— Она так не считала. Женщины чувствуют это кожей. Как правило, мужчины легче переносят возраст. Тем более что у них имеется одно печальное преимущество — они умирают раньше, нежели женщины, организм которых более устойчив. Поэтому логично, что женщины инстинктивно ищут средство сохранить если не красоту, то хотя бы то, что от нее остается. Кокетство некоторых старых дам кажется нам милым, однако в действительности это трагедия женщин, не желающих стареть. Они продолжают одеваться по моде их блистательной молодости, что иногда делает их просто смешными. Утешает лишь мысль, что, пройдя определенный порог, женщина перестает стареть… Однако есть критический период, когда она понимает, что ее ждет: в это время женщина особенно несчастна. Мадам Килинг вступила в этот период. И она решила бороться.

— Как вы думаете, чего она хотела? Оставаться, как и раньше, привлекательной?

— Не совсем так. Когда я объяснил мадам Килинг основное содержание лечения, она прежде всего спросила: «На сколько лет это может меня омолодить?»

— Что вы ответили?

— Что речь не идет о метаморфозах в стиле доктора Фауста и что, не будучи ни Мефистофелем, ни волшебником, я могу гарантировать только одно — поддерживать ее нынешнее состояние и полностью устранить вероятность дальнейшего старения. Я пояснил ей также, что в случае полной удачи курса лечения есть один шанс из тысячи, что она приобретет более молодой облик. Я никогда не стремился совершить чудо, и, возможно, по этой причине мне удалось — после долгих лет — добиться более глубоких результатов. Могу заявить перед любым ученым советом врачей или биологов, что мною разработан рациональный и верный способ лечения, позволяющий поддерживать физическую молодость тех, кто этого желает.

— Но ведь этого желают все, доктор.

— Я так не думаю… Во всяком случае, у меня такого стремления нет. В ваших глазах можно прочитать: «Почему этот экспериментатор не попытается сам оставаться молодым? Ведь своя рубашка ближе к телу…» Отвечу сразу же, что меня это не волнует. Мое единственное желание — не исчезнуть до завершения своей миссии. А потом, посвящая каждую минуту жизни этой трудной проблеме, как я могу выкроить время на себя? И наконец, я никогда не питал иллюзий по поводу своей внешности. Убежден: в этом мире много таких, как я. Все мы стремимся лишь исполнить свой долг, смирясь с естественной эволюцией физических возможностей.

— Мне казалось, что у мадам Килинг прекрасное здоровье.

— Нет, доктор. Она никогда не считала нужным мне об этом говорить. Я же не задавал этого вопроса.

— Вы бы могли поинтересоваться у вашей жены.

— У нас были более интересные темы для бесед.

— Не сомневаюсь. Могу ли я узнать, сколько лет было мадам Дюкесн в момент…

— Несчастного случая? Столько же, сколько и в день нашего бракосочетания. Ведь наше счастье продолжалось всего пять недель. Ей было двадцать восемь лет.

— Именно так я и думал. Чтобы не выглядеть нескромным, предлагаю вам самим произвести несложные подсчеты, и тогда все станет ясно…

Жофруа вспомнил, что Ида говорила о своем раннем замужестве. А поскольку, когда они встретились, ей можно было дать лет сорок, то получалось, что она вышла замуж за Эдварда Килинга в шестнадцать — семнадцать лет… Тогда Жофруа не придал никакого значения этим деталям: он был слишком влюблен. Четыре года спустя, когда Эдит сказала ему в баре «Расинг»: «Я не люблю скрывать: надеюсь отметить двадцать восьмую годовщину во Франции», он удивился не возрасту девушки, но тому, что Ида могла от него скрывать существование дочери, которой было далеко за двадцать. Должно быть, доктор прав: Ида вступила в «критический возраст».

Жофруа охватило странное ощущение. Перед глазами всплыла цифра ПЯТЬДЕСЯТ. Ида наверняка достигла этого возраста в момент их разрыва, именно осознание приближающейся катастрофы заставило ее обратиться к услугам врача-иностранца, говорившего во время светского ужина о возможности сохранить молодость.

У него сам по себе возник вопрос:

— Доктор, значит, в вашем лечении самое главное возраст?

— Главное? Да. Подумайте: только осознание своего возраста может натолкнуть пациента на мысль обратиться ко мне. Трудно представить, чтобы такой молодой человек, как вы, в полном расцвете сил, обратился ко мне с просьбой сохранить физическую форму, в которой находится. Вы не испытываете потребности в этом, зная, что впереди еще большая полноценная жизнь… Однако лет через двадцать даже для вас все окажется по-другому. Моя клиентура, если так можно выразиться, всегда будет состоять из мужчин и женщин, не считающих себя еще безнадежно старыми, но и уже недостаточно молодых, чтобы ввести в заблуждение окружающих.

— Вы только что сказали, что ваша клиентура «будет состоять». Значит, у вас ее пока еще нет?

— Да, действительно. Но она очень быстро появится, будьте в этом уверены. Как только люди узнают о моей возможности дать им то, что они мучительно ищут, они придут ко мне. Раньше не могло быть и речи о широком применении лечения — у меня не было подтверждения его результативности.

— И вы получили наконец это подтверждение?

— Да.

— У вас имеется лаборатория, доктор?

— Если позволите, я вам ее покажу. Это даже необходимо сделать, чтобы лучше понять теперешнее психическое состояние мадам Килинг.

— Не вижу связи.

— Помните, я говорил, что, услышав некоторые мои высказывания на ужине у Орницких, мадам Ида три месяца спустя пришла ко мне на прием. В тот день по ее просьбе я показал лабораторию. После этого мне было легче объяснить суть лечения. Между прочим, она мне показалась достаточно вдумчивой и даже педантичной. Только после визита она обратилась с просьбой применить лечение на ней. Я предостерег ее о возможных негативных последствиях для других органических сфер…

— Каких именно последствиях?

— Вы лучше поймете это после посещения лаборатории. Во всем нужна система, месье. Должен сказать, что мадам Килинг согласилась с возможностью негативных последствий без колебаний.

— Это неудивительно. Она бы на все согласилась, лишь бы по-прежнему оставаться привлекательной. Получив согласие, вы тут же приступили к лечению?

— Через несколько дней.

— Таким образом, начались 29 сеансов, длившихся около пятнадцати месяцев?

— Именно так.

— И каков же был результат?

— Поразительный!

— Значит, мадам Килинг теперь может в течение некоторого времени не опасаться старости?

— Не «в течение некоторого времени», а в период, пока будет продолжаться лечение. Оно должно быть систематическим и беспрерывным.

— А если оно будет прервано?

Доктор Зарник, помолчав, задумчиво ответил:

— Именно в этом, полагаю, заключается весь драматизм нынешнего психологического состояния мадам Килинг. Я был вынужден решительно прервать курс лечения на двадцать девятом сеансе, 23-го июня.

— Почему же?

— Давайте прежде осмотрим лабораторию.

— Поскольку вы утверждаете, что лечение шло успешно до 23-го июня, как выглядела мадам Ида?

— Уже после первых шести сеансов она была такой, как на показанной вами фотографии.

— Но на фотографии ее дочь Эдит!

— Тем не менее утверждаю, что это фото моей пациентки.

— Вы смеетесь надо мной, доктор? Я же сам фотографировал жену месяц назад в Белладжио.

— Мы еще вернемся к этому вопросу, месье. Следуйте за мной, пожалуйста. Лаборатория за домом в глубине сада.

То, что он называл с некоторым пафосом «лабораторией», представляло собой дощатый барак, похожий на легкие сооружения, какие обычно возводят за несколько часов для приема беженцев.

Оказавшись внутри, Жофруа начал задыхаться от царившей там жары.

— Некоторые из моих маленьких пациентов очень чувствительны, — произнес доктор, смеясь. — А поскольку я хочу, чтобы они умерли своей смертью, прожив долгую жизнь, то должен предпринимать массу предосторожностей…

В больших клетках, стоявших вдоль задней стены барака, бегали кролики, морские свинки, белые мыши и крысы. Глядя на них с какой-то трогательной нежностью, Зарник пояснял:

— Благодаря им, мне удалось получить положительные результаты.

Пока доктор подробно рассказывал о своем методе, Жофруа тупо рассматривал клетки с животными.

— И сколько времени вам бы потребовалось на весь курс? — наконец спросил он.

— Его нельзя было прекращать.

— Тогда почему вы его приостановили 23-го июня?

— Я уже говорил о состоянии сердца мадам Килинг. В тот день передо мной возникла дилемма: сделать двадцать девятую инъекцию, рискуя жизнью пациентки, или же прекратить лечение, причем удивительные результаты омоложения исчезли бы.

— Доктор, вы же провели предварительное обследование мадам Килинг, перед тем как приступить к лечению? Предполагаю, что вы применили ваш метод, только убедившись в отсутствии противопоказаний?

— Само собой разумеется, месье. Однако в период между предпоследним и последним визитами в сердечно-сосудистой системе мадам Килинг произошли необратимые изменения. До настоящего времени мне непонятна их причина…

Когда они шли назад, Жофруа сказал:

— Мне кажется, я достаточно понял ваши пояснения. Один вопрос. Инъекции, вводимые мадам Килинг, состояли из смеси клеток животных?

— Нет, я использую человеческие гормоны. Я беру их у тщательно отобранных доноров, находящихся в прекрасной физической форме. Как правило, я сам длительное время слежу за состоянием их здоровья. Конечно, это достаточно дорого, но у меня не создалось ощущения, что мадам Килинг смущала материальная сторона.

— Вы правы: если и есть на свете женщина, которой под силу выдерживать подобные расходы, то это именно она.

— Я никогда не стремился сделать ее тридцатилетней. Просто пообещал поддерживать ее нынешний, более чем завидный уровень жизненных сил и внешность. Ведь она была еще красива, привлекательна… Но результаты лечения превзошли все мои ожидания: начался процесс омоложения.

— Это действительно невероятно…

— Всего-навсего одно из случайных и чудесных откровений науки в момент, когда его уже и не ждешь. Так вот, внешне мадам Килинг стала выглядеть тридцатилетней уже после шести месяцев лечения.

— Иными словами, она помолодела как минимум на пятнадцать лет?

— Скажем, на двенадцать… Когда мадам обратилась ко мне, она выглядела моложе своего возраста.

— Неужели вы приступили к такому, скажем, опасному эксперименту, не заручившись письменным согласием мадам Килинг?

— Разумеется, нет. Мы составили обстоятельную бумагу. Правда, мадам выдвинула одно условие: никому и ни при каких обстоятельствах не показывать этого документа. Она очень боялась, что история ее омоложения может попасть в прессу. Но полагаю, что необъяснимое молчание мадам Килинг после смерти единственной дочери просто обязывает меня ознакомить вас с этим документом. Тем более что вы являетесь ее близким родственником. При этом позволю себе выдвинуть одно условие: поклянитесь честью, что, прочитав это заявление, вы никогда и нигде не будете на него ссылаться и, более того, забудете о его существовании. Пообещайте также не признаваться мадам Килинг, если отыщете ее, что вы в курсе нашего соглашения. В противном случае последствия могут оказаться трагическими. Как я понимаю, и вы этого не можете не знать, она способна не только затаить на меня глубокую обиду, но и пойти на всякого рода действия, чтобы завладеть этим неопровержимым доказательством секрета ее молодости…

— Но если мадам Килинг не возобновит лечения, она начнет стареть?

— Несомненно… Опасаюсь, как бы этот процесс не оказался более прогрессирующим, нежели естественное старение.

Подойдя к сейфу, доктор набрал шифр, открыл бронированную дверцу, взял два конверта и подал Жофруа.

— Прочитайте сначала заявление мадам Килинг от 13-го марта прошлого года, в котором она говорит о добровольном желании испытать на себе новый метод омоложения.

Держа дрожащей рукой исписанный лист бумаги, Жофруа прочел:

«Я, нижеподписавшаяся Ида Килинг, проживающая по адресу: Париж, авеню Монтень, 63, настоящим заявляю, что сознательно и добровольно обратилась к доктору Зарнику с просьбой испытать на себе полный курс лечения, разработанный вышеназванным доктором с целью омоложения живых существ.

Заявляю также, что доктор Зарник неоднократно предупреждал меня о возможных негативных последствиях этого курса лечения, учитывая, что данный препарат впервые применяется на человеке. С момента данного заявления я принимаю на себя полную ответственность за возможные последствия лечения.

Составлено в Париже 13 марта в 15 часов дня при полном осознании своей интеллектуальной и физической дееспособности.