— Нет, — вздохнула я. Беременна? С чего это мне забеременеть? Вряд ли. Если только не предположить, что можно «залететь», когда меняешься шортами с трансвеститом. — Нет, я не беременна, — сказала я. — Но мне действительно пора…

— Лиззи! — прервала меня Аталанта. Она летела к нам через весь зал, размахивая какой-то визитной карточкой. — Лиззи, смотри!

— У тебя новый поклонник? — ответил Антонио и, пользуясь тем, что можно не продолжать начатый разговор, быстро ускользнул в офис. Я так и не успела сказать, что увольняюсь.

— Лиззи, это просто невероятно! — Аталанта бросилась ко мне и сжала в медвежьих объятиях. — Только взгляни на эту визитку!

— Где ты ее нашла?

— На столике Рыжего.

Я тяжело вздохнула.

— И что, он хочет, чтобы я прислала цветы ему в больницу?


Я привыкла, что мужчины иногда оставляют на столике визитные карточки. К концу вечера у каждой официантки накапливается несколько визиток. Когда я только начала работать, Аталанта предложила мне поступать так же, как одна ее знакомая стюардесса. Если в конце полета кто-то дает визитку, стюардесса ему звонит. Когда пассажир из первого класса — звонит обязательно. Когда из бизнес-класса — только если человек ей приглянулся. Если из эконом-класса — звонит одна из ее подружек и говорит жене «ухажера», что ее беспокоят из клиники венерических заболеваний.

Конечно, залы клуба не делились на классы. Но у Аталанты была своя иерархия, в основе которой лежало, какое шампанское заказывают за этим столиком — марочное или из супермаркета, по самой низкой цене. Антонио просто наклеивал на него фирменные этикетки «Ледибойз».

Иногда Аталанта на выходных приглашала нас в гости. Мы смотрели «Тельму и Луизу», делали друг другу маникюр и слегка портили жизнь наглецам, которые смели заказывать самое дешевое шампанское, не оставлять чаевых и тем не менее надеяться, что Королева Официанток, Богиня, сама позвонит им.

В тот вечер друзья Рыжего были не самыми приятными посетителями, так что я не ожидала, что кто-то из них может меня порадовать.

Я уже собиралась порвать карточку, но Аталанта вырвала ее у меня из рук.

— Не вздумай! — крикнула она.

— Я не собираюсь встречаться ни с кем, кто имеет дело с этим рыжим уродом, — сразу предупредила я.

— А этому наверняка не откажешься позвонить, — сказала она.

Я снова взяла карточку.

— Да, дорогая визитка, — признала я, ощупывая хорошую бумагу, — и стильная. Карточка была полностью белая, с вытисненными на поверхности, а не напечатанными, буквами. Против света казалось, она вообще пустая. «Эрик Нордофф» — прочла я. И номер телефона. Код 310. Кажется, это код Малибу.

— Переверни, — сказала Аталанта.

Я посмотрела на оборотную сторону. Там перьевой ручкой, красивым почерком было выведено: «Прекрасное представление. Позвоните, и мы поговорим о вашей карьере».

— Какая честь! — притворно охнула я. — Неужели мне предложат поучаствовать в самодеятельности, выступая на костюмированных вечеринках в образе «женщины с хлыстом» в стиле садо-мазо?

— Да ты что, Лиззи, не знаешь, кто это? — всплеснула руками Аталанта.

— Боюсь, что нет. Актер что ли?

— Стал бы актер приглашать тебя поговорить о твоей карьере. Их только своя интересует.

— Тогда не знаю.

— Ну надо же, я ведь так и подумала сначала, что это он. Но потом решила, что парень просто косит под него. Знаешь, сколько тут, в Голливуде, «близнецов»? Но на всякий случай я вся извертелась у шеста, стараясь привлечь к себе внимание, а карточку оставили тебе. Вообще-то это даже несправедливо.

— В каком смысле? Да кто он такой, в самом деле? — не выдержала я.

Рядом уже стояли Анжелика и Джо.

— Подожди-ка, — сказала Анжелика и полезла в сумочку, — у меня тут был где-то свежий «Голливуд». Она стала лихорадочно листать журнал, который был настольной книгой для всех, кто мечтал взобраться на звездный Олимп. Наконец она открыла нужную страницу и сунула мне под нос. — Вот, смотри!

Я и вправду узнала того лысого, который дождался конца вечера и ушел вместе с Рыжим.

— Ну и что? — сказала я. Симпатягой его никак назвать нельзя. Он был очень похож на жабу. — Вы уверены, что я должна ему позвонить?

— Дорогая, — пропела Аталанта, — да ты хоть прочти, что там написано! Я бы на твоем месте бросилась за ним прямо сейчас и ночевала у него под дверью. Это же самый перспективный режиссер в Голливуде! Так сказала сама Мадонна!

— А всем известно, что уж кто-кто, а Мадонна умеет выбирать рискованные роли! — добавил Джо.

— Да какая разница, рискованные или нерискованные! — вскричала Аталанта. — Главное, что тебя будут снимать! — обратилась она ко мне. — Лиззи, это удача, это и есть твой счастливый билет. Эрик Нордофф хочет поговорить с тобой о карьере. Считай, что ты уже звезда!

Я присела на стул в некотором замешательстве. Так, должно быть, чувствует себя человек, который надеялся выиграть пару миллионов, а выиграл шесть миллиардов. Кто такой этот Эрик Нордофф? Я вообще ничего о нем не слышала.

Аталанта созвала всех официанток посмотреть на визитку и поздравить меня. Удивительно, но они все искренне радовались, несмотря на то что лопались от зависти. Когда новость докатилась до Антонио, он даже велел открыть фирменное шампанское «Ледибойз».

— Но он всего лишь предложил позвонить ему! — пробовала возражать я.

— Это только начало, — заверила меня Аталанта. Она взяла меня за руки и серьезно посмотрела в глаза. — Знаешь, я чувствовала, что сегодня произойдет что-то особенное.

— Я вляпалась в дерьмо.

— И тебя заметили, — напомнила Аталанта. — Ты же знаешь, я немного колдунья.

— Как и все в этом городе.

— Не забывай меня, когда прославишься. — Она не обратила внимания на мой сарказм. — Поверь, Лиззи Джордан, удача теперь не покинет тебя.

Что действительно не покидало меня всю ночь, так это адская головная боль.


Хотя Мадонна и назвала Эрика Нордоффа самым перспективным режиссером, фильмов у него было немного. На следующий же день мы с Брэнди взяли в прокате его единственную короткометражку «Дамская комната» и уселись смотреть ее перед телевизором. Мы ждали потрясения. Увы, через пять минут нам стало невыносимо скучно и мы уже начали сомневаться, не подшутили ли над нами Мадонна с Аталантой, расхваливавшие фильм, где героиня сидит на горшке и ревет все полчаса — и больше ничего не происходит?

Я уже собиралась плюнуть на эту сомнительную личность, что с него взять — плохие друзья, мерзкая рожа, да и фильм идиотский, — как вдруг вернулся Джо, который во время скучных сцен в «Дамской комнате» (то есть сорок пять минут из пятидесяти) листал на кухне какой-то кино-журнал, и сообщил:

— Этот парень набирает актеров, он собирается экранизировать «Нортенгерское аббатство». Денег выделяют на это до фига. На главную роль пробуются Рене Зельвегер и Гвинет Пэлтроу! Но ему нужна настоящая англичанка. Вот почему он пригласил тебя, Лиззи. Он услышал твой британский английский.

«Нортенгерское аббатство»? Вот об этом я что-то слышала. Мы с Брэнди прыгнули в машину Джо и помчались в ближайший книжный магазин.


В тот вечер я разослала по электронной почте письма, полные воодушевления, всем друзьям. Сначала Мэри. Если уж кто-то мог подтвердить, что Эрик Нордофф чего-то стоит, так это она.

«Офигеть! — пришел в воскресенье ответ. — Я уже несколько недель пытаюсь договориться с ним о встрече!»

Получив от нее это сообщение, я не удержалась и позвонила. Даже не побоялась разбудить ее. Я ожидала, что Мэри рассердится, но оказалось, ей и самой не терпится услышать, как я познакомилась с человеком, за которым она охотится по всем кинофестивалям от Канн до Монреаля.

— К нему не пробиться, — возмущенно сказала она.

— Но он же не снял ни одного фильма, кроме этой чуши в туалете.

— Ты имеешь в виду чушь, которую номинировали на «Пальмовую Ветвь»? — саркастически хмыкнула Мэри. — Лиззи, ты безнадежно отстала. Им восхищаются все критики, Мадонна хочет сделать римейк и сыграть «плачущую девушку». Поверить не могу, что Нордофф хочет встретиться с тобой, — сказала она, сделав немного обидное ударение на последнем слове.

— А почему бы и нет? — недовольно спросила я.

— Милая, я вовсе не о твоем таланте, — опомнилась Мэри. — Просто ты же не знаменитость все-таки, правда? Да, признаюсь, я ошеломлена. Может, он как раз хочет снимать кого-то малоизвестного, чтобы все внимание было приковано к нему самому? — подумала она вслух.

— Ну, знаешь, я недолго буду числиться в малоизвестных, — сердито осадила я подругу. — Может, тогда ты сама захочешь стать моим агентом, а не будешь спихивать меня Бездарной Юнис.

— Лиззи, — вздохнула Мэри, — ты же знаешь, я была бы счастлива представлять твои интересы. Просто я не думала, что стоит ставить на кон нашу дружбу. Скольких друзей поссорила совместная работа!

— Хорошая отговорка, — парировала я. Можно подумать, мы и так не ссоримся. Ладно, как у тебя-то дела? — решила я перевести разговор в менее опасное русло.

— Ничего особенного. Встречалась с кастинг-агентом, который набирает актеров для нового фильма о Бонде. Премьера еще одной иностранной фигни во вторник. Какая-то церемония награждения в четверг — будут вручать премии художникам.

— Художникам? — навострила я уши. — А что это за премия?

— Премия Листера Бэдлендса, — неохотно произнесла Мэри так тихо, что почти проглотила последний слог. По ее голосу было слышно, как неприятно ей это говорить — видимо, она уже жалела, что упомянула церемонию награждения, и чувствовала себя виноватой.

— А, ну конечно, помню, та самая премия. И что, он?.. — вряд ли было необходимо договаривать фразу до конца.

Имя Ричарда было включено в список художников, вышедших в финал конкурса Листера Бэдлендса, всего за пару недель до того, как мы с ним расстались.

— Да знаешь, у меня и времени-то не было посмотреть в программку, — беззаботно бросила Мэри.

— Не ври. Просто скажи, будет он там или нет.

— Будет, — призналась Мэри. — Но обещаю тебе, я не стану с ним разговаривать, а уж если он действительно получит этот приз, клянусь тебе — лично я аплодировать ему не буду. Пойми, я вообще не пошла бы на эту дурацкую церемонию, но муж моей клиентки — одной из самых важных клиенток — тоже номинирован, и если я не проявлю достаточного энтузиазма по этому поводу…

— Я понимаю, — тихо и спокойно сказала я. — Более того, если все-таки ты заговоришь с ним — а я понимаю, что ты можешь оказаться в ситуации, в которой не заговорить будет просто невежливо, и я заранее прощаю тебе это, — ты можешь сказать ему, что спрос на меня вырос, и теперь меня хочет снимать один из самых модных режиссеров в Лос-Анджелесе.

— Молодчина! — похвалила Мэри. В ее голосе явственно слышалось облегчение. — Знаешь, я так рада, что слышу от тебя именно такой ответ. Наконец-то! Понимаешь, все мы очень боялись, что этот разрыв доконал тебя. Ты казалась совершенно раздавленной, мы опасались, что ты никогда не станешь прежней. Особенно если вспомнить, как ты вела себя до того, как решила лететь в Лос-Анджелес. Честно говоря, я уже отчаялась увидеть тебя прежней — талантливой и целеустремленной. Ты так страшно похудела перед моей свадьбой, а потом напилась, после чего дни напролет проводила в постели. Может, мне и не стоит тебе говорить, но Юнис уже подумывала, как бы избавиться от тебя как от бесперспективного клиента.

— Ты хочешь сказать, эта бездарность, которая за полтора года не нашла мне ни одной работы, считала меня бесперспективной? Вот дрянь, а? Нет, ты права, лучше бы ты мне об этом не говорила, — ответила я холодно. — Что ж, можешь передать Юнис, что теперь ей нечего рассчитывать на свои десять процентов, когда я буду подписывать контракт с Эриком Нордоффом. Мэри, ты же вроде как моя лучшая подруга. Разве не предполагается, что друзья более чутко относятся друг к другу?

— Предполагается, что друзья говорят друг другу правду.

— Только в том случае, если боль, которую эта правда причиняет, меньше, чем боль от неправды и недоговорок.

— Извини. Слушай, просто возьми и пройди эти пробы. Выбей очко одним ударом, ты же можешь! Я верю, что в тебе скрыт огромный потенциал, я всегда это говорила, скажешь, нет?

— Угу, — буркнула я.

— А если бы ты еще и намекнула мистеру Нордоффу, что Мэри Бэгшот с радостью пригласит его на ужин в любое удобное для него время, если он вдруг окажется в Лондоне, — ввернула она, — я пришлю тебе босоножки «Гуччи», которые только что оказались в моем офисе.