— В день свадьбы все изменится. Все будет в порядке, — успокоил ее священник.

— Пусть только попробует не быть, — фыркнула Мэри.

— Итак, — громко сказал священник, — все готовы. Начинаем. Музыка! Ждите три такта. Теперь пошли. Там-там — та-там… — пропел он.

Мы стремительно двинулись к алтарю, наш быстрый шаг был скорее похож на медленный бег. Когда мы оказались перед священником, я слегка запыхалась.

— Не будет ничего страшного, если вы будете идти чуть медленнее, — заметил он.

— Хорошо, завтра пойдем тише, — сказала Мэри, — а сейчас нам надо поскорее закончить, мне еще нужно купить чулки. Вы не знаете, в Оксфорде есть магазины, которые работают после шести?

Священник не знал. Тем не менее остаток репетиции прошел быстро: повернитесь, преклоните головы, скажите то, скажите это, обменяйтесь кольцами, подойдите…

— Все запомнила? — спросила Мэри, оборачиваясь ко мне.

Я вообще не понимала, что происходит.

— Теперь клятвы, — начал священник.

— Вы же пропустили часть молитвы, — рявкнула Мэри.

— Да, он опустил «в горе и в радости», — сказал Билл.

— Лучше бы он…

— Хочешь оставить тот кусочек, где говорится про любовь? — догадался Билл.

— О, милый, — Мэри повернулась лицом к будущему мужу и облегченно вздохнула. — Прости. Я веду себя как психопатка, да?

— Я сам такую выбрал, — вздохнул Билл.

— Прости.

В этот миг любовь между ними была осязаема. Когда Билл взял Мэри за руку, изображая обмен кольцами, он улыбнулся, словно в его ладони оказались все несметные сокровища земли. В его глазах, сквозь пелену самых настоящих слез, светилась нежность. Взгляд Мэри, которым она ответила Биллу, был лучезарным.

Это была любовь.

А ведь сейчас только репетиция свадьбы.

Иногда, когда видишь влюбленную парочку в отделе замороженных продуктов в супермаркете, становится тошно. Но смотреть на Билла и Мэри, когда они обменивались клятвами у алтаря, было подарком судьбы. И на долю секунды я сама растворилась в их любви.

Но в следующий же миг боль потери опять пронзила меня, словно гвоздь в подошве туфли.

А Ричард любил меня так когда-нибудь? Вот о чем я спрашивала себя, когда Билл и Мэри произносили клятвы тихими и счастливыми голосами. Смотрел он на меня так, словно готов был умереть от счастья? Словно ничто, даже мировая катастрофа, не имело значения, если я была рядом, в его объятиях? Словно он любил меня?

Нет, что-то я такого не припомню.

— И в этот момент, — перебил священник мои невеселые размышления, — я скажу: «Теперь жених может поцеловать невесту».

Билл жадно прильнул к губам Мэри.

— Хм-хм, — деликатно прокашлял священник. — Видите ли, вы еще не женаты.

Мэри шутливо оттолкнула Билла.

— Простите, святой отец.

— Ничего. Мне радостно видеть молодых людей, которые столь явно предназначены друг для друга.

И это было так. Я всем своим разбитым сердцем согласилась с ним.

— Это все? — спросила Мэри.

— Все. Есть вопросы?

Мы покачали головами.

— Хорошо. Тогда увидимся завтра, в три часа.

Мы вышли на солнышко. Мэри, слегка забалдевшая было от поцелуя, вдруг снова сжалась в пружину.

— Боже мой! Уже пять часов! Мне срочно нужно купить эти проклятые чулки, пока магазины не закрылись. Билл, где наши кольца? — спросила она. — Ты положил их в надежное место?

Билл кивнул и похлопал себя по карману. Вдруг лицо его перекосилось — там было пусто.

— Билл!!! — взвизгнула Мэри и ткнула его кулаком в живот. — Где они?

Билл упал на газон, хватая ртом воздух. Это был особый газон, по нему имели право ходить только члены совета колледжа. Сидеть на нем, имея звание только бакалавра, строжайше запрещалось.

— Они в сейфе! — успел прокричать жених между ударами фирменной сумочкой по голове. — Я положил их в сейф в отеле!

— Ах так, — не угомонилась Мэри, — тогда вот тебе за то, что дразнишься, зная, как я волнуюсь, а это за сигареты перед репетицией. Нет, поверить не могу, что выхожу замуж за такого черствого, эгоистичного…

В этот момент в дверях церкви показался священник. Мэри наклонилась к Биллу и помогла ему подняться.

— Мы тут немножко попаслись, — улыбнулась она священнику. — Ты поможешь мне выбрать чулки? — обратилась она ко мне.

— Сейчас, боюсь, я оставила сумочку на скамейке.

Мэри не стала расспрашивать.

— Хорошо, я подожду тебя здесь.

Я направилась в церковь, слыша за спиной поскуливание Билла, которого Мэри схватила за ухо, выпытывая номер сейфа. Незаметно спрятав маленькую сумочку, я вошла в церковь. Внутри было пусто, я прошла вперед и села на скамью.

В колледже Мэри изучала психологию, вскрывала человеческие черепа, резвилась в лаборатории нейропсихологии со спинным мозгом, как девочка со скакалкой, и убедила себя и меня — в то время впечатлительную студентку факультета английской литературы — в том, что жизнь сводится к химической реакции натрия и калия, посылающей электрические импульсы в нервные клетки. Человек — набор химических элементов, не более удивительных, чем глыба угля, говорила Мэри. Эмоции — результат химических реакций, считала она. И любовь тоже.

Но это не помешало ей влюбиться. Вот и мне сейчас хотелось поверить, что существуют силы более могущественные, чем реакции между углеродом, натрием и капелькой воды. Мне хотелось поверить в чудо. Мне хотелось молиться.

— Боже мой, — прошептала я, — слышишь ли Ты меня?

Гром в ответ не грянул.

— Я знаю, что виновата: я не молилась уже много лет, а в церковь не ходила еще дольше, — продолжала я. — Вряд ли на моем небесном счете остался еще кредит, но сейчас мне так нужно чудо.

И по-прежнему никакого знака.

— Завтра моя лучшая подруга выходит замуж, я обещала быть подружкой невесты на свадьбе, но боюсь, мне не справиться самой. Я просто умру. Господи, я понимаю, я должна молиться о более важном, о мире во всем мире, об исцелении от неизлечимых болезней, о том, чтобы не было войн и люди не голодали… Но все, что мне нужно сейчас, это чтобы Ричард Адамс вернулся ко мне. Я знаю, он будет счастлив со мной, и я тоже буду счастлива, и только тогда не испорчу свадьбу своей лучшей подруге. Пусть он вернется ко мне сейчас, и я никогда больше ни о чем не попрошу. Я вечно буду верить в Тебя. Я отдам все деньги на благотворительность. Все свободные деньги, — быстро добавила я. — И никогда не буду отпускать непристойных шуточек…

Я бы продолжала молить о чуде, но тут услышала, как дверь за моей спиной со скрипом распахнулась. Церковных пожертвований явно не хватало на масло.

— Ну что, нашла, что искала? — нетерпеливо спросила Мэри.

— Надеюсь, — сказала я, вставая с трудом. — Даст бог, все будет хорошо. Господи, прости, что поминаю имя Твое всуе, — тут же поправилась я.

— Ты что, молилась? — спросила Мэри, опуская глаза.

Я кивнула, не в силах избавиться от чувства, что делала что-то непристойное.

— Догадываюсь, о чем ты просила, — театрально вздохнула Мэри.

Я вновь кивнула.

— Лиззи, Лиззи, — покачала она головой. — Ты безнадежна. Разве молитва что-то меняет? Напиши еще желание на бумажке и отправь Санта-Клаусу.

— Как ты можешь?! — прошептала я в ужасе. — Ты же завтра венчаешься здесь!

— Это для фотографий, — объяснила подруга, закатывая глаза. — Венчаемся в церкви, чтобы фотографии получились красивые. Кому охота смотреть на регистрацию в бюро записей гражданского состояния?

Что ж, пожалуй, она права.


Остаток дня мы провели, обходя с Мэри один магазин за другим с дотошностью первоклассниц, выбирающих школьные туфли. Конечно, Мэри нашла подходящие чулки в первом же магазине, но не могла же она так легко их купить. Ей потребовалось обойти еще как минимум восемь магазинов, чтобы сравнить одни чулки с другими, а уж только потом воскликнуть: «Все, возвращаемся и покупаем ту, первую, пару».

В трикотажном отделе «Джона Льюиса» Мэри встретила еще одну будущую невесту и обрела наконец чуткую собеседницу в соратнице по несчастью. Проблема поиска чулок была, как оказалось, еще цветочками.

— Никто не понимает, — сказала незнакомка, качая головой. Блики в ее волосах были крайне неравномерны, и создавалось впечатление, что она красила волосы на скорую руку. — Все думают, ты обязана светиться от счастья с момента помолвки. Но готовиться к свадьбе — это такая нервотрепка! Чего только стоит определиться с местом венчания, но, как только место выбрано, будь уверена, оно окажется занятым именно в день вашей свадьбы. А платье! И платье подружки невесты! Что за жуткое испытание! Хорошо еще, если подружка найдется прежде, чем ты переругаешься со всеми знакомыми девушками и женщинами. А заказ еды, о, только не это! А список подарков!

— Да, — вздохнула Мэри, театрально возводя глаза к небу, — это просто кошмар.

Список подарков — кошмар? Ну уж извините. По мне, так ходить по магазинам, записывая все, что тебе хочется, чтобы друзья потом купили это в подарок, вовсе не кошмар.

Слушая о прочих бедах, преследующих невест, я почувствовала, как мое сердце покрывается тоненькой корочкой льда. Мэри стонала, что просто уму непостижимо, как люди умудряются найти приличный цветочный магазин, который не напортачит с поставками, а я думала, что уму непостижимо совсем другое: как эти взбалмошные девицы умудрились подцепить двух почти нормальных мужиков и зародить в них желание жениться? И что случилось с моей лучшей подругой? Какая загадка кроется в возможности надеть на палец обручальное кольцо, что ради этого вменяемая, веселая, преуспевающая женщина превратилась в безумную, брюзжащую, глупую тетку, способную говорить только о петельках и оборках на платье?

«Взгляните На меня! — хотелось мне крикнуть. — Да если бы Ричард сделал мне предложение, я улыбалась бы с момента помолвки до разрезания торта. Я бы не жаловалась, что мне привезли не те сахарницы, которые были на картинках в свадебном каталоге „Джона Льюиса“. И не говорила бы, что он должен пропустить матч Англии против Германии в соревновании на Кубок мирового первенства потому, что мне приспичило выходить замуж в годовщину свадьбы моих родителей. Я вообще никогда не жаловалась Ричарду. Никогда не ворчала. Так почему это вы, а не я, выходите замуж? Почему вы заслуживаете этого, а я нет?»

Меня вдруг напугало, сколько во мне желчи. Еще неделю назад лучшей подружки для невесты, чем я, было не придумать. Я готова была с бесконечным терпением делить все тревоги, связанные со свадьбой. Я организовала такой девичник, от которого должны были вздрогнуть почти все клубы на Оксфорд-стрит, вздрогнуть и отказаться от проведения подобных мероприятий лет на десять. Но вдруг оказалось, что кольцо — спасательный жилет, а я налетела на айсберг и тону без него. Более того, я почувствовала отвращение, которое набухало внутри меня, грозя прорваться наружу.

— Никто меня не понимает, — говорила новообретенная подруга Мэри, — помощи ни от кого не дождешься. И благодарности от его родственничков я тоже не получу, уж поверьте. Ужас. Просто ужас.

И тут меня прорвало.

— Послушайте, — сказала я. — Вы же выходите замуж. Это свадьба, а не похороны, счастливый день. Никто не умер, никто не заболел. Давайте, продолжайте занудствовать и получите развод, не дождавшись первой годовщины!

— Лиззи! — в ужасе воскликнула Мэри.

Другая невеста замерла, раскрыв рот.

— Ушам своим не верю! — потрясенно произнесла Мэри.

— Знаешь, я тоже, — ответила я и закрыла рот рукой. Кошмар, неужели все это сказала я?

Я бросилась из магазина плача и, разумеется, с размаху налетела на автоматическую дверь. Такую дверь, которая сама открывается, если кто-то к ней прислонится. Меня тут же отбросило назад — к невероятному удовольствию двух школьников.

Мэри пришла мне на помощь. Она рывком подняла меня на ноги и строго сказала:

— Ты расстроила бедную девушку. Как можно быть такой бессердечной?

— Ну почему она? — пролепетала я. — Чем она лучше меня? Почему на ней хотят жениться, а на мне нет? Почему Ричард меня бросил?

К этому моменту вокруг нас уже собралась изрядная толпа, и по тому, как они на меня смотрели, было ясно, что они знают ответ.


Тем же вечером нас поселили в «Рэндолфе» — самом большом и известном отеле Оксфорда.

Помню, раньше я просто мечтала в нем пожить. Студентками, питаясь сомнительными котлетами и картошкой в мундире, купленными в фургончике, который был припаркован у ворот колледжа, мы с Мэри часто прижимались носом к окну ресторана «Рэндолф» и представляли, каково это — сидеть там, внутри. Я была родом из маленького городка, и даже вид тучного мужчины в смокинге, которого рвало прямо на собственные ботинки, в то время как официанты проплывали мимо него с самым невозмутимым видом, не избавил меня от иллюзии, что «Рэндолф» является вершиной роскошного и изысканного образа жизни. Вот разбогатею, думала я, и буду останавливаться в «Рэндолфе». Прошло десять лет, а я так и не разбогатела. В отличие от Мэри.