– Правда? – удивилась Трейси. Замедлила ход. – То есть у него крыша снимается?

– Какая романтичная задумка – танцевать под звездами, – проронила Лав. Откинувшись в кресле, она продолжила: – Трейси, я должна вам кое в чем признаться. Я приехала на остров, чтобы завести ребенка.

– Ого, дамочка, придержите коней. Это уже перебор, – сказала Трейси. – Если хотите болтать про историю, пожалуйста, я на ком-нибудь потом потренируюсь, но умоляю, не надо делиться личными проблемами. Мне за это не платят.

Лав рассмеялась:

– У каждого, кто приезжал на Нантакет, была своя цель, своя причина. Кто-то охотился на китов, кто-то спасался от религиозных гонений. Моя цель – забеременеть, и я сообщаю вам об этом умышленно. Теперь мне невольно придется ответить за свои слова.

– Ну, передо мной вы отчитываться не обязаны.

– Вам не сложно взглянуть мне в лицо? – попросила Лав.

– Что? – не поняла Трейси.

– Вы не могли бы обернуться и посмотреть на меня?

Трейси медленно обернулась.

– Я приехала сюда, чтобы завести ребенка, – повторила Лав. – И я его заведу.

– И что, я теперь должна сказать «аминь»?

– Нет. Достаточно того, что вы видели и слышали.

Лав сверилась с картой.

– Поехали на Олд-Милл, – скомандовала она. – Я знаю дорогу.

* * *

На следующий день Лав нацепила ролики и помчалась в «Пляжный клуб». На стремянке у фонарного столба стоял симпатичный молодой блондин и что-то закручивал. Лав, очертив дугу, подкатила к нему.

– Я – Лав О’Доннел, – произнесла она. – А вы Мак?

– Он самый. – Молодой человек ввернул лампочку в фонарь, тихонько постучал по нему. – Надеюсь, будет работать.

Спустился с лестницы и поздоровался с Лав за руку.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно, – кивнула она. У него красивые голубые глаза, на вид не больше тридцати… Слишком молодой.

– Сейчас ополосну руки, и начнем, – сказал Мак. – А вы пока не стесняйтесь, осматривайтесь. Эти двери ведут в вестибюль. – Он указал на здание на противоположной стороне парковки. – Встретимся там через пару минут.

Лав покатилась по парковке. Отель действительно, как и говорил Билл, образовывал своими корпусами гигантскую букву «L», зато сами строения – простые. Ничего особенного, если не считать того, что под ногами песок, а перед глазами – океан, который сегодня был цвета серого сланца. Лав ощутила некоторое разочарование. Она ожидала увидеть отель мирового класса, шик-блеск, а тут?… Сколько тут берут за ночь? Шестьсот долларов?

Лав подкатила к ступенькам, ведущим в фойе. Сняла ролики, решив, что внутрь она, конечно, зайдет и с этим Маком поговорит, но если ничего не выгорит, то поищет себе какую-нибудь работенку в городе. Скажем, в «Джаред-Коффин-Хаусе» или в другом местечке посимпатичнее.

Впрочем, зайдя в вестибюль, Лав была приятно удивлена, а секунд через тридцать поняла, что столь красивых комнат ей видеть не доводилось. Первое, что бросилось в глаза, – шесть лоскутных одеял, висевших под потолком на балках. Они напоминали надутые паруса или простыни на бельевой веревке. Полы из гладко отструганных лакированных досок, мохнатый зеленый ковер, в котором утопали ноги. С одной стороны был кирпичный камин, а на противоположной стене – огромное окно с видом на пляж. Комнату украшала плетеная белая мебель, цветы и деревья в кадках, большой черный рояль в углу и игрушки: миниатюрные велосипеды, крохотные адирондакские кресла и детская лошадка. Лав подошла к стойке администратора, такой же блестящей и лакированной, как пол. Взяла в руки крохотный медный колокольчик и нерешительно его качнула. В задних дверях появился Мак.

– Пойдемте, – произнес он и указал на дверь, ведущую в кабинет.

Они очутились в тесной, заваленной вещами комнатке с магнитофоном, факс-машиной и столом, где царил чудовищный беспорядок. Из окон открывался чудесный вид на воду. Вид на миллион долларов. Внутренняя дверь была приоткрыта, а за ней находилось еще одно помещение. Рабочий кабинет Билла? Лав тихо постучала в дверь и толкнула ее. За широким красивым столом сидел Билл и читал.

– Привет, Билл, – сказала Лав.

Билл поднял взгляд и от неожиданности выронил книгу. Она упала ему под ноги.

– О, здравствуйте, – обрадовался он. – Вы все же приехали.

– Ну конечно, – ответила Лав. Наверное, верх самоуверенности записывать его волнение на свой счет. – Я же сказала, что приеду, вот и приехала.

Билл поднял с пола книгу.

– Хорошо, я рад, – пробормотал он. – Ну и как вам здесь?

– Фойе – загляденье, – сказала она. – А номера я пока не смотрела.

– Там еще не все подготовлено к приезду гостей. – Билл полистал книгу, и страницы зашуршали, словно птичьи крылья. – Мак все вам покажет и расскажет. Как же я рад, что вы здесь! Надеюсь, мы будем часто встречаться.

– Да, – ответила Лав. – Наверное.


– Главное в работе администратора – внимание к мелочам, – напутствовал Мак. – Все записывайте, до последней детали. Попросили заказать столик в ресторане – запишите. Пришел факс на имя гостя – отметьте в журнале. Человеку нужно такси в шесть утра, чтобы поехать в аэропорт, – фиксируйте для сменщицы. Тайни работает в ночную смену и вызовет такси. И еще не забудьте проследить, чтобы постоялец оплатил проживание. Бывает не лишним. Хоть раз за лето кто-нибудь да уедет, не заплатив по счету, и только потому, что администратор забыла его выдать. Мало приятного.

Лав достала из кармашка толстовки блокнот и записывала все, что говорил Мак.

– Тайни, – повторила она.

– Вопросов на личные темы ей не задавайте, все равно не ответит. Пожалуй, этому у нее стоит поучиться. Грязное белье на публике не полощет. А остальные… Мы постоянно рядом, так что невольно сболтнешь. Мы тут как большая семья.

– Семья, – записала Лав.

– У вас при себе блокнот, – заметил Мак. – Одобряю. За эти годы я инструктировал человек пятнадцать на вашу должность. Кто-то был хорош, кто-то плох. Хороший администратор всегда все записывает. Внимательно слушает и подмечает детали. Бдительность – превыше всего.

– Бдительность, – записала она крупными буквами и подчеркнула.

– У нас в основном клиентура богатая, – продолжал Мак. – Зажиточные люди, даже очень. Они привыкли, чтобы за них все делали. К примеру, кто-то не хочет ехать в город на такси и ждет, что ему предоставят машину.

– И что я должна им сказать? – спросила Лав.

– Объясните, что не в наших правилах подвозить клиентов, но вы с огромной радостью вызовете им такси.

– Разумно, – согласилась Лав.

– Обязательно кто-то из гостей скажет, что ему не нравятся фрукты, которые подают на завтрак. И бананов они не хотят, подавай им персики. Значит, если кто-то просит персиков, просто записывайте. Я закупаю продукты для завтрака и обычно мелкие прихоти исполняю. Мы не подаем обеды в номера, так что завтрак надо отработать по полной.

– Не подаем обеды в номера, – повторила Лав, записывая.

– Вы будете работать каждый день с восьми до пяти, кроме вторника. Вторник у вас выходной. То есть за стойкой придется проводить много времени. В июле и августе станет реально жарко. На вас посыплются просьбы, требования, вопросы, будут оформляться новые жильцы и выезжать старые. Если почувствуете, что совсем замотались, зовите на помощь. Меня, Терезу, Билла. Не пытайтесь тащить на себе все. Ничего не выйдет.

– Я каждый месяц сдавала журнал в срок, – сообщила Лав. – Так что с двадцатью комнатами как-нибудь управлюсь.

– В середине июля открывается «Пляжный клуб», – продолжил Мак. – Это сотня членов, которые платят взносы за право пользоваться пляжем. У каждого свой шкафчик и ключ. Всем нужны шезлонги и полотенца. Детям – ведерки и лопатки. Бывает, в августе за день надо рассчитать тринадцать выезжающих и оформить двенадцать прибывших. При этом по холлу будет носиться две дюжины ребятишек, расшвыривая песок, тут же позвонят из двенадцатого номера, потому что у них унитаз засорился, а старушка Стэнфорд как назло потеряла ключ от пляжного шкафчика. Вот тогда узнаете, что такое перегрузка.

Мак явно пытался ее напугать.

– Поживем – увидим, – ответила Лав.

– И еще я хотел бы поделиться одним маленьким наблюдением, – сказал Мак, доверительно понизив голос. – Иногда вполне нормально испытывать чувство э-э… личной неприязни. – Он стал озираться, словно опасался, как бы кто не притаился за плетеным креслом. – Люди, которые здесь бывают, пользуются пляжем или останавливаются в номерах, они все богаты. У них полно денег. И нас они воспринимают не как равных себе, а как прислугу. К примеру, человек выбрался из Нью-Йорка, у него отпуск две недели в году, и он решил провести свое драгоценное время в этом отеле и потратить здесь кучу денег. И он хочет, чтобы все прошло идеально. Понимаете, к чему я? Это большое искусство – работать с человеческим эго. Тут сплошь и рядом кичатся деньгами.

Лав улыбнулась. Мак, видно, был не в курсе, что она приехала из Аспена.

– Я вас поняла.

– И еще я сделал вывод, что богачи – зачастую люди несчастные.

– Я тоже в этом убедилась, – кивнула Лав. – На деньги всего не купишь. Не вылечишь рак, не найдешь любовь. Не заведешь ребенка.

– Ребенка? – улыбнулся Мак.

Лав вспыхнула. Ну вот, уже ее личная тайна приоткрылась. Вылезла напоказ, точно бретелька лифчика из выреза платья.

– Ну да, на деньги не купишь ребенка. Родное дитя.

– Это точно, – согласился Мак. – Сразу видно, вы будете отличным работником.


Снабдив новую сотрудницу необходимым знаниями по поводу телефонов, факса и автомата для кредитных карт и поразившись ее познаниям об острове, Мак отправился в один из номеров чинить замок. Лав осталась. Побарабанила пальцами по лакированному дереву стойки администратора, посмотрела на телефонный пульт, обвела взглядом фойе и подумала: «Вот здесь я встречу отца своего ребенка».

Из дальнего кабинета послышались голоса. Лав прокралась по захламленному кабинету Мака и, прислушиваясь, замерла у двери Билла, которая была по-прежнему приоткрыта.

Затаив дух, она постучалась. Билл откашлялся и сказал:

– Войдите!

В кабинете он оказался один.

– Я услышала ваш голос. – Она улыбнулась. – Вы часто разговариваете сам с собой? Я – да.

– Я декламировал Роберта Фроста, – ответил Билл. – «Когда гляжу, как согнуты березы…»[2] и тому подобное. Я просто не знал, что кто-то здесь есть.

– Простите, что помешала. Этот стих, что вы читали, он ваш любимый?

– Они все у меня любимые, – ответил Билл, постучав пальцами по уголку книги.

Лав сделала несколько шагов и села в одно из двух плетеных кресел у окна.

– Почитайте еще.

Билл закрыл глаза и откинулся в кресле, обитом кремовой кожей. Он был чрезвычайно худ – настолько, что острые костяшки торчали на запястьях, словно кнопки.

– «Да будет сердце постоянно, как будто берег океана, оставшийся самим собою средь вечных перемен прибоя»[3].

Билл открыл глаза и спросил:

– Вы понимаете, в чем тут смысл?

«Первый день работы, а мужчина уже читает мне стихи», – подумала Лав.

– И в чем же? – поинтересовалась она.

– В любви, – сказал Билл. – А самое главное в любви – это постоянство. Когда ты вечно рядом с тем, кого любишь. Вы были замужем?

– Нет, – ответила Лав.

– Я женат уже тридцать лет и по-прежнему люблю жену. И чем дальше – тем крепче. Такое чувство, что все наши дни, даже скучные и плохие, слились воедино. Накопились. И с каждым днем я люблю ее сильнее. – Он закрыл книгу. – Так что, наверное, меня можно назвать постоянным, в том смысле, в каком имел в виду Фрост.

– Похоже на то, – согласилась Лав. Она ощущала нечто вроде крушения надежд.

– А вы? У вас есть что-нибудь постоянное? – спросил Билл. – Или кто-нибудь?

– У меня постоянная мысль о ребенке, – ответила Лав. – Я мечтаю найти мужчину, который поможет мне зачать его.

Билл удивленно вскинул брови, его губы сложились в беззвучном «О». Личная жизнь Лав выскочила на свет божий, словно танцовщица из торта. Сюрприз!

– Ребенок – это воистину благородная цель, – одобрил Билл.

Подавшись вперед, Лав встала.

– Жаль, что вы не сумеете мне помочь, – проговорила она.

Билл издал нервный смешок, а когда Лав проходила мимо его стола, направляясь к двери, протянул ей руку. Его пожатие было теплым и искренним.

– Зато кому-то очень повезет, – улыбнулся он.


Мак заправлял «Пляжным клубом» двенадцать лет. Билл им владел двадцать с лишним, но истинным старожилом была Лейси Гарднер, гранд-дама Бикон-Хилл и Нантакета. Она вступила в клуб летом сорок пятого, пятьдесят три года назад.

В свои восемьдесят восемь Лейси была самой пожилой из выпускников колледжа Рэдклифф и пользовалась заслуженным правом сидеть в первом ряду на почетной церемонии в Гарварде. Каждый год она выезжала из своей бостонской квартиры в Хайанис и отправлялась первым паромом до Нантакета, отходившим без четверти десять.