– Да это стечение обстоятельств! – вспылила Женя.

– Отчего-то все обстоятельства постоянно стекались именно к вам, – съехидничал Юлик.

– Мне продолжать или вы уже удовлетворены? – нахмурился Алик.

– Мы хотим знать все, – заявил Александр. Он все еще надеялся обнаружить связь между этой историей с контрабандистами и своей женой. Почти бывшей женой, потому что Саша столько натерпелся за последнюю неделю, что от одного воспоминания о Катерине начинали ныть зубы. А ведь мама говорила – не женись!

– Тогда не перебивайте…

Группа туристов оказалась очень беспокойной. Как правильно заметила Ася, все спали со всеми. Ну, или почти все. Или пытались.

Вторым на подозрении после Жени был Петя, старательно изображавший суперагента. Девушки на Петра не клевали, зато интерполовцы клюнули. Алик, прикрываясь своей легендой, следовал за ним по пятам, чем очень пугал Петра. Его и так-то девушки не жаловали, а тут еще пристальное внимание сомнительного джентльмена.

Но дело было не только в Пете. Тимофей Гризадзе с упорством голодного койота кружил по окрестностям и мыкался по кустам, кого-то выслеживая. За что, кстати, и схлопотал от мадемуазель Лебедевой. Супруга Тимофея среди ночи тоже куда-то бегала, умело сбрасывая «хвост». Более того, Сергея Лодкина так же застукали, и не без помощи Жени.

В результате оказалось, что Лодкин встречался с Ниной, а Тимофей безуспешно пытался поймать их с поличным. Потому и выслеживал жену, пугая прочих отдыхающих дам и напрягая полицейских.

Фельчуки ругались друг с другом безо всякого на то основания, тем не менее суеты у них было не меньше, а следить за ними было сложнее. Олеся, в очередной раз обидевшись и хлопнув дверью, бесцельно моталась по территории отеля, чрезвычайно утомляя приставленного к ней Юлика. И тут еще Тетёхин со своими «тайными» переговорами!

Петра в результате слегка помяли, но отпустили, поскольку поступил сигнал от коллег, что посредник вычислен. Операция вошла в стадию завершения, и именно кульминационный момент удалось застать Белогорскому и его спутнице.

– Какие у вас тут страсти творились, – восхищенно и мечтательно вздохнула Женя. – А я как чувствовала. У меня интуиция.

– Шило у вас, извините, в одном месте, – бестактно заявил Юлик. – Вы зачем у бабки пакет с книгой брали в аэропорту? Она же вас подставить хотела. Если бы обыск прямо там устроили – все, финита, барышня. Сели бы за милую душу вместо этой мадам.

– Да у нее там документы были, – пролепетала Женя, похолодев от ужаса. Вот и доверяй незнакомцам!

– Да? Неужели? Это она сама так сказала? – засмеялся Алик.

– Очень смешно, – нахмурилась она. – Я привыкла верить людям.

– Отвыкайте, – серьезно посоветовал Юлик. – Сначала надо проверить, а потом уже доверять. Ну, это если по-умному.

– Я не понял, – не выдержал Саша. – А с Катериной что?

– Это такая гламурная? – уточнил Алик. – Да ничего. На удивление спокойная барышня. Жила одна, никуда не ходила, никого не впускала, Приличная девушка оказалась. Или просто тут не было олигарха, подходящего ей по статусу. Отель-то недорогой.

– Да уж, приличней некуда, – пробормотал Белогорский с разочарованием. Наверное, если бы Катя была еще и замешана в деле о контрабанде, распрощаться с ней было бы легче.

– Мы удовлетворили ваше любопытство? – насмешливо поинтересовался Юлик у Жени.

– Почти, – произнесла она. Наверняка позднее у нее возникнет множество вопросов, но сейчас было как-то не по себе, хотя все и закончилось вполне благополучно.

– А где, кстати, ваша подруга? – неожиданно спросил Алик. И, кажется, даже покраснел.

– Ой, мамочки! – охнула Женя, выудив из кармана так и не донесенную до Муравской мочалку и ключ от номера. – Она меня прибьет! Я до пляжа так и не дошла! А Аська вся в песке и без ключа. Во ужас-то!

– Хотите, я отнесу? – предложил Алик.

– Вы? Ну… Хочу!

– Ишь ты, – усмехнулся Юлик. – Все по парам, один я – как перст. Пойти, что ли, Пете глазки построить? Ба! Да у нас же есть одинокая Катюша!

– Она не одинокая, – сухо проинформировал Белогорский. – Это моя жена.

– Да, – подтвердила Женя и сделала робкий шажок в сторону, увеличив расстояние между собой и Сашей. Словно это могло что-либо изменить.

– Ну, вы даете! – присвистнул Юлик.

– Вы тоже даете, – пискнула Женя. – Можно сказать, что все приложили максимум усилий, чтобы сделать этот отпуск незабываемым.

Катя сидела на террасе и полировала ногти. Будь неладен этот отель. Будь неладен Тунис! И Валентин! Сослать ее в эту дыру и даже не брать телефон! Какое феноменальное хамство!

Все мужчины – наглые животные, у них нет никаких эмоциональных атавизмов вроде романтики, сентиментальности и элементарной порядочности. Использовал даму по назначению – и все, сиди, тетка, тихо, снова жди своей очереди. Зато им жить легче и проще. А как же: нет совести – и болеть нечему!

С тяжелым, горестным вздохом Катя устремила взгляд вдаль и вздрогнула: по газону прямо к ней шагал муж. Муж, который сейчас должен был в судорогах мотаться по городу, пытаясь сделать выбор между женой и какой-то посторонней бабкой. Муж, который имел наглость задумываться о том, как быть в предложенной ему ситуации! И, в конце концов, просто муж! Откуда он тут взялся? Галлюцинация?

Катерина нервно потерла глаза, едва не выколов правый пилкой. Возмутительная галлюцинация не только не исчезла, но и нахально вторглась в реальность.

Саша с демонстративным спокойствием пододвинул второй стул поудобнее, чтобы лучше видеть супругу, менявшую цвет лица словно хамелеон, упавший на светомузыку, и уселся напротив:

– Привет!

– Как ты сюда попал? – немедленно пошла в атаку Катерина. Кто не знает, что лучшая защита, это нападение, тот неандерталец. Данный прием знаком любой современной женщине. Да и любому мужчине, к сожалению. – Что это все значит? Нет, какая наглость!

У нее закончились аргументы, и сформулировать, в чем именно заключалась наглость, не получались. Да, она собиралась после возвращения развестись. Да, этот тюфяк не шел ни в какое сравнение с Валентином. Но все задумывалось несколько иначе. Если Саша соглашается на аферу, то Катя начинает презирать его за обман старой женщины. Фу, какая низость, поверить в глупую историю с похищением и обобрать старушку, видеть тебя не могу… и так далее. Если же он не соглашается, тем более – безобразие. Пожертвовать любимой женщиной, подвергнуть ее опасности! И опять же – подлец. При любом раскладе Белогорский должен был остаться в виноватых и при дележе имущества вести себя тихо и покорно, как и положено человеку, обремененному муками совести.

А теперь как поступить? Как объяснить свой отдых на средиземноморском побережье? Сказать, что выиграла путевку в лотерею, как они и задумывали с Валей изначально? То есть отмежеваться от Валентина и снова как-то договариваться с этим нудным Белогорским? Да ну! Или договариваться?

– Ну как? – заботливо поинтересовался супруг. – Придумала версию? У тебя на лбу аж извилины проступили от усиленной умственной деятельности! А ты не напрягайся. Я, вообще-то, в курсе событий. И про тебя, и про Валентина, и про то, что путевку сюда ты сама покупала! Надеюсь, с квартирой Анны Борисовны твой хахаль придумал, а не ты?

– Что ты себе позволяешь? – взвизгнула Катерина. – Что за намеки!

– Смотри-ка, обиделась, – удивленно произнес Александр. – Надо же, какие мы нежные. А ты в курсе, что на вас там дело заведено? И Валю твоего уже взяли.

– Как? – посерела Катерина. В ее стройной модели будущего никакого «взяли» просто быть не могло. – И что теперь? Меня посадят?!

Саше было противно. Как в детстве, когда однажды он увидел крысу в мышеловке. Бабушка понаставила этих ловушек по всему участку. И крыса – отвратительная, с глазами-бусинками, хищным оскалом узкой мордочки и длинным, голым хвостом – попалась. Маленькому Саше тогда захотелось ее выпустить. Не потому, что пожалел, а просто было очень гадко на нее смотреть.

Как и сейчас.

Катя, его милая, красивая, божественная Катя была сейчас той самой гадкой крысой. И почему он не замечал в ней этого раньше?

Правильно говорят: от ненависти до любви один шаг. Иногда даже не шаг, а вздох. Вот только что трепетало в груди всепоглощающее чувство, и глаза заволакивало счастливой пеленой, и голова кружилась в упоении… И на тебе – смотришь, моргаешь и думаешь: чего только не почудится! Любовь – мираж. Но порой с этим миражом можно прожить всю жизнь, поверить в него, и тогда на выжженной пустынной земле зажурчит фонтан, вырастут раскидистые деревья и запоют райские птицы. Жизнь – такая штука… Главное – не моргать, А если моргать, но очень осторожно, чтобы не спугнуть это волшебное чудо по имени «любовь».

Саша и не моргал. А жена, вот ведь глупая, спугнула. И в одно мгновение ничего не осталось. Хотя – нет. Обида чуть-чуть, злость и уязвленное самолюбие. Но это пройдет, как проходит любая боль. Не совсем, но притупится, притрется, сгладится. И будет лишь иногда чуть покалывать сухими шипами воспоминаний.

– Никто тебя не посадит. Нервы помотают, но ты пойдешь как свидетель. Я узнавал.

– Я узнавал! – вдруг с презрением выпалила Катерина. – В этом ты весь! Сухарь, честолюбивый червячок, ничтожество. У тебя выверен каждый шаг, все просчитано и продумано. Ты – безжизненная машинка, у которой никогда ничего не будет. Скучный, пресный, убогий. Да, Валю посадили, зато сколько с ним было драйва! Я хоть чуть-чуть, но жила. Рядом с ним – воздух, ветер, а рядом с тобой – пустота. Унылая пустота!

– Ветер, да, – рассеянно кивнул Белогорский. – У тебя этим ветром, кстати, ожерелье сдуло. Но, наверное, ты права, ощущение настоящей жизни и настоящего полета того стоило. И это даже здорово, что мы сейчас объяснились, расставив точки над «i». Бедная ты, бедная. Сколько же в тебе накопилось!

– Погоди! – охнула Катерина. – Как ожерелье сдуло? Что это за дурацкие шутки?

– Ты Валю домой к нам приводила? Приводила! В сейф за документами по Зевс лазала? Лазала. Ожерельем небось похвасталась?

– Ну и что? Нельзя? Оно мое, между прочим!

– Было твоим, стало чужим. Валю твоего взяли вместе с твоим ожерельем. Так что ты теперь можешь не волноваться – все в сохранности, к делу подшито. И Валя твой в сохранности, лучше, чем кочан, на зиму заквашенный, и наследство. Как говорится, спи спокойно, дорогой товарищ!

– Он меня обокрал? Не верю! Ты лжешь!

– Слушай, Кать, давай ты со своим Валентином сама разберешься? Тебе все равно повестку прислали, к следователю идти придется – там и получишь все разъяснения. А я от тебя только хочу услышать: ты согласна развестись сразу, как только мы вернемся домой?

– Да нужен ты мне! Я вперед тебя в ЗАГС побегу с заявлением!

– Вот и отлично! Договорились. – Белогорский встал и двинулся прочь, нахально топча газон, чего раньше никогда не делал.

– Я смотрю, ты торопишься? – крикнула вслед Катерина. – Есть куда?

– Есть, – не оборачиваясь, произнес он.

За ужином основательно перессорившиеся между собой отдыхающие даже не смотрели друг на друга, надеясь провести остаток отпуска так, чтобы после возвращения в родные пенаты не пришлось начинать новую жизнь.

Гризадзе ворковали над своей Юлечкой, насильно впихивая в нее пюре. Юлечка верещала и плевалась, как опытный снайпер. Тимофей бережно счищал с Нининой кофты ошметки картофеля и нежно бормотал что-то жене в ухо. Та улыбалась и даже не орала на обнаглевшее дитя. Лодкины сидели, держась за руки, как молодожены. Ну, или как люди, предотвращающие возможный побег друг друга. Но скорее – первое. Потому что на столе у них гранатово-алым мерцало в бокалах вино, а временно выпущенный из крепких педагогических объятий Руслан рубился в свое удовольствие в очередную игрушку на телефоне. И никто его, о чудо, не трогал!

Фельчуки, наскоро поев, хохоча и толкаясь, унеслись в свой номер, Тетёхин обхаживал очередную белокожую девицу из вновь прибывших. Та млела, смущалась и счастливо улыбалась. Герман Тихонович сидел в обществе двух милых старушек и вдохновенно рассказывал им про местные достопримечательности.

Ася с Аликом отсутствовали. Жене удалось лишь увидеть перед ужином, как они наматывали круги по территории, оживленно болтая. Судя по тому, что шли они в обнимку, у Муравской назревал очередной роман. А может, не очередной, а последний.

Непроницаемо-черное небо было усеяно миллионами крохотных звезд. Они сказочными бриллиантами дырявили волшебную темноту, маняще поблескивая и изредка срываясь вниз. Женя проследила взглядом за одной и торопливо загадала желание. Оно было таким простым, понятным и пронзительным, что хотелось плакать. Неужели он не видит? Неужели не чувствует? Ночь – для них двоих. Море – для них. Эта невероятная история произошла лишь для того, чтобы они встретились. И что теперь?

Она взглянула на Сашу, с аппетитом уплетавшего овощной салат: высокий лоб, непослушная прядь, падающая на глаза, красивые, сильные руки… Нет, не смотреть! Не думать! Потому что она уже влюблялась. Евгения Лебедева с завидным постоянством обманывалась, наступая на одни и те же грабли. Но сейчас было не так. Впервые – не так. Впервые – страшно. Страшно потерять, упустить, отпустить.