознал, кто я на самом деле. Я не хотела, чтобы он увидел правду.

– Кто-нибудь говорил тебе, что ты напряжена? – спросил он.

– Если я захочу узнать твое мнение о себе, я спрошу.

– Все, что я хотел сказать, что мои слова действуют тебе на нервы.

– Да, это верно.

– Интересно, почему это? Ты даже не знаешь меня.

– Верно, но ты напоминаешь мне кого-то.

– Кого? – спросил он, внезапно резким голосом.

Я не ответила.

Казалось, его зацепили мои слова. Я знала его тип. Единственное, что его интересовало – мое влагалище.

Я не знала, нашла бы я объяснения тому, почему между нами было столько напряжения. Но я была уверена, что это не нормально. Правда, этот парень нажимал на все мои кнопки. И это было не только от его слов. Это не его вина, дело было во мне. И это приводило меня в ужас.

То, кем я позволяла себе быть и то, кем я уже стала - пугало меня до жути. Я была в ужасе, возбудившись, и став влажной. Мое смирение проходящей мимо жизни, и возможности состариться в одиночестве, даже не принимая во внимание возможности снова влюбиться – приводило меня в ужас.

И больше всего я боялась, что этот парень, странник, увидит меня насквозь. Что он увидит меня такой, какая я есть – девушкой, которая хочет быть женщиной, ребенком, прикидывающимся матерью, брошенной девушкой, всю свою жизнь ожидающей любовника, который никогда не вернется.

Я чувствовала себя потерянной и брошенной, даже спустя двенадцать лет.

Я бы никогда не смогла пережить это снова.

Я хотела иметь то, что потеряла. Я хотела, обещанного Джексоном, риска. Все время с ним я бы только веселилась, отрывалась, и всю ночь напролет занималась любовью и жестко трахалась с его большим членом.

Джексон.

Точно. Как же я сразу это не поняла? Этот парень, по какой-то совершенно неизвестной причине, напоминал мне Джексона. Просто бред какой-то. Этот парень был не таким, как Джексон. У него другой голос. Но именно поэтому, это нажало на все мои кнопки. Он забрался под мою кожу, и имел на меня такое же воздействия, как и Джексон.

Я остановилась, и это было единственным, что помогло сдержать мои слезы. Это было так неловко. Только от одних мыслей о Джексоне, я начинала плакать. Я почти почувствовала предательство. Я принадлежала Джексону. Я пообещала себе, что на десятую годовщину нашей встречи, я нарушу данное мною обещание, но почему-то к моему сердцу это решение не дошло. Я пообещала себя Джексону Джонсу. Он был именно тем, кого я хотела.

Этот парень не имел права садиться в мою машину и возбуждать чувства, которые были у меня только из-за Джексона.

Я даже еще не видела его лица, и честно говоря, никогда и не хотела. Я просто хотела, чтобы он вышел и оставил меня в одиночестве. Боже, неужели я никогда не смогу забыть Джексона? Я была проклята. Все это время он был прав. При первой же нашей встрече, он сказал, что я еще пожалею об этом. Как такое возможно, что Джексон одновременно стал самым лучшим, и самым худшим, когда-либо случавшимся мной?

– Что случилось? – спросил мужчина. – Поверь, я не хотел расстраивать тебя.

– Убирайся, – я указала на дверь.

– Это моя вина, – ответил он.

– Просто выйди из моей машины.

– Посмотри на меня, – попросил он.

Но по некоторым причинам я не могла. Было темно, я следила за дорогой, и до сих пор хорошо не рассмотрела его. Но что-то внутри меня отказалось от этой идеи.

– Проваливай, – повторила я, не отрывая глаз от руля.

Этот мужчина уродовал все то, ради чего я жила. Чувства, которые он вывел на поверхность, были предательством памяти Джексона. Только один человек имел право нажимать на мои кнопки, и это был точно не он.

Но он все еще сидел там, рядом со мной.

– Убирайся, – я повторил еще раз, решительно отказываясь смотреть на него.

– Все хорошо, – сказал он. – Я понимаю.

Он вынул что-то из кармана, и на секунду я испугалась, что это будет оружие. Но нет. Это была безделушка. Глупая побрякушка. Какая-то подвеска.

Он повесил это на зеркало заднего вида, что заставило ее заболтаться.

Что это было? Сувенир?

– Я понимаю, Вера, – сказал он, а затем, как призрак, который появился в глухую ночь, исчез.

Я смотрела, как он уходит в темноту, освещаемый фарами моей машины.

Откуда он знает мое имя? Я ему этого не говорила.

Он уходил все дальше и дальше.

С зеркала заднего вида я схватила кулон, похожий на дешевую, серебряную цепочку.

Он выглядел чем-то дорогим, кулон в форме сердца, но через мгновение меня прошибло током. Как я могла быть такой слепой? Как я могла отказываться видеть, что было прямо передо мной?

Это был мой кулон, моя цепочка.

Тот самый, который Джексон вырвал из моей шеи в самый первый раз, когда мы встретились.

Меня начала бить дрожь и, выйдя из машины, я побежала.

Глава 25

Джексон

Какого черта со мной происходит?

Что, мать вашу, со мной не так?

Чего я испугался?

Почему я ничего не сказал? Почему не сказал, кто я?

Но теперь она знает. Она увидела цепочку с кулоном и все вспомнила. Словно я нажал на кнопку.

Грязный странник, которого она просто выгнала из своего автомобиля, был Джексоном Джонсом, мужчиной, который подарил ей сына.

Но что она подумала? Что почувствовала?

Одно было ясно. Я был до сих пор в нее влюблен. Это не изменилось.

Между нами было некое электричество, которое с годами только возрастало. Мое тело тосковало по ней. Я был не в состоянии забыть то, что мое сердце и душа выбрали давным-давно. Что я был по уши влюблен в Фейт Степхард.

Она не узнала меня, или, по крайней мере, мне это так казалось. Двенадцать лет. За это время я стал другим человеком. Я уже не тот, кем был, когда уходил от нее. Я не тот мужчина, которого она полюбила.

Она не видела моего лица, но я видел ее, которое было столь же красивым, каким я его и запомнил.

Она всколыхнула что-то внутри меня, ту часть, которая, как я боялся, уже умерла. Я прошел через столько ужасных вещей. Я совершал жуткие поступки. Это изменило меня. Я боялся, что увидев ее, я не почувствую то, что я надеялся чувствовать. Я боялся, что мое сердце уже не помнит, как любить. Но этого не произошло.

Мое сердце застучало, словно конь на скачке. Оно загорелось страстью, которая могла меня полностью уничтожить. С моим сердцем все было в порядке. Оно не потеряло ни одного грамма своей силы. Если на то пошло, моя любовь к ней даже возросла. Все эти годы она была мне предана.

Но я не раскрыл себя. Не мог. Что-то меня останавливало. За последние двенадцать лет единственное, что поддерживало меня, это мысль о возвращении к Фейт. Теперь, когда я вернулся, это приводило меня в ужас.

Что, если она изменилась. Конечно, она все еще оставалась сексуальной. Чертовски сексуальной. Но уже не была той отчаявшейся девушкой в придорожном мотеле, готовой сделать за помощь все что угодно. Сейчас она была настоящей женщиной, зрелой, респектабельной. Она водила «Мерседес». Что, если она уже не хотела меня? Я был уверен, что у нее не было мужчины. Ничто не могло бы убедить меня в обратном. Я бы почувствовал это, как птицы чувствуют начало грозы.

Но это не означало, что она была готова жить со мной. Теперь она мать. Даже если это был мой сын, у нее возникнут сомнения – приводить ли в дом убийцу. Что если она захочет другую жизнь, нежели ту, которую я мог предложить? Что, если она захочет тех вещей, которые я не мог ей дать? Почему бы ей не желать добропорядочного, ответственного мужчину? Кого-то, кто бы во время оплачивал счета, ездил на универсале, носил рубашку и галстук.

Разве это не та жизнь, которую в наши дни хотят все женщины? Мужчин, которые знают разницу между налоговой шкалой и списанием? Которые водят гибридные автомобили? Кто отвозил бы мусор на утилизацию?

Вы не подумайте, в этих вещах нет ничего плохого. Но они не для меня. Я не имею никакого отношения к этому дерьму.

Я был преступником, первоклассным мудаком. На моих руках было больше крови, чем у серийного убийцы. Я не мог об этом солгать, особенно Фейт. Даже если бы я попробовал, она бы увидела меня насквозь. Она знала, кем я был. Мужчиной, которым я всегда хотел быть.

Когда она впервые увидела мои шрамы, это повергло ее в шок. Я никогда не объяснял ей, как их получил, но они пугали ее. Хотя я мог рассказать. Но что она подумает теперь? У меня были шрамы от пуль, ножа, осколочные шрамы от аварии на мотоцикле. У меня даже были шрамы от нападения собак Волка Стейтена, которых он держал у своей виллы.

Я был изодран и растерзан. Что если Фейт хотела человека, который был целым и чистым? Разве она не заслуживает этого?

Я был испорченным, а дерево, которое растет криво, не сможет расти прямо. Вот что всегда говорил мне мой отец.

Что хорошего я сделал? Какое счастье я принесу ей и своему сыну?

Я перебил Лос-Лобосцев. Вот что я сделал. Может быть, ее это уже не волновало.