– Ни в коем случае! – Стивен выпрямился, скрестив на груди руки.

На мгновенье Джереми замер, мускулы его лица напряглись. Он встал и подошел к Стивену.

– Ты немедленно отдашь приказ счищать медное покрытие… – твердо сказал он.

– Это бесчеловечно. – На лице Стивена появилась гримаса отвращения.

Джереми нахмурил брови.

– Это приказ, Стивен.

Глаза Стивена заблестели.

– Ты не можешь мне приказывать.

– Ошибаешься, младший лейтенант Норбери…

Джереми отступил на шаг, и Стивен увидел лейтенантские нашивки на его рукаве. До сих пор Данверс не говорил ему о своем повышении.

– Итак, я приказываю тебе обработать собственные патроны и передать мое распоряжение солдатам. Немедленно. В случае неповиновения я буду вынужден принять меры.

Стивен побелел как мел, а потом медленно развернулся на каблуках и пошел прочь. Ройстон, Лен и Саймон прервали работу и поочередно глядели то вслед Стивену, то на Джереми, с невозмутимым видом вернувшегося к работе. На несколько минут повисла гнетущая тишина.

– Это действительно было нужно? – робко спросил Саймон.

– Действительно. – Джереми указал на патрон из его кучи, скатившийся в мокрый песок. – Протри как следует. В «мартини-генри» не должно попасть ни песчинки!


Ночь в лагере под Тринкитатом была неспокойной. Небо затянули тучи, в просветах между которыми лишь изредка мелькал тонкий серп молодого месяца. Еще одной помехой ночному отдыху стало прибытие в восемь часов вечера первого батальона Йоркского и Ланкастерского полка. С виду счастливые, в старомодных камчатых мундирах цвета хаки и с перекинутыми через плечо свернутыми спальными мешками, солдаты возвращались домой после тринадцатилетнего пребывания в Индии, однако сделали крюк, через Аден и Суакин, чтобы поддержать соотечественников в предстоящей операции. Подкрепление встретили криками ликования, как старых друзей. Это подняло настроение, но ненадолго. Накануне Осману Дигне был предъявлен ультиматум сдаться до восхода солнца, однако надежда и на этот раз избежать сражения представлялась эфемерной. Помимо всего прочего, нужно было найти в себе силы уснуть, чтобы утром встать свежими и отдохнувшими.

Время от времени срывающийся дождь повисал в воздухе клубами теплого пара, не достигая земли, однако перед рассветом полило как из ведра. Возвестивший зарю сигнал горна для многих был долгожданным. Пока стояли в очередях в уборные, а потом за чаем, кофе и сухарями, протрубили сниматься с места.


Наконец в утренней дымке замаячили яркие пятна: алые и ультрамариновые, хаки и цвета сосновой хвои, а также ослепительно-белые – шлемов и ремней. Болезненные, кричащие краски на фоне однообразно серого ландшафта сверкали в лучах восходящего солнца и походили на мираж, лихорадочный бред или кучки кукурузной муки на току. Войска двигались вперед, как колония муравьев, их стройные ряды образовывали правильное каре с сильными, вытянутыми флангами. Тем не менее шагали свободно, не строевым, перекинув ружья через плечо, в такт барабанам и флейтам шедших в первых рядах горцев Гордона в серых куртках и зеленых юбках. В этой пронзительной музыке было что-то зловещее, и в то же время она действовала ободряюще. По обеим сторонам каре гацевали разделенные на небольшие группы гусары, копыта их коней вздымали облачка жгучей, как перец, пыли. Вперед, вперед, на холмы и укрепления, охраняемые разбросанными по всему ландшафту дозорными Махди, чьи фигуры издали напоминали белые запятые с черной головкой. Вперед, на оазис Эль-Теб!

Джереми ехал на лошади позади каре, среди людей своего и других подразделений Королевского Суссекского, как конной пехоты, так и кавалерийских. Он оглянулся на Стивена, который все еще дулся после вчерашней размолвки, не разговаривал и избегал смотреть ему в глаза. Джереми сжал губы и снова развернулся вперед. Ему не хотелось тратить силы на ссоры. Никогда еще он не был настроен так решительно, как сейчас.

Однако в следующий момент Джереми содрогнулся вместе со всем войском, потому что сзади раздался взрыв, отозвавшийся в пространстве гулким эхом. Собственно говоря, все знали, что стреляло британское орудие с борта стоявшего в лагуне «Сфинкса». Ровно в девять часов тридцать минут оно должно было произвести пробный выстрел. Несколько снарядов, пронзительно визжа, пролетело над их головами и с глухим грохотом упало в песок перед первой шеренгой горцев. Еще один приземлился совсем недалеко от гусар. Каре продолжало двигаться. Трумп, трумп, трумп… Все ближе и ближе. Теперь уже слишком близко.

– Конная пехота, вперре-ед!

Этой команды ждали давно. Леонард, Ройстон, Саймон и Стивен отделились от каре вместе со своими людьми и, дав лошадям шпоры, поскакали по обе стороны строя. Их мундиры цвета хаки смешались с красками других полков. Подобно тысячам разноцветных стрел, одновременно выпущенных сквозь клубы песка и пыли, устремились они на воинов Махди. Они уже видели их смуглые, искаженные злобой плоские лица, обрамленные пышными курчавыми шевелюрами. Уже сверкали на солнце направленные в них копья и стволы ружей, но ни один из суссексцев ни на дюйм не отклонился от заданного направления.

– На-азад!

Развернув коней, пехотинцы поскакали в противоположном направлении, на исходные позиции.

Теперь инициатива перешла к гусарам, и они поскакали на окопы махдистов, к форту, именно туда, где в прошлый раз потерпел поражение Бакер-паша. С той стороны раздавали выстрелы и дымились стволы орудий. Но гусары были быстры, как цветные молнии. Так же стремительно возвращались они к каре и снова неслись вперед. Одно подразделение за другим мчалось, как на крыльях.

Ветер разносил сладковатый запах гниющей плоти. Трупы лежали сотнями, лицом вниз, пораженные в спину ударом копья или сабли. В основном это были египтяне Бакер-паши, однако среди них попадались и европейцы. Над мертвецами кружили хищные птицы, которые лишь ненадолго прервали пиршество, вспугнутые появлением людей. Вскоре, подобно темным шелестящим облакам, они снова опускались на затылки трупов.

После короткой передышки каре опять пришло в движение под монотонную музыку горцев. Оно двинулось в северном направлении, теперь уже строевым шагом, чтобы ударить неприятеля в самое слабое его место, с тыла.

Однако неприятель ударил первым. Гранатой, выпущенной из орудия Круппа, которая перелетела через каре и упала поодаль. Вторая приземлилась рядом с британцами и взорвалась. Разлетелись осколки, послышались стоны и крики. С третьей гранатой число раненых возросло, однако солдаты продолжали идти вперед, с вытаращенными от ужаса глазами, так и не получив приказа открыть огонь. Грохотали залпы, снаряды обрушивались на ряды англичан, пробивая в них бреши, которые тут же заполнялись. Доктора и санитары носились из одного конца каре в другой, вынося на носилках раненых. Очередная граната ударила в середину каре. Вздыбилась пыль вперемешку со шрапнелью, окутав серым облаком саперов и солдат, верблюдов и мулов и повозки с водой и боеприпасами.

Но они продолжали двигаться, не обращая внимания на пот, струившийся по их лицам и спинам, и до предела натянутые нервы. Ройстон, Джереми, Стивен и Леонард не знали, целы ли их люди. Зато им четверым удалось обменяться взглядами. «Мы еще здесь, – говорили их глаза. – Мы живы. С нами ничего не случилось».

А потом все внезапно стихло. Лишь колеса продолжали скрипеть да хрустел песок под ногами и копытами. Хрум-хрум-хрум…

– Сто-ой!

Четыре с половиной тысячи человек почти вплотную подошли к укреплениям, представлявшим собой земляной вал добрых шести футов в высоту, за которым скрывалась орда махдистов и два орудия Круппа. Солдаты упали на животы и приготовили винтовки. Артиллеристы принялись разгружать своих верблюдов и четкими, слаженными движениями монтировать технику. Пушки подкатили на огневые позиции. Последние гусары вышли за линию огня, скрывшись позади каре в облаке пыли.

Было около полудня. Солнце стояло прямо над головой. Воздух дрожал, словно оазис Эль-Теб был накрыт стеклянным колпаком. На фоне лишенной теней земли предметы вырисовывались с необыкновенной четкостью: черные лица хадендоа, слепящие блики на копьях и клинках. Люди Османа Дигны тоже выжидали. Секунда, еще одна, третья… Джереми, Ройстон, Леонард, Саймон. Винтовки со вздетыми штыками наготове. Один глаз закрыт, другой смотрит на мушку. Палец лежит на спусковом крючке.

– Пли!

Воздух вздрогнул от рева и шипения орудийных стволов, извергнувших шквал огня. Гранаты падали в окопы, взметая фонтаны осколков. Воздух прорезали крики раненых. И с каждым залпом на земляной вал просыпался град пуль, словно гигантской метлой разметая ответный огонь. Наконец горн возвестил сигнал к наступлению и к следующей огневой атаке. Одна смертоносная волна за другой обрушивалась за неприятельские укрепления. И с каждой волной каре подступало ближе.

Преодолевая вал, повстанцы устремились навстречу британцам. Темные лица, голые до пояса блестящие тела, горящие глаза и пышные шевелюры. Стая черных пантер, сильных, гибких, бесстрашных и жаждущих крови. Первые убитые уже скатились вниз по земляному валу. Но десятки и сотни новых воинов поднимались на вал и бросались в атаку с саблями наголо. Лезвия их клинков входили в человеческую плоть, как в масло, в то время как штыки гнулись, наткнувшись на кость, или застревали в ней.

Каре разделилось. Первые ряды устремились на вал, в огонь, дождем хлещущий из вражеских орудий. По траншеям, через форт, продвигались они к находившейся позади деревне. Вторая половина пошла в атаку на махдистов. Пехотинцы, прошедшие особую выучку накануне этой битвы, выпрыгнули из седел и ринулись в бой. Человек против человека, черный против белого, клинок против клинка, копье против штыка и ружейной пули.

Пять секунд. Ровно столько времени требуется, чтобы перезарядить винтовку «мартини-генри». Джереми Данверс все рассчитал. Раз – потянуть рычаг, да так, чтобы гильза выскользнула сама собой. Два – достать патрон из патронташа. Три – вложить патрон и надавить до упора. Четыре – потянуть рычажок назад. Пять – приложиться, прицелиться, выдохнуть и выстрелить.


Смешанные с песком облака пороховой пыли разъедают глаза. Выстрел. – Попал. – Пять секунд. Воздух дрожит, лица размываются. Есть только одно различие: светлая кожа и цветная одежда – свой; темная кожа – враг. Выстрел. – Попал. – Пять секунд. Вон белый в синем мундире и черный. Сшиблись. С клинков стекают ручейки крови. Выстрел. – Попал. – Пять секунд. Воздух как желе. Земля трясется. Это кавалерия в облачках пыли преследует убегающих махдистов. Выстрелы издалека. Крики. Прицелиться. – Выдохнуть. – Выстрел. – Попал. – Пять секунд.

Шум битвы постепенно стихает. Заливается горн. Теперь все позади. Джереми, вздыхая, опускает винтовку и озирается по сторонам, все еще начеку. Пыль рассеивается, лица солдат снова обретают определенные черты. Проступают силуэты верблюдов, лошадей, дымящихся пушек, докторов и санитаров и лежащих на земле раненых. Это изрубленные саблями и исколотые копьями белые в цветных одеждах. Тела черных растерзаны снарядами и пулями и покрыты палеными ранами, иногда дымящимися. Убитых так много, что песок стал скользким от крови.

Наконец Джереми видит Стивена. Он бос и растрепан, но, судя по всему, цел. Он едва передвигает негнущиеся ноги, но с каждым шагом ступает все тверже и все быстрее удаляется от него, обходя трупы.

Джереми энергично качает головой и протирает кулаками глаза.

– Стиви!

Стивен оборачивается, в его взгляде раздражение и усталость. В его лодыжку вцепляются чьи-то пальцы, и он теряет равновесие. Штык его винтовки в чем-то застревает. Стивен падает на мягкое, еще теплое тело, и на его покрытом сажей лице проступает ужас. Обхвативший его за лодыжку черный человек встает, поднимает копье и тут же падает с залитой кровью грудью. Уже на бегу Джереми всаживает в него вторую пулю.

Стивен разжимает черные пальцы, освобождая свою лодыжку. Он ползет назад на четвереньках, как скорпион, лишившийся своего ядовитого жала, и озирается округлившимися от страха глазами, словно только сейчас начинает понимать, что произошло.

То там, то здесь раздаются одиночные выстрелы. Это добивают воинов Махди, чтобы исподтишка не ставили подножки белым.

Стиви вздрагивает всем телом.

– О черт! – восклицает Джереми, заглядывая в его пылающее лицо.

А потом хватает приятеля за ворот и тащит за собой в сторону вала. Едва он успевает его отпустить, как Стивен снова припадает к земле, и его вырывает, да так, словно кишки подступили к самому горлу.

Джереми отходит на несколько шагов и, уперев ружье в землю стволом вверх, вытаскивает из кармана кителя сигарету и шарит в поисках огня. Обнаружив коробок и пару спичек, Джереми дрожащей рукой зажигает сигарету и затягивается так, что его душит кашель.

Джереми поднимается на вершину холма и садится на землю, запуская пальцы в слипшиеся, пыльные волосы. Он щурится от яркого солнечного света, отражающегося от песка и камней, под которыми лежат четкие угловатые тени. И двух часов не прошло с тех пор, как началась битва при Эль-Тебе.