В жизни Евгении случилось так, что счастье было, да сплыло. И вдруг оказалось, что любви никакой не было. Даже, пардон, сплывать совершенно нечему. Не было любви ни в виде плесени, ни в виде весенней травы. Потому что потерять Эдика было больно, жаль, но не страшно. Как кошелек. Обидно – да. Но не так, чтобы до смерти. Не хотелось ей умирать без него. А жить хотелось. И жить хорошо, даже отлично, назло ему. А у него пусть все будет плохо. Вероятно, это такая своеобразная месть, исключительно женская, благодаря которой появлялись дивные поговорки типа «Пусть у моего мужа будет жена без глаза». Эта месть сжирала Женю изнутри, как гусеница-вредитель. А вдруг у него там все хорошо, а у нее тут никак? Несправедливо. Когда Женя впервые озвучила слово «несправедливо», она вдруг зацепилась за него и даже словно попробовала на вкус. Ведь правда – несправедливо. Нечестно. А организм, воспитанный на сказках, где добро побеждает зло, требовал именно справедливости.

Женя стала рассуждать дальше. Предположим, у нее никого нет. Она одна, зато с хорошей зарплатой, работой, с друзьями и в своей большой и пустой квартире. Стоп. Не пустой! Просто большой квартире. А Эдик, например, спился. Он тоже один, но без квартиры, работы и детей. Справедливо? Да. Ей от этого будет хорошо? Женя долго анализировала ощущения и вынуждена была признаться себе, что чувство удовлетворения будет лишь мимолетным. Если Эдику будет плохо, то ее жизнь от этого лучше не станет. Ну, позлорадствует она, и что дальше? А дальше так и останется при друзьях, работе и пустой квартире. Одна! Без детей, без семьи и прочих проблем, которые так украшают жизнь. Какой можно сделать вывод? Не надо сосредотачиваться на мести и ждать справедливости в виде наказания Эдуарда. Необходимо заняться своей судьбой. И гораздо выгоднее в итоге, чтобы не у Эдика стало хуже, чем у нее, а чтобы у нее было лучше, чем у Эдика. Поднять планку для себя и заполнить жизнь не унынием, а исполнением своей мечты. Хочешь семью? Работай в данном направлении.

Женя покосилась на притихшего Юлика и усмехнувшуюся Муравскую.

– На вашем челе, деточка, работа мысли отпечаталась, как след танка на мокрой глине. Просто страшно смотреть, – промолвила Ассоль. – О чем печалишься, голубка?

– Уже ни о чем, – пожала плечами Женя. – Это был аутотренинг.

– Помогло? – поинтересовался Юлик.

– Пока не знаю. Но надеюсь, что да, – подумав, призналась она.

Запланировать что-то гораздо проще, чем выполнить. Но Женя верила, что все получится. В конце концов, обида и месть разрушают. Лучше созидать. Не на легкомысленном пляже, конечно, и не на дискотеке, но ведь есть и другие способы. Вот вернется она загорелая, переосмыслившая свою жизнь, и все обязательно наладится. Мысль материальна. Надо верить в хорошее, а не ждать от судьбы гадостей.

Дискотека сразу хлопнула вновь прибывших по ушам дикой какофонией звуков и непередаваемым грохотом.

Муравская что-то говорила, радостно тыча пальцем в сторону подергивавшейся толпы, но смысл даже не угадывался. Женя зачарованно смотрела, как подруга беззвучно открывает рот, и медленно пьянела от шума. Ну, ладно, если быть честной, не совсем от шума, а от коктейля, которым ее угостил Юлик. Женя выхлебала коктейль залпом под недоуменным взглядом условного кавалера. Он ей даже что-то такое сказал, предостерегающе ткнув пальчиком в стакан, но Евгения лишь ободряюще похлопала «эге-гея» по плечу и потянула танцевать. Танцевать Юлик не умел. Так пляшут солидные слесаря и токаря на танцах в заводских клубах. Он медленно загребал воздух руками и топтался, как медведь на муравейнике. Но обдумать столь странный факт Женя не успела. Откуда-то к ним пританцевала Катерина с выводком подвыпивших туристов славянской внешности. Распаренные полнорукие дамы в майках с люрексом, красномордые, добродушные мужики в гавайских шортах и рубахах, нагловатые парни, вытравленные перекисью блондинки – в общем, пассажиры поезда Жмеринка – Бобруйск, проездом в Ниццу. Чуть позже в кругу соотечественников материализовался Петр, исполнявший помесь «Яблочка» с хип-хопом. Получалось у него хорошо. Он ненавязчиво прибился к Катерине и сунул ей в карман что-то, по-хозяйски похлопав по содержимому и кармана, и штанов.

«Ни фига себе, кавалер, – изумилась Женя. – Какое, однако, свинское непостоянство! Хотя что я хотела-то? Сама его шуганула».

Но переметнувшегося к Катерине Петю отчего-то стало жаль, как дизайнерское платье не по размеру. Вроде и самой не подходит, но и отдавать рука не поднимается.

Кавалера Женя так и не нашла и, чувствуя себя уязвленной, решила вернуться в номер одна. Не с Юликом же возвращаться, в самом деле! Тем более что она заметила Тетёхина, метнувшегося к выходу.

«Интересно-интересно! – обрадовалась разгоряченная алкоголем Евгения и по этой же причине резко переставшая бояться. – Надо проследить!»

Тетёхин вел себя, как лис у курятника. Он приседал, крался и, казалось, даже уши прижимал и водил носом. Когда Женя вышла на финишную прямую, стало ясно, за кем следит Петя. За Катериной!

«Он же ей записку сунул. Или не записку? А почему не подходит? Может, это он ее должен был утопить, а не меня? Ой, как захватывающе!»

И Женя, возбужденно подхихикивая, ринулась следом. То ли подглядеть, как у нормальных людей проходит свидание, то ли спасти Кэт от маньяка. Но Тетёхин повел себя странно. Не доходя до корпуса, он резко свернул и исчез в кустах.

– Ёлки-палки, – прошептала озадаченная Женя и принялась искать обходной путь. Вдруг этот ненормальный выскочит и нападет теперь уже на нее?

Зайдя в корпус с противоположной стороны, она увидела, как за Катериной закрылась дверь номера. Никакого Тетёхина в пределах видимости не было.

«Что это за комбинация?» – удивилась Женя, пугливо оглядываясь и пятясь к лестнице. Поворачиваться спиной к темным, шевелящимся зарослям она опасалась.

Выждав еще некоторое время и оглохнув от бившегося в ушах пульса, Женя метнулась на второй этаж. Коридор был пугающе пуст. Лишь где-то поскрипывала дверь. Сердце билось, как носорог в клетке. То ли это был адреналин, то ли алкоголь, но ноги подкашивались, и казалось, что добежать до своего номера не хватит сил.

Женское любопытство – не просто движущая сила, а термоядерный реактор. Едва углядев, что дверь номера «эге-геев» приоткрыта, Женя мгновенно перестала бояться и двинулась вперед, распираемая догадками и предположениями. Даже если они просто забыли закрыть, уходя, будет нелишним посмотреть, как там внутри. Все же Алик подозрительный тип. Да и Юлик доверия не внушает. Может, они вообще не те, за кого себя выдают. Вот если у них одна кровать…

Когда женщине что-то втемяшивается в голову, это хуже чесотки. Пока не проверит, не успокоится.

На цыпочках, сдерживая дыхание, а потому дыша, как насосная станция, Евгения добралась до двери и тихонько пнула ее. Дверь заскрипела, словно прикрывала не обычный номер приличного отеля, а замшелые хоромы бабы-яги. Внутри у Евгении что-то тяжело бухнулось вниз и повисло, напряженно качаясь под пупком. Так страшно ей давно не было. Но любопытство гнало вперед, поэтому Женя осторожно втянулась внутрь. На всякий случай распахнув дверь пошире. В номере был страшный беспорядок: все перевернуто, вещи болтались везде, посреди комнаты валялись три мужских ботинка. На кровати, нелепо вывернув шею, лежал Алик. В том, что он безнадежно мертв, Евгения не усомнилась ни на секунду. Живые мужчины, например, Эдик, во сне храпят. Беззвучно спящих мужчин в природе просто не существует.

– Все-таки убили, – прошептала Женя, сползая по стене с тихим, но нарастающим воем. Она почему-то сразу четко поняла, что убить должны были ее, а по нелепому стечению обстоятельств грохнули несчастного «эге-гея».

Слово «убили» вдруг проступило в мозгу кровавым ужасом, и Женя, осознав, что сидит в одном помещении с трупом, дико заорала. Ноги отнялись от ужаса, и единственное, что ей удалось, нелепо перевалиться на карачки и медленно попятиться к выходу.

– Египетская сила! – выпалил «труп», подпрыгнув на кровати и бросив в незваную гостью легким одеялом.

Одеяло накрыло Женю целиком, и она замерла, как попугайчик, на клетку которого повесили платок. Очутившись в темноте, Женя впала в ступор от непередаваемого ужаса и приготовилась умереть. Когда жизнь опутывает тебя нестерпимым, липким кошмаром, умереть – это даже здорово. Главное, чтобы быстро. Примерно так она размышляла, замерев в неэлегантной позе и отключив мозг.

Раздался топот, и Женя поползла прочь. Ноги остановились, топот сменился диким воплем, а затем отдаленным детским плачем.

Последнее, что запомнила Евгения Лебедева, – сильный удар по голове.

– Чертовы бабы, – приговаривал чей-то смутно знакомый голос, шлепая ей на лицо мокрую, холодную тряпку.

– Поговори еще, паразит! – огрызалась Аська. – Ошибка природы! Что ты с ней сделал?

– Я уже говорил, ничего! Я спал, она приперлась и заорала. Я ее, между прочим, не приглашал!

«Алик», – догадалась Женя. Голова у нее болела ужасно, в правом ухе что-то противно и низко гудело, словно туда забрался шмель. А еще ее подташнивало, и дрожали ноги.

– Короче, я машинально в нее что-то кинул, – оправдывался Алик.

– Кирпич? – с издевкой уточнила Муравская. – Вон, шишак какой. У нее и так крыша едет, что кругом враги. Девка вздрагивает, каждого шороха боится. А тут ты, вредитель! Подтвердил, так сказать, ее больные фантазии.

– А чего она боится-то? – удивился Алик.

– За ней следят.

– Кто?

– Враги! Чего пристал-то? Давай, компрессы делай, убивец!

– Да она сама упала и об пол треснулась! Говорю же, не виноват я.

– Само просто так ничего не падает. Даже Лебедева, – заявила Ассоль. – Тем более в чужом номере. Она у нас девушка правильная, трепетная и обстоятельная. Абы где грохаться в обморок не станет. Раз здесь упала, значит, была причина.

– Нет! – взвыл Алик.

– Была, – подала голос умирающая Евгения. – Он специально не храпел. И двери открыл. Заманил.

– Я не для тебя открывал, – с ненавистью и долей облегчения сообщил Алик.

– А для кого же? – поинтересовалась Муравская.

– Я тебе потом скажу, – прошептала Женя.

– Да я для Юлика открыл! Чего ты там ей скажешь? – заволновался Алик. – У нас один ключ на двоих. Мне бы потом пришлось вставать, открывать. А так хоть бы выспался. Если бы не эта сирена любопытная, конечно.

Женя оскорбленно натянула на себя простыню и повернулась к Алику тылом.

– Обиделась, – усмехнулась Муравская. – Ну, тогда и я тут прилягу. Чтобы чего не вышло. – И она демонстративно улеглась рядом, прикрывшись свободным краем простынки.

– Олег, вставай! Бегом! – раздался от входа тревожный баритон. – Мы их упустили! Ой, не понял!

Юлик ошарашенно застыл у кровати, где лежали две таращившиеся на него девицы, замотанные в простыню.

– Это что за фигня? – по-бабьи взвизгнул он, тыча пальцем в сторону кровати.

– Так, Лебедева, нас застукали в супружеской постели. Еще и фигней назвали. Надо сматываться, – попыталась хорохориться Ася. Но получилось у нее плохо, поскольку Юлик, судя по бордовой физиономии, рассвирепел.

– Что они здесь делают? – крикнул он.

– Я тебе сейчас все объясню, – заторопился Алик, оттесняя друга от ложа и показывая притихшим девушкам кулак. – Это не то, что ты подумал.

– Ну, надо же! – выпалила Муравская. – Действительно, иногда эта фраза оказывается правдой! Анекдот!

Алик молча брыкнул ногой в сторону двери, недвусмысленно указывая направление.

– И вам хорошего вечера, – прочирикала Ася, волоча за собой плохо соображавшую подругу. – Приятно было… пообщаться!

В номере Женя кулем свалилась на кровать, стараясь унять пульсирующую в разрастающейся шишке боль.

– А он, оказывается, Олег, – мечтательно протянула Муравская, застыв у балконной двери и глядя в черную, звездную даль.

– Они, оказывается, кого-то упустили, – напомнила Женя. Несмотря на головокружение, мыслила она четко. И смену в тоне Юлика уловила. – Ты не на то обратила внимание.

– Да, – с сожалением промолвила Ассоль. – А я надеялась, что после инцидента у тебя мозги на место встанут. Кстати, у тебя рог пробивается. Вон какой наливной шишак вырос. Не иначе, Эдик личную жизнь без тебя там устраивает. А вот ты без него – нет. Дурью маешься. Вернешься – даже уесть его будет нечем.

– Это лучше, чем иметь виды на голубого, который к тому же приехал с бойфрендом, – возразила Женя.

– Ты злая.

– Я бдительная.

– Заметно. Буденовку завтра на пляж надень и шашку возьми. А то народ тебя мало боится, бдительная ты моя, – обиженно пробормотала Ася, направляясь в ванную комнату.

Зашумел душ, нервно забрякали баночки. Жене стало стыдно. Обидела хорошего человека.

Она вышла на балкон, пытаясь унять вскипавшие на глазах слезы. Она жалела непутевую Аську, себя, испорченный отпуск и бесперспективное будущее. Жизнь проходила мимо. Даже не проходила, а пролетала. И надо как-то ухватить ее за скользкий хвост. Да не получается. Как говорили умные люди: кто хочет – ищет возможность, кто не хочет – ищет причины.