Джессика Редмерски - По дороге в вечность

J.A. Redmerski

THE EDGE OF ALWAYS

Copyright © 2013 by Jessica Redmerski

This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, New York, New York, USA

All rights reserved

© И. Иванов, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014

Если бы несколько месяцев назад, когда я валялся на больничной койке, мне сказали, что я не только останусь жив, но и обручусь с девушкой-ангелом, обладающей ядовитым язычком… я бы не поверил. Еще меньше я поверил бы, что стану отцом. Но именно так и случилось. Не только для меня. Для нас обоих. Мы с Кэмрин принимаем вызов мира, повернувшегося к нам… неожиданной стороной. События пошли вразрез с нашими планами. Вообще-то, события разворачиваются так, как мы их планируем. Но ни я, ни Кэмрин не стали бы ничего менять, даже если бы могли.

Я люблю это кресло. Оно было любимым креслом моего отца, и только эту вещь из его наследства мне действительно хотелось получить. Конечно, помимо кресла, отец оставил приличную сумму денег. На какое-то время нам с Кэмрин хватит. Мне достался и отцовский «шевроле шевель», но кресло не только удобная мебель, но и хранитель сентиментальных воспоминаний. Кэмрин терпеть его не может, однако никогда не скажет, поскольку вещь перешла ко мне от отца. Я не упрекаю ее. Кресло старое, запашок от него не самый приятный. В обивке дыра – отец прожег сигаретой, еще пока не бросил курить. Я обещал Кэмрин купить какое-нибудь средство и почистить обивку. Это самое меньшее, что я могу сделать, но это я непременно сделаю. Куплю что-нибудь и почищу. Только сначала надо решить, где мы будем жить. Вариантов два: остаться в Галвестоне или переехать в Северную Каролину. Мне без разницы, но что-то подсказывает: о своем истинном желании Кэмрин помалкивает. Из-за меня.

В ванной стихает шум воды, и через несколько секунд оттуда доносится громкое «баммм!». Стена усиливает звук. Я вскакиваю с кресла, телевизионный пульт летит на пол, я мчусь в ванную. По дороге больно ударяюсь лодыжкой о кофейный столик. Растяпа!

– Что случилось? – ору я, распахивая дверь ванной.

Кэмрин качает головой и улыбается, нагибаясь за феном. Это он приземлился на пол рядом с унитазом.

Я облегченно перевожу дух.

– Ты еще больше параноик, чем я, – смеется она.

Кэмрин смотрит на мою лодыжку, которую я усиленно растираю. Кладет фен на стол, подходит ко мне и целует в уголок рта.

– Похоже, не мне одной нужно проявлять осторожность в повседневной жизни, – улыбается она.

Я обнимаю ее за плечи, притягиваю к себе, потом глажу по животу. Округлость едва заметна. Я думал, что к концу четвертого месяца Кэмрин будет похожа на детеныша бегемота. Впрочем, откуда мне знать, как выглядят беременные женщины?

– Возможно, – отвечаю я и пытаюсь что-то сделать с покрасневшим лицом. – Наверное, ты это нарочно. Хотела проверить, быстро ли я прибегу на шум.

Кэмрин целует мне второй уголок рта, а затем разворачивается во всю мощь, обрушивая на меня крепкий, убийственный поцелуй. Она прижимается ко мне своим мокрым обнаженным телом. Мне не сдержать стона. Снова обнимаю ее.

Она подстроила ловушку, но мне хватает сил удержаться на самом краю.

– Женщина, черт бы тебя побрал! Сними свои чары. Кэмрин улыбается.

– А ты действительно хочешь, чтобы я их сняла? – спрашивает она, и ее улыбка превращается в издевку.

Я жутко боюсь, когда Кэмрин вот так улыбается. Правильнее назвать ее улыбку гримасой. Как-то после разговора, во время которого она вот так улыбалась, у нас не было секса целых три дня. Самых жутких в моей жизни.

– В общем-то, нет, – нервозным тоном отвечаю я. – Сейчас момент не очень подходящий. Нам через тридцать минут ехать к твоему врачу.

Я надеюсь, что желание сохранится у Кэмрин на протяжении всего срока беременности. Наслушался жутких историй про беременных женщин. Поначалу они ненасытны в сексе, зато потом, когда живот уже выпирает, к ним не подступиться. От одного прикосновения они превращаются в огнедышащих драконш.

Целых тридцать минут. Черт, я бы успел быстренько разложить ее на столе…

Кэмрин мило улыбается, сдергивает полотенце, наброшенное на карниз душевой занавески, и начинает вытираться.

– Буду готова через десять минут, – говорит она, выпроваживая меня из ванной. – Не забудь полить Джорджию. Кстати, ты нашел свой телефон?

– Нет еще.

Я выхожу из ванной, но на самом пороге оборачиваюсь и с сексуально-обворожительной улыбкой добавляю:

– Слушай, а мы могли бы…

Она захлопывает дверь перед самым моим носом. Посмеиваюсь, иду собираться.

Я ношусь по квартире, разыскивая ключи. Заглядываю под подушки, ищу в других, не менее странных местах и наконец обнаруживаю их на кухонном столе, под кипой рекламных газет и буклетов. Останавливаюсь, потом вижу клочок бумажки и зажимаю его в пальцах. Кэмрин не позволит мне выкинуть эту бумажку. На ней написан мой адрес. С этого клочка она диктовала его оператору службы 911 тем злополучным утром, когда у нее на глазах со мной случился припадок. Ей кажется, что бумажка помогла спасти мне жизнь. На самом деле бумажка помогла Кэмрин понять, что же со мной происходит. А в том припадке не было ничего пугающего. Они случались у меня несколько раз. Самое паршивое, что тот произошел в новоорлеанском отеле, перед тем, как мы стали жить вместе. Когда потом я все рассказал ей, сами понимаете, она не обрадовалась.

Кэмрин постоянно боится, что опухоль может возникнуть снова. Мне кажется, такая перспектива пугает ее больше, чем меня самого.

Если такое случится, значит так тому и быть. Мы вместе пройдем через все трудности. Мы всегда и через все будем проходить вместе.

– Детка, нам пора! – кричу я ей из гостиной.

Кэмрин выходит из спальни, нарядившись в облегающие джинсы и такую же футболку. Боже, она опять надела туфли на высоком каблуке. Ну зачем беременной женщине высокий каблук?

– Ты собираешься сдавливать ее крошечную черепушку, запихивая живот в эти джинсы, – качаю я головой.

– Нет, я вовсе не собираюсь сдавливать ни ее, ни его черепушку, – парирует Кэмрин. Хватает с дивана свою сумку и вешает на плечо. – Очень уж ты уверен в себе. Поживем – увидим.

Она берет меня за руку. Мы выходим из квартиры, и я со всей силой захлопываю входную дверь, щелкая замком.

– Я знаю: у нас родится девочка, – убежденно заявляю я.

– Хочешь, заключим пари? – Кэмрин смотрит на меня и улыбается.

На улице ноябрь, но довольно теплый. Мы доходим до машины. Открываю заднюю дверцу, помогаю Кэмрин забраться внутрь и спрашиваю:

– Какое именно? Ты знаешь, я обожаю заключать пари.

Кэмрин устраивается на сиденье. Я обегаю вокруг машины, открываю другую дверь и тоже забираюсь внутрь. Мои руки лежат на рулевом колесе. Я не тороплюсь заводить двигатель. Поворачиваюсь и жду ответа Кэмрин.

Она улыбается, слегка закусывает нижнюю губу и погружается в недолгие раздумья. Ее длинные светлые волосы разметаны по плечам, а синие глаза азартно сверкают.

– Поскольку ты у нас непрошибаемо уверенный, – наконец изрекает она, – вот ты и придумывай пари. А я либо соглашусь, либо нет. – Она вдруг умолкает, потом сердито грозит мне пальцем. – Но ничего сексуального. По-моему, эту сферу ты и так успешно освоил. Я кое-что придумала… – Кэмрин энергично крутит ладонью перед собственным носом. – Не знаю… что-нибудь смелое или значительное.

Хммм. Я в тупике. Вставляю ключ зажигания и, прежде чем его повернуть, говорю:

– Хорошо. Если родится девочка, я выберу ей имя.

На моем лице сдержанная, но гордая улыбка.

– Такое пари мне не нравится. – Кэмрин слегка морщит лоб и задирает подбородок. – Тебе не кажется, что имя ребенку должны выбирать оба родителя?

– Конечно. Но разве ты не доверяешь мне?

– Что ты… – помедлив, отвечает она. – Я тебе доверяю, но…

– Но не настолько, чтобы предоставить мне выбор имени для ребенка? – Я вопросительно изгибаю бровь, хотя на самом деле собираюсь запудрить ей мозги. От моего взгляда Кэмрин становится неуютно. – Ты не договорила, – продолжаю давить я.

– И как ты собрался назвать нашу дочку? – Кэмрин скрещивает руки на груди.

– А почему ты думаешь, что я уже его придумал?

Я поворачиваю ключ зажигания, и «шевель» оживает.

– Только не отнекивайся. – Кэмрин хмыкает и искоса смотрит на меня. – Ты наверняка уже выбрал имя, иначе не говорил бы с такой уверенностью, что родится девочка, и не подбивал бы меня на пари. Особенно накануне УЗИ.

Я, пряча улыбку, разворачиваю машину.

– Лили, – изрекаю я и краешком глаза ловлю выражение лица Кэмрин. Мы выезжаем со стоянки. – Лили Мэрибет Пэрриш.

Улыбка трогает уголки ее губ.

– А ты знаешь, мне нравится, – говорит Кэмрин, и ее улыбка становится все шире и шире. – Признаюсь, меня слегка удивляет твой выбор. Почему Лили?

– Просто так. Приятно звучит.

Мой ответ не убедил Кэмрин. Она смотрит на меня с игривым прищуром.

– Я правду тебе сказал, – добавляю я с легким смешком. – Я озадачился выбором имени с тех самых пор, как ты сказала, что беременна.

– И ты все это время думал об именах?

Кэмрин удивлена, но мои слова явно пришлись ей по вкусу.

– Да. – Тем не менее я краснею. – Но я думал только о женских именах. Хорошего мужского имени не выбрал. Ничего страшного, у нас в запасе еще несколько месяцев.

Кэмрин смотрит на меня с сияющим видом. Уж не знаю, какие мысли теснятся в ее голове, однако чем дольше она на меня взирает, тем сильнее краснеет моя физиономия.

– Что еще? – нервно рассмеявшись, спрашиваю я.

Кэмрин наклоняется вперед, потом обхватывает мой подбородок пальцами и поворачивает мою голову.

– Боже, до чего я тебя люблю, – шепчет она.

Через мгновение я улыбаюсь до ушей:

– Я тоже тебя люблю. А теперь пристегнись.

Кэмрин щелкает пряжкой ремня.

По пути в клинику мы безотрывно смотрим на автомобильные часы. Остается восемь минут. Пять. Три. Думаю, что нас обоих берет некоторая оторопь. Выворачиваю на стоянку. Совсем скоро мы точно узнаем, кого нам ждать – сына или дочь. Первый сеанс ультразвуковой диагностики.

* * *

– Это ожидание меня доконает, – прислонившись к моему плечу, шепчет Кэмрин.

Ощущение странное. Мы сидим в приемной, окруженные беременными женщинами. Я немного напуган и стараюсь не смотреть на этих цыпочек. У некоторых из них сердитые лица. Здесь есть журналы, чтобы скоротать время. В том числе и мужские. Кажется, номер один и тот же, поскольку на обложках – снимок удалого парня, поймавшего здоровенную рыбину. Свою добычу он держит на весу, запихнув большой палец в рыбью пасть. Делаю вид, что читаю статью.

– Мы тут сидим меньше десяти минут, – шепотом отвечаю я Кэмрин и ободряюще провожу по ее ляжке.

Журнал сползает мне на колени.

– Знаю, – говорит она. – Это нервное.

Беру ее за руку, и тут из боковой двери выходит медсестра в форменной одежде розового цвета и называет фамилию Кэмрин. Мы оба встаем и идем в кабинет.

Сажусь у стены. Кэмрин раздевается, затем надевает больничный халат. Я поддразниваю ее, говоря, что халат очень эротичен и позволяет любоваться ее задницей. Кэмрин делает вид, что оскорбилась, но ее выдают покрасневшие щеки. Мы сидим и ждем, теперь в кабинете. Медсестра уходит. Через какое-то время появляется другая. Наверное, она и будет проводить УЗИ. Начинает мыть руки.

– Вы перед приездом сюда выпили достаточно воды? – поздоровавшись, спрашивает медсестра.

– Да, мэм, – отвечает Кэмрин.

Чувствую: она боится. Я знаю, чего именно: вдруг диагностика выявит у нашего малыша какие-то нарушения? Пытаюсь ободрить Кэмрин, говорю, что все будет замечательно, но это не уменьшает ее тревог.

Теперь мы находимся в разных концах кабинета. Кэмрин поглядывает на меня. Я не могу сидеть спокойно. Встаю и подхожу к ней. Медсестра не требует от меня вернуться на место. Она задает Кэмрин вопрос за вопросом, неторопливо надевая медицинские перчатки. Помогаю отвечать, поскольку волнение Кэмрин нарастает с каждой секундой. Она говорит односложно, с паузами. Стискиваю ее руку, пытаясь хоть как-то успокоить.