- А ты, малышка, очень веселая… - хмыкнул белый, тоже наклонившись к окну. – Думаешь, если с тобой твой малокалиберный дружок, то ты уже крутая девочка? А если мой братан тебе мозги вынесет прямо сейчас?.. Еще раз говорю: открывай тачку, шлюшка! Слышишь?

            Лив злобно топнула ногой и, ощущая, как гнев и дикое, горячее, как печь, раздражение захлестнули ее окончательно и бесповоротно, изловчилась и грубо, изо всей силы врезала пистолетом по руке белому, наставив его на агрессивно дернувшегося афроамериканца, желающего защитить друга от телесных повреждений, яростно прошипев:

- Ладно, ублюдки, только из-за того, что мне чертовски срочно надо быть сейчас в другом месте, я воспользуюсь положением и открою вам секрет, что эта машина принадлежит Эйдену Мартинесу, моему чудесному и очень доброму папочке… У вас есть хоть малейшее представление, кто он такой? – задала риторический вопрос Лив, потому что при звуке имени ее отца, оба парня испугались до того, что белый потемнел, а черный побледнел. Они одновременно отступили на шаг назад, и даже их пистолет как-то горестно повесил нос, услышав столь шокирующую новость.

- Да ну… Ты брешешь… - сипло проговорил негр, а Лив закатила глаза.

- Хочешь проверить? Стреляй по тачке! Она бронированная, кретин! Так что если вы двое не хотите всю жизнь принимать пищу через трубочку, то вы сейчас же оставите меня в покое и пойдете к чертям собачьим, в противном случае папочка узнает подробное описание ваших рож, а память у меня хорошая. – гневно, с угрозой в голосе проговорила Лив, которая никогда обычно не прикрывалась отцом в собственных проблемах: это было не в ее духе.

            Парни даже как-то странно задергали глазами, впечатленные ужасающей новостью о том, что они чуть было не покусились на машину и здоровье дочери мафиозного барона, и, отступая назад, подняв руки в знак капитуляции, одновременно бормотали:

- П-простите, мисс Мартинес, мы это…

- Мы же не… не специально… мы просто…

            Лив прищурилась и нахмурилась, вдруг заметив у чернокожего на руке зеленый платок… Она знала, кто носит такие платки, но почему тогда этот парень напал на ее машину?..

- Эй, ты, в капюшоне! – вдруг окликнула негра Лив, указав дулом пистолета на его запястье. – Это платок «Острых ножей»? Ты – человек Трейшоуна?

            Негр замер, напугавшись, кажется, еще больше.

- Я… да… Не говори ему! – вдруг взмолился он, и его глаза сделались такими жалкими и беззащитными, что Лив мигом остыла. – Он убьет меня!!!

- Так ты знал, что у него распоряжение – не трогать машины моего отца?!? Почему тогда полез ко мне??? – возмущенно воскликнула Лив, ничего не понимая. Или Трейшоун решил повоевать с ней, отомстить за смерть своих людей, или этот паренек глуп, как чихуахуа…

            Черный паренек расширил наполненные ужасом темные глаза и замотал головой:

- Нет, я не знал, клянусь! Мне ничего об этом…

            Лив бросила взгляд на часы, и ее сердце сжалось: еще несколько минут впустую… Проклятье!!! Только бы папаша решил растянуть удовольствие…

- Ладно, проваливайте. – махнула рукой Лив, и афроамериканец вскинул к ней руки:

- Стой! А как же я?..

- А что –ты? – нетерпеливо протараторила девушка. – Я даже твоего имени не знаю, так что прекрати мочить штанишки и иди, поменяй подгузник! С Трейшоуном я сама разберусь. Пошли к черту!!! – гневно бросила Лив и даванула педаль газа, не боясь отломить ее своими резкими действиями.

            Восемь кварталов пронеслись быстрее, чем комета Хейла-Боппа в 1997 году, и Лив, бросив «Кадиллак» поперек улицы и не потрудившись убрать с проезжей части его мощный, увесистый зад, быстрым взглядом окинула жилой, восьмиэтажный дом, в котором, судя по наводке Люка, и был сейчас отец.

            Тяжело вздохнув, чувствуя, как в голове шумит ветер и стучит дятел, грозя выдолбить из коры головного мозга последние извилины, девушка собрала остатки сил и, поежившись от холода, бросилась в подъезд.

            Серые, нагнетающие тягостное настроение, гладкие стены, три одинаковые двери на каждом этаже – вот и все, что она увидела, посмотрев наверх, в просвет между перилами.

- Ну, если отец уже здесь, значит из квартиры в любом случае будет раздаваться его карканье, крики и дурацкая стрельба. – заявила сама себе Лив, тяжело дыша, и бросилась вверх по лестнице.

            Иногда из дверей, в ответ на цоканье ее каблуков, высовывались озадаченные и испуганные головы, правда, после секундного созерцания бегущей вверх блондинки, одетой, как на пляж, в ноябре-месяце, они отчего-то шустро исчезали, сопровождая это звуком громко захлопывающихся дверей, разносящимся на несколько этажей эхом по подъезду.

            Оливия понимала, почему у них такая странная реакция: видимо, папаша со своим выводком грозно протопал по этой же лестнице некоторое время назад, и, скорее всего, жителей немного напрягло оружие в их руках и сумрачные лица, поэтому…

            Ее мысль оборвалась на полуслове.

            Между четвертым и пятым этажом прямо на ступеньках лежал мужчина. Судя по грязной, в пятнах от еды, майке и рваных, отдувавшихся на коленках, спортивных штанах, он явно жил в одной из этих квартир, а валяющаяся рядом догорающая сигарета свидетельствовала о цели его выхода на площадку…

            Лив замерла, в ужасе глядя на то, как хрипел незнакомый ей мужик, держась за сердце и вытаращив подернутые болью глаза на девушку, кажется, пытаясь попросить о помощи.

            Сердце Лив дернулось, и она в раздражении посмотрела наверх, туда, где, по ее мнению, располагалась обитель Господа.

- Да ты издеваешься?!? – топнула она ногой, проклиная чертовы обстоятельства за то, что каждая секунда во спасение этого курильщика может стать роковой для супергениального, но больного на всю головушку, малорослика Эрнесто, но, не мешкая ни секунды, она пересекла несколько оставшихся ступеней вверх и забарабанила по всем трем дверям, заголосив, что есть мочи:

- Эй!!! Э-э-эй!!! Кто-нибудь!!! Откройте! Тут мужчине плохо!! Откройте же, ну!!! – гневно прошипела Лив, снова обрушившись с кулаками на хлипкие двери, которые сотрясались от ее ударов.

            И, наконец, хвала Всевышнему, из квартиры с левой стороны послышался щелчок отпираемого замка, и Лив увидела два больших карих глаза, обрамленных густыми ресницами и темными бровями, взметнувшимися наверх от удивления и испуга. Лив требовательно посмотрела на девушку, в ужасе таращившую на нее свои глазищи, и яростно протараторила:

- Наконец-то, давай скорее, звони в скорую, видишь, ему плохо, приступ или что там у него еще в груди защемить может… А курить-то меньше надо, так ему и передай, если оклемается, а пока, может, побудешь с ним, а то я спешу, мне еще кое-кого спасти надо… - на одном дыхании импульсивно выдала Лив, указывая рукой на хрипящего соседа девушки, все еще пучившего глаза в потолок и явно страдающего от ужасной боли.

            Девушка, наконец, очнулась и, распахнув дверь, вылетела на площадку, достав из кармана мобильный и набирая номер службы спасения.

- Мистер Киндел!! Мистер Киндел!!! Что с вами?? – в ужасе затараторила темноволосая, немного полноватая девчонка, которой на вид казалось не больше пятнадцати лет. – О, Господи! Сейчас… скорую вызову…

            Она набрала номер и, приложив мобильник к уху, посмотрела на Лив расширенными от растерянности и испуга глазами.

- Спасибо… - шепнула она, как-то странно посмотрев на девушку, и Лив кивнула:

- Не за что. Теперь скажи: не видела ли ты тут толпу дядек в строгих костюмах с лицами носорогов и огнестрельным оружием в руках, возглавляемых пыхтящим, как паровоз, седеющим важным шкафчиком с голосом, как из громкоговорителя?

            Девушка ошарашено открыла рот и медленно кивнула.

- Они побежали… на седьмой… - шепотом, наполненным несказанным ужасом, проговорила она.

            Лив снова кивнула и улыбнулась ей из последних сил.

- Слава Богу! А то тишина такая – думала, что домом ошиблась! Эти-то красавцы мне и нужны! Ну, счастливо тебе и… мистеру Кинделу.

            И Лив бросилась наверх, чувствуя на себе взволнованный и ничего не понимающий взгляд больших карих глаз.

            Седьмой этаж и правда ознаменовал окончание гонки Лив за собственным папашей: дверь в квартиру напротив лестницы была распахнута настежь, а в бедно обставленной, старомодной прихожей лежало несколько человек с пулевыми отверстиями в разных частях тела, напустив на старый, протершийся ковер уже целую лужу крови.

            Лив замерла, с болью и отвращением глядя на них, но в этот момент из глубины квартиры раздались крики, звуки борьбы и ломающейся мебели, и Лив, спешно перешагнув через мертвые тела, рванула на крик, борясь с собственным ужасом от того, что она все-таки могла опоздать.

            В гостиной, кроме все тех же нескольких мертвых тел, никого не было, а новый крик раздался из спальни. Не мешкая ни секунды, держась за стены и чувствуя, как гудит в ее голове, Лив кинулась за угол и увидела толпу людей ее отца, включая Марти и Эдди, с грозными лицами нацеливших пистолеты внутрь комнаты.

- А ну расступитесь, остолопы, живо! – скомандовала Лив, расталкивая массивные спины в дорогих костюмах и пробиваясь в спальню.

- Мисс Оливия?!? – завопил ошарашенный Марти, но Лив только махнула на него рукой и влетела в комнату.

            Спальня была пустой, если не считать огромной кровати посередине, на которой «отдыхал» мертвый человек Эрнесто лицом в подушку, а возле нее на полу, один на другом, лежали еще двое бедолаг, но Лив не замечала их.

            Ее внимание было приковано к высокой, крепкой фигуре в невероятно дорогом черном костюме и туфлях и с до жути знакомым седеющим затылком, стоящей около открытого окна и с явным напряжением держащей по тонкой, костлявой щиколотке в каждой руке, которые завершались очень уж бросающимися в глаза лакированными голубыми ботинками небольшого размера.

- …этот полет ты навсегда запомнишь, задохлик!!! – громыхал отец, и Лив, чувствуя, как в груди все больно сжалось, а в глазах потемнело, вскинула руки и закричала:

- Отец!!! Нет!!! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ???

            Эйден вздрогнул и чуть случайно не отпустил Эрнесто в бездну, который как-то болезненно захохотал.

- Оливия?!? Что ты здесь делаешь??? – встревоженно и гневно воскликнул отец, обернув голову и ошарашено уставившись на дочь. – Ты должна быть в больнице у Калеба!!!

- А ты должен был сказать мне, что собираешься к этому таракану! – крикнула в ответ Лив. – Немедленно верни его внутрь!!! Немедленно, отец!!!

            Эйден раздраженно рыкнул и с огромным трудом втащил Эрнесто обратно в квартиру, грубо установив рядом с собой.

            Лив нахмурилась, посмотрев на своего, некогда важного, представительного и самоуверенного, а теперь просто жалкого, сводного брата.

            Эрнесто скалился, как-то болезненно подрагивая и держась одной рукой за ребра. Его лицо было фиолетовым от множественных синяков, бровь и лоб были рассечены, и капли крови размазались по его щекам, рваная губа окрашивала ровный ряд зубов в алый цвет, а волосы спутались, и на их белесом оттенке тоже играли багряные пятна крови. Тот самый зеленый кардиган, в котором болтался «жучок», прыгая под шелковой подкладкой, был снова изорван и испачкан в крови, это же касалось и темно-синих, некогда выглаженных до совершенства, брюк. В общем и целом, выглядел Эрнесто ужасно.

            Лив вдруг очнулась, как будто всю дорогу до этой квартиры пребывала в чужом теле. Она так спешила спасти шкуру этого несчастного, запутавшегося в себе и собственных эмоциях, типа, что напрочь забыла о собственном самочувствии. Боль обрушилась на нее, как снежная лавина с горного хребта – резко и отчаянно придавив ее своим весом. Она обнаружила, что ее голова просто разрывается изнутри чудовищной пульсацией, грозящей выкинуть мозги из всех возможных отверстий в черепе, безумная боль разрывала ей грудь и правую сторону туловища, особенно в том месте, где была рана, вдобавок, она ощущала сбивающую дыхание сердечную аритмию и невероятную, жгучую усталость: кажется, организм отозвался на поспешное исчезновение из больницы и скоростной подъем на седьмой этаж.

            Лив с трудом выдохнула и с укоризной посмотрела на отца, тревожно, но в то же время разозленно изучающего ее пристальным взглядом.

- Я же тебе говорила, что должна увидеть его прежде, чем ты реализуешь на его тщедушном теле свои мстительные идеи!! – недовольно воскликнула Лив, очень сильно желая присесть, а лучше – прилечь где-нибудь: так сильно подкашивались от слабости ее ноги. – А ты решил все сделать по-своему, да еще часового ко мне приставил! Да ты хоть представляешь, папочка, в каком ужасном состоянии мне пришлось его оставить??? А все из-за твоего идиотского плана по ограждению такой хрупкой меня от нервных переживаний… И как же тебе не стыдно, взрослый человек, седеющие виски, бритва с тремя уровнями лезвий?!? Ай-яй-яй. – язвительно проговорила девушка, ввергая своего отца в замешательство, правда, судя по бешено вращающимся глазам, чувством вины, на которое уповал этот монолог, там так и не запахло.