Джессика Редмерски - По дороге в вечность

– Что? – с любопытством спрашиваю я.

– Ты права. – Его глаза улыбаются. – Когда едешь слишком долго, устаешь от дороги. А когда надолго застреваешь в одном месте – устаешь от этого. – Он потягивается и упирается в крышу. – Наверное, нам стоит отвести на путешествия весну и лето, а осень и зиму жить дома. Семейные праздники и все такое. Маму очень огорчало, что мы не праздновали с ней ни День благодарения, ни Рождество.

– Хорошая идея, – киваю я. – И разумная. Даже на юге не очень-то приятно путешествовать в холода.

Мы долго смотрим друг на друга, разделенные крышей «шевеля». Я буквально слышу, как поскрипывают колесики в наших мозгах.

– Идем в квартиру, – предлагаю я. – Об этом можно поговорить и там. Да и Джорджию твою надо проверить.

– Джорджия в лучшем виде, – отвечает Эндрю, вновь склоняясь над багажником. – Мама регулярно приходила и поливала ее.

Беру гитары и сумочку. Когда мы входим в квартиру Эндрю, здесь пахнет точно так же, как в первый раз. Пустым жилищем. Зато Джорджия жива и полна сил.

Буквально падаю на диван, свешивая ноги через боковую спинку.

– В следующий раз мы поедем далеко, – говорит Эндрю, проходя мимо дивана в кухню.

Связка ключей шлепается на кухонный стол.

– Далеко – это куда? – спрашиваю я, приподнимаясь на локте.

– В Европу. Или в Южную Америку. – Эндрю возвращается в гостиную, широко улыбаясь. – Ты же хотела побывать в Италии, в Бразилии и еще во множестве других мест. Выберем какое-нибудь и двинем туда.

Моей усталости – как не бывало. Я вскакиваю с дивана. Меня уже переполняют мысли о новом путешествии. Едва сдерживаю радостные эмоции.

– Ты серьезно?

Он кивает, продолжая улыбаться:

– Можем последовать традиционному способу. Напишем на клочках бумаги названия всех мест, где хотим побывать, свернем, положим в шляпу и будем вытаскивать по одному.

Испускаю вопль – совсем как маленькая девчонка, которую пообещали сводить в цирк.

– Эндрю, как это здорово!

Он опускается на диван, упираясь коленями в кофейный столик. Мне не сидится. Я вытанцовываю перед диваном, глядя на улыбающееся лицо Эндрю.

– Конечно, нам нельзя забывать и о деньгах, – напоминает он. – На банковском счету их еще более чем достаточно, но поездки за границу обойдутся недешево.

– Мне не терпится пойти работать, – говорю я, и эти слова подхлестывают мою память. – Эндрю, ты просил меня быть с тобой предельно честной насчет того, где бы я хотела жить.

– И где бы ты хотела жить? – Эндрю обнимает меня за талию.

Я задумываюсь:

– Для начала в Роли. Но только для начала. Там и мама, и Натали. Я легко получу работу в салоне красоты, где работает Натали. Вроде я понравилась начальнице, и она еще тогда предлагала мне написать заявление…

– Можешь не объяснять причины, – прерывает меня Эндрю и сажает к себе на колени.

Я только сейчас понимаю, какую чушь несла. Мне просто не хотелось, чтобы он чувствовал себя обязанным.

Эндрю улыбается и обнимает меня за талию.

– Что означает это твое «для начала»? Объясни, пожалуйста.

Это мне почему-то трудно объяснить.

Эндрю наклоняет голову и с любопытством смотрит на меня. Ямочки на его щеках едва заметны.

– Пожалуй, нам не стоит ухлопывать все деньги на дом в Роли. – Наконец я нахожу нужные слова. – Не хочу осесть там навсегда. И потом: если мы потратим деньги на дом, нам не хватит на путешествие в Европу и другие места. А подрабатывать в дороге… Сам знаешь, за такие работы платят мало. Особо не сэкономишь.

– Постой, – говорит Эндрю и кривит губы. – Надеюсь, ты не хочешь, чтобы мы жили под одной крышей с твоей мамой. Нам нужно свое жилье. Я хочу раскладывать тебя на кофейном столике, любоваться твоей упругой задницей и не выкраивать минутки, когда твоей мамы нет дома.

– Какой же ты испорченный мальчишка! – Я смеюсь и прижимаюсь к нему. – А если серьезно, я тоже не хочу жить под одной крышей с мамой.

– Смотри, что получается. Если ты не хочешь покупать дом и тебе не улыбается жизнь бок о бок с Нэнси, остается только одно: снимать жилье. Но арендная плата тоже прилично высасывает денежки.

Я в замешательстве. Я как раз собиралась поговорить с Эндрю о разумном использовании его денег… Конечно, он сразу скажет, что это наши деньги. Но вряд ли я когда-нибудь привыкну считать их нашими.

– Помнишь, ты говорил, что нам хватило бы маленького домика?

– Конечно помню.

У Эндрю вспыхивают глаза. Похоже, он уже догадывается, какие слова сейчас услышит от меня.

– Есть еще такой вариант: купить без всяких рассрочек, за полную стоимость, крошечный домик или кондоминиум. Такой, чтобы хватило нам на двоих… Дешевое, но приличное жилье. Тогда у нас останутся деньги на путешествия. Нам не придется платить за аренду – это уже громадный плюс. А коммунальные услуги мы могли бы оплачивать со своих зарплат и концертов, не трогая основной резерв.

Но почему он улыбается, как Чеширский кот?

У меня краснеет лицо. Я прижимаю ладони к его груди, изо всех сил сдерживая смех. Эндрю тоже смеется.

– Что тут смешного?

– Ничего. Я рад, что наконец-то ты поняла: мои деньги – они и твои тоже.

– Как знаешь, – бурчу я, разыгрывая обиженную.

– Детка, если начала говорить, договаривай до конца, – просит Эндрю, качая меня на коленях.

Я отвечаю не сразу:

– Когда мы достанем из шляпы свернутую бумажку и поедем в то место, какое на ней обозначено, можно попросить Натали присмотреть за домом. А еще… – тут я поднимаю палец, – когда мы наконец-то найдем благословенное местечко на теплом берегу, о котором ты мечтал, мы продадим наш домик в Роли или будем сдавать его и получать дополнительный доход. Может, даже сдадим его Натали и Блейку!

Я чувствую, как в мозгу Эндрю опять завертелись колесики. Он все так же нежно улыбается, не сводя с меня глаз.

– Похоже, ты хорошо все обдумала, – говорит он, проанализировав услышанное. – И долго ты все это обмозговывала?

А ведь он прав! Только сейчас я понимаю, что уже давно начала по кусочкам выстраивать наше будущее и планировать момент, когда устану от дорог и захочу пожить в собственном доме.

Эндрю терпеливо дожидается ответа. Взгляд у него мягкий и задумчивый. Все в нем говорит мне: что бы я ни сказала, у него это не вызовет ни малейших возражений.

– Это было, когда мы выехали из Мобила, – говорю я. – Тогда я тебе впервые рассказала о своем желании побывать в Италии, Франции и Бразилии. И еще я говорила, что нигде не хочу бросать якорь насовсем. С тех пор я постоянно думала, как мы будем строить нашу дальнейшую жизнь. – Отвожу глаза и добавляю: – Я нарушила правила и все распланировала одна.

– Иногда без планирования не обойтись. – Он наклоняется и целует меня. – Ты отлично потрудилась. У тебя получился замечательный план.

Он снова меня целует, теперь уже со всей страстью. Когда мы прекращаем целоваться, я зажимаю лицо Эндрю в ладонях:

– А здесь я хочу выйти за тебя замуж. – (Глаза Эндрю вспыхивают.) – Нельзя, чтобы твоя мама чувствовала себя обойденной. По правде говоря, это из-за нее мое желание перебраться в Роли казалось мне эгоистичным. И еще, мне было очень неловко, что мы… подвели ее с праздником «Детский душ».

– Маме понравится такое решение, – прерывает меня Эндрю, чтобы я снова не наговорила глупостей. – А мне оно очень нравится. – Он снова меня целует.

Погоды лучше нельзя и придумать. Она превосходна. Мы не строили никаких планов насчет бракосочетания, но все происходит как по нотам. Вчера я позвонил маме и пригласил приехать на пляж Галвестон-Айленда. Она прибыла вовремя, даже не догадываясь, зачем мы ее позвали.

Увидев мать, машу ей рукой. Она сразу все понимает. На ее лице появляется широчайшая улыбка, весьма заразительная.

– Надо же, сподобились, – говорит она, подходя к нам. – Даже не верится, что вы наконец-то дозрели. Я так… Я так…

У нее текут слезы. Мама смахивает их ладонью, смеясь при этом.

На Кэмрин – винтажное платье цвета слоновой кости. То самое, что мы купили на блошином рынке. Она стоит босая (так тоже было решено).

– Марна, успокойтесь, пожалуйста, – просит она мою мать.

Кэмрин тяжело видеть эти слезы.

– А кто-нибудь еще будет? – спрашивает мама.

– Нет, – с гордостью сообщаю я. – Ты у нас единственная почетная гостья.

– Да, – подтверждает Кэмрин. – Только вы и пастор.

Мама дружески обнимается с пастором Ридом. Вот уже девять лет подряд она является прихожанкой его церкви. Она и меня пробовала туда вовлечь, но христианин из меня никудышный. А вот для венчания лучшего пастора, чем Рид, не найти.

Пастор Рид встает перед нами, раскрывает свою старую потертую Библию и начинает говорить. Я не слышу его слов. Я смотрю на Кэмрин, которую держу за руки. Она расплела волосы, и ветер сейчас вовсю играет ими. Я люблю ее улыбку, синеву ее глаз и нежность кожи. Мне хочется целовать ее, но это мы еще успеем. А сейчас я ограничиваюсь тем, что целую ей кончики пальцев и чуть крепче прижимаю к себе. Ветер играет ее платьем, подчеркивая идеальную фигуру, похожую на песочные часы. Прядь волос попадает ей в рот. Подавляю улыбку, видя, как Кэмрин пытается отогнать непослушную прядку языком.

Зная, что Кэмрин не хочет вносить сумятицу даже в такую простую церемонию, осторожно отвожу ей эту прядку.

Мне кажется, что мы одни. На пляже. В целом мире.

Наступает время произнесения наших клятв. Никто из нас не писал черновиков и вообще не особо обдумывал, о чем станет говорить. Так мы собираемся делать почти все в нашей жизни: подчиняясь порыву.

– Кэмрин, ты – вторая половина моей души, – произношу я. – Я люблю тебя и буду любить каждый день нашей совместно прожитой жизни. Обещаю: если когда-нибудь ты вдруг перестанешь меня узнавать, я буду читать тебе вслух, как Ноа читал Элли. Обещаю: когда мы состаримся и у нас начнут болеть кости, мы никогда не будем спать в разных комнатах. Обещаю: если ты умрешь раньше меня, я позабочусь, чтобы тебя похоронили в этом платье. Обещаю: в случае чего буду оберегать тебя, как дух Сэма оберегал Молли. – Ее глаза блестят от слез. Большими пальцами я глажу ей ладони и продолжаю: – Обещаю тебе, что по прошествии лет для нас с тобой не наступит дня, когда мы, проснувшись, будем сожалеть о бесцельно прожитых годах и о том, что все наши замыслы оказались пустыми словами. Какие бы трудности ни выпали на нашу долю, я всегда, всегда буду рядом с тобой. Обещаю и впредь быть непредсказуемым, выключать музыку, когда ты засыпаешь, и петь тебе про изюминки, когда ты грустишь. Обещаю всегда любить тебя, где бы мы ни находились и что бы ни происходило в нашей жизни. Ведь ты – моя половина, без которой я просто не смогу жить.

Кэмрин не пытается сдерживать слезы, но быстро успокаивается. Теперь ее черед произносить брачную клятву.

– Эндрю, я обещаю всегда поддерживать тебя, а если твоя жизнь вдруг превратится в сплошные страдания, то ни в коем случае не продлевать их. Обещаю: если ты вдруг потеряешься или исчезнешь… неустанно искать тебя. Всегда. – (Я невольно улыбаюсь.) – Обещаю: если ты умрешь раньше, на твоих похоронах буду играть «Dust in the Wind» и тебя не похоронят там, где холодно. Обещаю всегда обо всем тебе рассказывать, как бы стыдно мне ни было и какой бы виноватой я себя ни чувствовала. Обещаю всегда доверять тебе, когда ты просишь меня что-то сделать, поскольку твои просьбы никогда не бывают бессмысленными. Обещаю всегда быть рядом с тобой и не позволять тебе разбираться с нашими трудностями одному. Обещаю всегда любить тебя в этой жизни и в той, куда мы перейдем потом, поскольку я знаю: без тебя я не смогу вступить ни в какую жизнь.

Пастор Рид спрашивает меня:

– Согласен ли ты, Эндрю Пэрриш, взять Кэмрин Беннетт своей законной женой, дабы жить с нею в радости и горе, в богатстве и бедности, любя ее, лелея ее и заботясь о ней отныне и до конца жизни?

– Согласен, – отвечаю я и надеваю ей на палец обручальное кольцо, купленное в Чикаго.

Кэмрин шумно вздыхает.

Затем пастор поворачивается к Кэмрин и спрашивает:

– Согласна ли ты, Кэмрин Беннетт, взять Эндрю Пэрриша своим законным мужем, дабы жить с ним в радости и горе, в богатстве и бедности, любя его, лелея его и заботясь о нем отныне и до конца жизни?

– Согласна.

Я подаю ей кольцо. Надо сказать, что Кэмрин лишь недавно узнала о существовании этих обручальных колец. Она надевает кольцо на мой палец.