— Очевидно, нет.

— Демоны питаются детьми. — Калли обрывала листья с растения и бросала их в вино. — Они не спасают детей от издевательств. А что вы знаете о демонах?

— На самом деле совсем немного. — Син спокойно встретил ее взгляд.

Она добавляла в вино всякие травы, пока не образовалась густая масса, а потом стала размазывать эту массу по его предплечью, и жар от прикосновений ее рук обжигал Сина.

— У вас есть имя? — спросила Калли.

— Так как вы заявили, что хорошо знаете меня, то ответьте сами.

— Что ж, — помолчав, сказала она, — я не сомневаюсь, что ваша мать не называла вас приспешником дьявола, сатанинским отродьем или королевским палачом.

При такой дерзости Сину оставалось только подавить улыбку. Да, девушка была смелой, с сердцем львицы.

— Моя мать вообще не дала мне имени, — ответил он, глядя, как девушка накладывает повязку на его руку.

— Но вас же должны как-то называть. — Встретив его взгляд, светло-зеленые глаза вспыхнули.

Калли стояла так близко, что, когда она говорила, ее дыхание мягко касалось его кожи и ее теплый цветочный запах овевал Сина. Он вдруг ясно осознал, что на нем нет ничего, кроме штанов, а она одета только в тонкое платье прислуги, снять которое не составит труда.

Девушка была очаровательна, и он не мог объяснить себе почему, но ему захотелось услышать, как она произнесет его имя.

— Те, кто осмеливается обратиться прямо ко мне, называют меня Син[1].

— Син? — спросила она.

— Да, зачатый в грехе, рожденный в нем и в настоящее время в нем живущий. — Он в первый раз почувствовал, как дрогнула ее рука.

— Вам нравится пугать людей, не правда ли? — Да.

— Почему?

— А почему бы и нет?

К удивлению Сина, девушка рассмеялась мелодичным глубоким смехом, и, взглянув на нее, он был околдован тем, как смягчилось ее лицо.

Боже милостивый, она была красавицей. И в это мгновение ему безумно захотелось узнать вкус ее губ, ощутить, как ее дыхание смешается с его собственным, когда он коснется их, захотелось позволить Генриху поженить их, чтобы всю оставшуюся жизнь можно было наслаждаться ее близостью, чувствовать ее присутствие рядом.

При этой мысли Син окаменел.

Нет, он никогда не позволит себе решиться на это. Пусть сейчас она нежно касается его, но она будет бояться и проклинать его, как все остальные, если узнает правду о нем и о том, что было у него в прошлом. Нет, радость и покой не для него, он много лет назад раз и навсегда избавился от подобных мечтаний.

Калли сняла с него другую повязку, и ей едва не стало плохо при виде крови, пропитавшей ткань.

— Простите меня, у меня не было намерения причинить вам боль, — прошептала она.

— Позвольте уточнить, миледи. Когда человек поднимает меч, защищаясь или нападая, то вполне вероятно, что кто-то будет ранен. — Он укоризненно поднял бровь.

— Ее необходимо зашить. — Краска снова прилила к ее щекам, и Калли потянулась за иголкой.

— Она и сама заживет.

— Но останется шрам.

— Думаете, это имеет какое-то значение? — Син посмотрел вниз на многочисленные шрамы, уродовавшие его грудь и руки.

Его слова заставили Калли поднять голову, но и сейчас она не могла прочитать, какие чувства скрывались в глубине этих черных глаз. Какие страдания ему, должно быть, пришлось пережить, чтобы суметь так плотно отгородить себя от мира. Обычно ей удавалось заглянуть даже в самую скрытную душу, но этот человек был для нее полной загадкой.

— Для меня имеет, — ответила Калли, удивившись, почему это так, но чувствовала она именно это.

Как можно осторожнее она сделала четыре коротких стежка и поразилась, что Син даже не вскрикнул и не напрягся. Могло показаться, что он даже не чувствовал, что она делала. Он был ранен столько раз, подумала Калли, что эта рана ничего для него не значила.

Однако она очень многое значила для совести Калли — девушка никогда не причиняла другим боль. Ее отец был беспощадным воином, а мать целительницей, и именно от нее Калли унаследовала любовь к жизни. Она отрезала чистую полоску ткани и наложила на зашитую рану.

Пока она работала, лорд Син не шевелился, но Калли чувствовала, что он не сводит с нее взгляда — обжигающего взгляда.

«Он приспешник дьявола, — поведала ей Элфа. — Говорят, он просто ради удовольствия убил больше сотни людей и еще тысячи убил в сражениях. Когда его в первый раз привезли ко двору, на нем была одежда варвара и говорил он на языке, которого никто не понимал. Говорят, он продал душу дьяволу, чтобы стать неуязвимым».

Калли не знала, сколько в этом было правды, но, глядя на его тело, она могла сказать, что он далеко не так уж неуязвим.

Но… нельзя были не признать, что он обладает силой и храбростью. Калли никогда не встречала равных ему и впервые в жизни почувствовала, что ее тянет к англичанину.

«О чем она думает?»

Калли зажмурилась. И правда, о чем она думает? Она дочь главы клана, который всю свою жизнь боролся за освобождение любимого края от англичан. Отец умер, сражаясь против англичан, и она никогда не предаст его память.

Глядя на грудь лорда Сина, Калли задалась вопросом: сколько шрамов на его теле получено во время сражений против ее народа и сколько из тех убитых в битвах были шотландцами?

— Готово, — сказала она, закончив перевязывать его вторую руку.

Син хмуро смотрел, как внезапно погрустнело ее лицо. Он не знал, что за мысль послужила тому причиной, но огорчился, что она лишила девушку безмятежности.

Собрав свои вещи, Калли пробормотала «до свидания» и быстро вышла из комнаты.

Син помрачнел еще сильнее. Ему бы радоваться, что она наконец-то ушла, а он…

Почему же ему показалось, что в комнате вдруг стало холодно?

Тряхнув головой, он прогнал эту мысль. У него есть более важные дела, чем думать об этой женщине.

Генриху придется найти кого-нибудь другого из своих подданных, чтобы женить на ней.

Утром Син направлялся к конюшне, собираясь проехаться верхом, чтобы привести в порядок свои мысли после мучительной бессонной ночи.

— Син!

Услышав свое имя, которым его никто здесь не называл, Син остановился на полпути. Голос казался странно знакомым, но Син не мог окончательно узнать его. Оглянувшись через плечо, он увидел мужчину с темно-русыми волосами, на несколько дюймов ниже себя ростом. В лице мужчины было что-то знакомое, но только когда он улыбнулся, Син вспомнил его имя.

— Малыш Саймон из Рейвенсвуда. — Син протянул Саймону руку, когда тот подошел к нему. — Сколько лет прошло?

— Думаю, лет двадцать. — Саймон пожал ему руку и с братской любовью похлопал по больному месту.

Да, должно быть, так и есть. Последний раз Син видел Саймона в тот день, когда отец Саймона прискакал в Рейвенсвуд, чтобы забрать своего сына у Гарольда, прежнего графа Рейвенсвуда.

— Как твой брат? — спросил Син, имея в виду Дрейвена Рейвенсвуда. Они вместе часто защищали Саймона от нападок старого графа. — Надеюсь, у него все хорошо?

— Да, — кивнул Саймон, — два года назад он женился на Эмили Уорик.

— Старый Хью в конце концов позволил одной из своих дочерей выйти замуж? — Син почти улыбнулся, услышав это известие.

— Да, можешь в это поверить?

— Нет, не могу, — покачал головой Син. — Здесь есть какая-то история.

— Пойдем со мной, выпьем, и я все тебе расскажу. Ну а как ты? Ты женил…

— Ш-ш, — перебил его Син. — Даже не шепчи это слово, чтобы не накликать на меня несчастье.

— Накликать несчастье? — Саймон нахмурился. — Как так?

— Генрих угрожает мне женитьбой, но пока что я ее избежал. Надеюсь предотвратить расправу.

— Тогда, возможно, тебе удастся не попасть в петлю, — засмеялся Саймон.

— Но скажи мне, Саймон, что привело тебя сюда, ко двору Генриха?

— Я приехал искать приключений, — широко улыбнулся Саймон, — а нашел всего-то несколько бочонков эля, пару девиц, нуждающихся в утешении, да множество хвастливых рыцарей, вновь пережевывающих выдающиеся события, которых никогда не было. — Он с тоской вздохнул. — Кто же знал, что при дворе может быть так скучно?

— Потерпи немного и увидишь, что при дворе в изобилии интриг.

— Да, вокруг тебя — несомненно. Я уже столкнулся с несколькими твоими врагами.

— Только позаботься, чтобы не столкнуться с ними в темных закоулках, — кивнув, предупредил Син, — особенно если они увидят, что ты со мной разговариваешь.

— Ну что ж, теперь у меня будет чем заняться. — Во взгляде Саймона вспыхнула надежда.

Син собрался ответить, но вдруг что-то заметил краем глаза. Повернув голову, он постарался определить, что же именно привлекло его внимание.

По двору свободно двигались придворные и слуги — одни прогуливались, другие работали, и в этом не было ничего необычного.

Ничего, если не считать странной фигуры человека, который, хромая, шел вдоль дальней стены внутреннего двора. Никто, очевидно, не обращал на него внимания, но что-то в нем было не так.

Син коснулся рукой локтя Саймона, сделав знак, что сейчас вернется, и шагнул вперед, чтобы лучше рассмотреть человека, чей плащ был немного толстоват для необыкновенно теплого дня.

А подойдя ближе, Син заметил самое странное — у человека было четыре ноги.

Син с изумлением наблюдал, как четвероногий человек направлялся, несомненно, к конюшне.

— Скажи мне, Саймон, — обратился он к подошедшему другу, — ты когда-нибудь видел четвероногого нищего?

— Это ребус?

— Не ребус, а загадка. Загадка, как далеко он может уйти, прежде чем кто-нибудь его остановит.

— Его?

Указав на темную фигуру, входящую в конюшню, Син ускорил шаги, чтобы догнать ее. Велев Саймону дожидаться его снаружи, Син мгновенно исчез в темноте конюшни и увидел, как фигура разделилась на две части. Против собственной воли он улыбнулся и, прокравшись вдоль стойла, смотрел, как шотландка провела мальчика к повозке и накрыла его сеном.

— Ты уверена, что на этот раз получится? — спросил мальчик.

— Да, — заверила она брата. — Я подслушала, как парень говорил, что приготовит повозку для возчика, чтобы привезти из города еще продуктов. Мы будем просто тихо лежать, пока он не остановится, а потом затеряемся в городе. — Она забралась в повозку и накрыла себя тоже.

Через несколько минут пришел старший конюший и начал запрягать лошадей в повозку.

Девушка была изобретательна, в этом Син не мог ей отказать. И если бы он не взял на себя ответственность за нее и мальчика, он позволил бы им убежать.

Но он не мог этого сделать.

Вопрос в одном: следует ли расстроить ее планы сейчас или подождать?

Син решил подождать. Ему хотелось посмотреть, как далеко она сможет добраться одна.

Выйдя из темноты, он быстро приготовил двух лошадей и повел их туда, где снаружи его ждал Саймон.

— Ты готов сейчас к небольшому приключению? — спросил он друга.

— Всегда готов.

Оседлав лошадей, они дождались, когда возчик выехал из конюшни на повозке.

— Что мы делаем? — поинтересовался Саймон, когда они вслед за повозкой пересекли внутренний двор замка и направились в Лондон.

— Едем вслед за той телегой, — ответил Син.

— Почему?

— Потому что она впереди нас.

— Что ж, это разумный ответ. Было бы трудно ехать за повозкой, будь она позади нас.

— Терпение, Саймон, — усмехнулся Син, — и ты поймешь, почему мы ее преследуем.

Возчик направился в торговый квартал, в котором царила суета и было полно народа, и, когда он остановился перед небольшой группой магазинов, Син увидел, как из повозки выглянула покрытая соломой голова. Как только возчик скрылся из виду, девушка выбралась из повозки, а вслед за ней и мальчик.

Никто, по-видимому, не заметил ее необычного поведения, а если и заметил, то не придал этому значения.

Девушке понадобилось одно мгновение, чтобы стряхнуть с себя и брата солому, но одна не замеченная ею соломинка запуталась в ее медных волосах и покачивалась при каждом движении.

— Почему она прячется? — со смехом спросил Саймон, когда Калли, взяв мальчика за руку, повела его в толпу.

— Пытается спастись от королевского надзора.

— Нам следует уведомить охрану? — Улыбка исчезла из глаз Саймона.

— Нет, думаю, мы сами сможем перехватить ее.

— Тогда чего мы ждем?

— Мне просто хочется понаблюдать за ее маневрами.

С лошади Сину легко было следить за передвижениями Калли по заполненным людьми улицам города. Низко наклонив голову, она одной рукой все время держала брата, а мальчик через каждые несколько шагов пытался остановиться, все время болтая обо всех и обо всем, мимо чего они проходили, и из-за этого они двигались медленно. Безусловно, если бы не ее брат, девушка уже была бы свободна.

— Стой!

Повернув голову, Син увидел в толпе Роджера Уоррингтона — рыцарь направлялся прямо к шотландке.