– Не исключено, – ответил он Слатину.

Тот сухо рассмеялся:

– Вы действительно так ничего и не поняли. Здесь, в Омдурмане, возможны только два варианта ответа: «да» или «нет».

Джереми замялся.

– В таком случае для начала я хотел бы кое о чем спросить вас. – Он понизил голос почти до шепота: – Как мне отсюда выбраться?

Глаза Слатина заблестели и стали прозрачными.

– Вы в своем уме? – воскликнул он. – Разве вы не видите, что это невозможно? Или я, по-вашему, никогда не пытался сделать ничего подобного? Даже если вы выйдете отсюда, – он обвел рукой, показывая на ограду вокруг Сайера, – даже если Халифа снимет с вас оковы, как когда-то с меня, из Омдурмана вам не выбраться! Подумайте сами, куда вы направитесь? И главное – как? Пешком вам далеко не уйти, особенно без воды. И ни один караван, ни один лодочник вас, белого, с собой не возьмет. Никто не продаст вам ни верблюда, ни еды, потому что все будут подозревать в вас беглого. Слишком велик у людей страх навлечь на себя гнев Халифы. А если вы попытаетесь что-нибудь взять сами, вас ждет виселица. – Слатин замолчал, словно обдумывая собственные слова. – Послушайте, будьте благоразумны. Переходите в ислам и присягните на верность Халифе. Возьмите себе жену, сделайте ей пару ребятишек – здесь на это смотрят благосклонно. А потом спокойно дожидайтесь перемены ветра.

«Никогда, – повторял про себя Джереми. Он снова вспомнил о девушке, которая хотела ему помочь и так жестоко за это поплатилась. – Никогда. Лучше умру при попытке сбежать».

Слатин похлопал его по ноге и поднялся с ангареба.

– Так что мне передать Халифе?

На мгновенье Джереми задумался.

– Передайте, что я добуду ему селитру.

Не успел Джереми снова вытянуться на ангаребе, чтобы попытаться выудить из памяти хоть что-нибудь связанное с производством селитры, как двое угрожающего вида дервишей, потрясая копьями, устремились к нему через площадь. «Ялла! Ялла!» – загалдели они, приблизившись. Джереми понял. Он опустил скованные ноги с деревянного помоста, оттолкнулся и скатился на землю. Дервиши загалдели, тыча в него тупыми концами копий. Джереми судорожно изогнулся, поднялся на ноги и сделал несколько шагов в направлении площади. Однако, в очередной раз переставляя опухшую правую ногу, он подвернул ее и снова свалился, под крики и улюлюканье туземцев. На этот раз подъем занял больше времени, несмотря на отчаянные тычки и удары копий. Когда же Джереми, шатаясь, встал на ноги, дервиши выглядели озадаченными и, по-видимому, решили отказаться от намерения продолжать путь столь кропотливым образом. Обменявшись короткими репликами, они подхватили пленника под мышки и поволокли за пределы зарибы на площадь, туда, где возле врытого в землю столба лежала цепь и короткий деревянный колышек. Один из дервишей продел цепь через железный обруч на ноге пленника, обернув другой ее конец вокруг столба и, используя колышек в качестве рычага, освободил ногу Джереми от железа, после чего проделал то же самое с другой ногой. Во время этой процедуры Джереми не издал ни единого звука, хотя кожа на его лодыжках облезла, обнажив синие, вздувшиеся сухожилия. После этого один из дервишей, дабы окончательно выбить из головы пленника мысль о побеге, ударил его кулаком в затылок, а другой изо всей силы ткнул в крестец тупым концом копья.

Повернув голову в сторону виселиц, Джереми увидел, что на одной из них болтается тело мальчика лет тринадцати-четырнадцати. Его вывалившиеся из орбит глаза походили на два голубоватых шара, а фиолетовый язык свисал изо рта, как кусок кровяной колбасы. Через довольно оживленную базарную площадь Джереми повели к небольшому кирпичному строению без двери, у входа в которое лениво слонялся еще один вооруженный копьем дервиш. Туземцы обменялись несколькими короткими фразами, и Джереми втолкнули внутрь.

В комнате царил полумрак, лишь у входа на полу что-то светилось красным. Джереми понадобилось некоторое время, чтобы его глаза привыкли к темноте. У задней стены грудой лежали небольшие полотняные мешки, справа стояла наполненная землей корзина, возле которой валялся разный хлам: обломки кирпичей, вырезанные из дерева ложки, металлические кофейники с длинными носиками, наполненные водой кувшины и надбитые глиняные миски. Под ногами Джереми стоял металлический таз с тлеющими древесными углями. Очевидно, принцип выделения селитры был здесь известен хорошо, оставалось выяснить подробности процесса. Джереми получил пинок в спину и закатал рукава, обнажив похожие на браслеты шрамы вокруг запястий – напоминание о его первом дне в Омдурмане.

«Думай, – мысленно приказал он себе. – Думай хорошенько. А если что-то не удастся вспомнить, попытайся восполнить пробелы логикой».

Джереми высыпал в глиняную миску горсть земли, добавил воды, размешал и тонкой струйкой вылил жижу в кофейник, который поставил на тлеющие угли. После чего, скрестив на груди руки, опустился на пол у стены, чем вызвал недовольные возгласы своих стражей, до сих пор с любопытством наблюдавших за его действиями. Джереми успокоил их жестом и снова сел, не сводя глаз с кофейника. Когда раствор выкипел, он подлил в него воды.

Джереми вспомнил, что через два или три часа такого кипения в кофейнике должна появиться прозрачная жидкость, которую надо будет вылить на кирпичи. Когда обожженная глина заберет всю влагу, на кирпичах останутся кристаллы, которые, если их бросить на раскаленные угли, будут шипеть и рассыпать вокруг разноцветные искры. Именно так и проверяется качество селитры.

Помещение наполнили едкие, вонючие испарения. Стражи Джереми начали переминаться с ноги на ногу, скалиться и отпускать грубые шутки, пока наконец один за другим не покинули комнату, напоследок пригрозив Джереми копьем.

Оставшись один, Джереми подлил в кофейник воды и огляделся. Его внимание привлекли сложенные в углу мешки. Не спуская глаз с охранников, пристроившихся под пальмовым навесом в центре рыночной площади, Джереми взял первый попавшийся мешок, заглянул внутрь и отпрянул, увидев там блестящий порошок цвета графита. Ничего не понимая, Джереми зачерпнул горсть и понюхал. Потом посмотрел на таз с углями и испуганно забегал глазами по комнате, как зверек, за которым захлопнулась ловушка. Он удивлялся беспечности туземцев, которые хранили порох в помещении, где тлел огонь. Или они хотели таким образом сломить его волю? В любом случае они сделали ему хороший подарок, которым он не преминет воспользоваться.

Джереми усмехнулся, высыпал порох обратно в мешок и снова подошел к выходу. Один из его стражей поднялся и направился к краю площади, где сидел высохший, как чернослив, седобородый торговец лепешками. Старик испуганно сжался, когда дервиш запросто взял три лепешки и вернулся к приятелям. Рассудок Джереми вмиг прояснился. Теперь его мозг работал четко, как часы, рассматривая разные возможности, оценивая время, шаг за шагом обдумывая дальнейшие действия.

Он снова вернулся к мешкам, взял самый верхний и рассыпал его содержимое толстой извилистой «змейкой», начиная от входа и кончая стеной, возле которой лежали остальные. Потом вылил из сосудов всю воду, та мгновенно впиталась в земляной пол, и разложил несколько мешков по комнате. После этого Джереми подсел к тазу и принялся дуть на угли, пока над ними, разбрасывая искры, не взметнулись язычки пламени. Джереми взял деревянную ложку, зачерпнул несколько тлеющих комочков и высыпал их у входа, где начинался его импровизированный «фитиль». Дождавшись, пока дерево разгорится и задымит, Джереми встал и вышел на площадь.

Краем глаза он видел, как вытаращились на него дервиши и как схватились за копья, когда он как ни в чем не бывало продолжил идти дальше. Джереми не оглянулся, когда сзади послышалось шипение и плевки и грянули первые робкие взрывы. Грозное рычание его стражей сменилось криками, перешедшими в истошные вопли, и Джереми скривил губы в усмешке.

Вскоре громовой удар потряс воздух, а за ним еще один и еще. Нарастающий гул толпы прорвался визгом и испуганным ревом. В спину Джереми ударила взрывная волна, чуть не сбившая его с ног. Кто-то схватил его за плечо, но он не остановился. Толпу на площади охватила паника. Джереми ударили локтем в бок, он покачнулся, но продолжал идти, ни на кого не обращая внимания. До него как будто тоже никому не было дела.

Свободен, свободен, свободен… Сердце билось легко и сильно. Джереми запрокинул голову и рассмеялся во все горло, как делал когда-то давно, еще в детстве.

Там, за его спиной, Омдурман погружался в хаос.

– Что это было?

Грейс испуганно взглянула на Аббаса. Они уже достигли глиняных хижин на окраине города, когда воздух потряс первый взрыв. Два других грянули, лишь только путники успели остановить верблюдов. Оба смотрели на облако дыма, нависшее над низенькими строениями, между которыми уже сновали люди.

– Ничего хорошего, – пробурчал Аббас. – Мы возвращаемся.

– Нет! – Грейс вздрогнула от собственного голоса. – Нет, пожалуйста!

– Через день-два все утрясется, – успокаивал ее Аббас.

– Прошу тебя, Аббас, – умоляла Грейс. – Я не выдержу ни дня…

Лицо драгомана омрачилось, как будто где-то внутри него поднималась буря. Он вытянул огромную руку в направлении охваченного паникой города и сощурил глаза:

– Отныне я глух.

– Пожалуйста…

Аббас опустил взгляд, бормоча длинную тираду по-арабски. Она звучала угрожающе, но тем не менее, к величайшему облегчению Грейс, драгоман поставил своего верблюда и верблюда с поклажей на колени.

– Как зовут твоего друга? – спросил Аббас, вешая на плечо ружье и сумку.

– Я пойду с тобой.

Драгоман повернулся и обнял ее за плечи.

– Только не сегодня. В городе беспорядки. Или я один, или никто.

Грейс проглотила слезы.

– Джереми, – прошептала она. – Капитан Джереми Данверс. – Она вытащила из сумки замусоленную фотографию и ткнула пальцем: – Вот он.

Аббас что-то пробурчал по-арабски и спрятал снимок в карман.

– У тебя есть деньги?

Грейс протянула кошель, из которого драгоман, не стесняясь, взял немалую сумму.

– Оружие? – продолжал допытываться он. – Оно заряжено?

Грейс кивнула, похлопав себя по бедру. В кармане штанов она носила револьвер.

Аббас положил руки ей на плечи и надавил так, что она опустилась на корточки.

– Вот так и сиди до моего возвращения, – приказал он. – Никуда не уходи и ни с кем не заговаривай. Стереги верблюдов и наше добро. Стреляй только при крайней необходимости. Ясно?

Грейс кивнула. Она чувствовала себя несправедливо наказанной школьницей. Однако обида вскоре улеглась, уступив место смешанному с тревогой чувству благодарности, а где-то в глубине души с новой силой затеплился лучик надежды.

Не прекращая бормотать арабские фразы, Аббас заложил руку за оружейный ремень и зашагал в направлении охваченного волнениями Омдурмана.

Грейс уселась на землю и смотрела ему вслед, пока у нее не заболела шея. Потом она завернулась в шаль и приготовилась ждать. Колени ее задрожали, и ей пришлось обхватить их руками и еще больше сжаться в комок. «Пожалуйста, дорогой Боже, – мысленно повторяла Грейс, – сделай так, чтобы Джереми нашелся! Верни его домой живым и невредимым! Если он еще жив, если он вообще в Омдурмане…» Она молилась о том, что составляло единственный смысл ее путешествия, что помогало ей вынести все его тяготы. Сама мысль о том, что она изначально гналась за химерой, была невыносима. Грейс не знала, как ей выдержать обратный путь, не имея в сердце надежды. А если в ближайшие несколько часов с Аббасом в Омдурмане что-нибудь случится, все будет потеряно окончательно.

Я прошу тебя, дорогой Боже, чтобы наши усилия не пропали даром! Я умоляю, верни его мне… Пожалей меня… К Тебе, к Тебе взываю я из бездны…Взываю… Взываю…

Аббасу не удалось как следует углубиться в город. Сновавшие вокруг испуганные люди то и дело толкали и задирали его. Дервиши с копьями и саблями наголо призывали народ к порядку. Он шел, не обращая на них внимания. Хотя Аббас приезжал в Омдурман не в первый раз, в лицо его здесь знали немногие. Любому с первого взгляда было ясно, что он араб, а следовательно, чужак. А к чужакам в Омдурмане всегда относились с подозрением. За себя он не боялся. Слишком часто приходилось ему смотреть в лицо смерти, полагаясь на волю Всевышнего. Но там, на въезде в город, осталась мисс Грейс, которая доверилась ему, и теперь для него стало делом чести вернуть ее в Каир живой и невредимой. А потому, вот уже во второй раз почувствовав на себе настороженный взгляд дервиша, Аббас развернулся и, не торопясь, двинулся в обратном направлении. Хотя прекрасно знал, с каким разочарованием в глазах встретит его юная спутница.

Джереми брел дальше, прочь из города, чтобы провести ночь где-нибудь на берегу Нила, в котором воды больше, чем он когда-либо сможет выпить, и, уж конечно, хватит на то, чтобы смыть с себя грязь Омдурмана и Сайера. А утром он вернется в город и попробует раздобыть себе еды и какое-нибудь ездовое животное. Не исключено, что Слатин прав и Джереми не сможет вырваться из Омдурмана. Он не знал, какое расстояние ему предстоит преодолеть, и имел в голове лишь самое общее представление о той части Судана, в которой находился, основанное на картах и личном опыте. Быть может, Слатин прав, и Джереми погибнет где-нибудь в пустыне. Но, по крайней мере, он умрет свободным человеком.