Елена Витальевна зачитывала выдержки из статей вслух, а Надя перебирала фотографии. На одной из них Александр был вдвоем с очень симпатичной молодой девушкой. Надпись под фото гласила: «Александр Чернов у себя дома, вдвоем с недавней выпускницей Петербургской театральной академии Анастасией Сурковой. В эксклюзивном интервью нашему корреспонденту актеры признались, что через месяц состоится их свадьба».

— Когда это было напечатано? — показала Надя вырезку Елене Витальевне.

— Эта? — соседка прекратила зачитывать дифирамбы в честь своего кумира и посмотрела на фото. — Переверните, я всегда помечаю дату, и из какого издания.

Надя перевернула листок. На узких полях шариковой ручкой было почти каллиграфически подписано: «Журнал «Лица», № 2, 2006 год».

Полгода назад! Должно быть, они уже поженились!

— А сообщения о свадьбе в ваших вырезках нет?

— Нет. Знаете, Надя, я думаю, что свадьбы не было. В нашей питерской «Панорамке» не прошляпили бы такое событие, они всегда хоть маленькую заметочку вставят: мол, свадьба такого-то актера состоялась там-то и там-то, на церемонии присутствовали… и так далее. Да вы не расстраивайтесь. Я наблюдаю за творчеством Саши несколько лет и это уже не первое сообщение, что он вот-вот женится.

— А вы не видели рядом с ним девушку, похожую на меня?

— Нет, Наденька, я бы запомнила.

— Предположительно два года назад Вера еще была с Черновым.

— Знаете, что? Послезавтра я иду на спектакль. Сашенька играет в театре на Васильевском, в бывшем ДК Козицкого. Конечно, помещение у театра не очень, зато труппа замечательная. Будут давать «Дни Турбинных». Я уже один раз смотрела этот спектакль. Постановка неоднозначная, мне кажется, они слишком сократили и упростили Булгаковскую пьесу, но роль Шервинского Сашеньке очень удалась, он там так чудно поет! Мы пойдем с вами заранее, и думаю, сумеем достать билетик. А после спектакля я покажу вам дверь, через которую самые известные актеры покидают театр. Все ждут их у служебного выхода, а они удирают через соседний проходной двор. Согласны?..

Надя кивнула. Все лучше, чем заявиться к актеру домой, рискуя нарваться на его жену или невесту, или охранника.

Глава 13

Почти весь следующий день Надя провела в Эрмитаже, но любуясь шедеврами живописи и скульптуры, она то и дело ловила себя на том, что мысли опять возвращаются к сестре.

Найдет ли она Веру или придется возвращаться на родину не солоно хлебавши? Возвращаться… Из центра культуры, который каждый день дарит ей новые открытия — в их Богом забытый городишко?.. А может, стоит узнать цены на жилье в Петербурге? В Москве, она по телевизору слышала, цены запредельные, ее выигрыша и на пять метров жилья не хватит. Но ведь однокомнатная квартира в Болотном тоже чего-то стоит? Правда, ее еще приватизировать надо, прежде чем продавать… Если бы хватило денег хоть на комнату в Питере, она бы предпочла жить здесь. Этот город показался Наде не только красивым, но и гостеприимным. Со сколькими людьми она здесь встретилась, и все хотели ей помочь. Даже Елена Витальевна, вначале показавшаяся неприветливой и, мягко говоря, странноватой.

В Петербурге ее жизнь пошла совсем иначе… Может, и правда, переехать сюда? Она собиралась поменять работу в Болотном, но здесь возможностей намного больше. Можно курсы какие-нибудь окончить, а можно и заочный институт. Она собственными глазами видела, что газеты пестрят объявлениями о приеме на работу… Решено: она все как следует продумает и найдет способ перебраться в Петербург. Жалко, конечно, что бабушкина и мамина могилки там останутся, но они ее простят. И если в течение двух недель она не сумеет найти свою сестру, то не исключено, что потом, когда окончательно переберется сюда, они с Верой все-таки встретятся.


На следующий вечер в начале седьмого они с Еленой Витальевной стояли возле входа в бывший ДК и спрашивали лишний билетик. До начала спектакля оставалось больше часа и люди, с трудом пробиравшиеся мимо здания театра по развороченному Среднему проспекту, смотрели на двух театралок, как на сумасшедших. Надя чувствовала себя неловко, зато Елена Витальевна явно была в своей стихии. Она рассказывала, что вот так, с рук, купила в семидесятом году билет на концерт Валерия Ободзинского.

— Вы даже представить себе не можете, как он был популярен… Куда там нынешнему Диме Билану, или даже Филиппу Киркорову! Или вот однажды я достала билет на «Гамлет» с Высоцким. Театр на Таганке к нам каждый год приезжал, но взять билеты в кассе было невозможно. А я простояла перед входом полтора часа и все-таки добыла один билет. Но самое потрясающее впечатление в моей жизни — это концерт Рафаэля. Ах, Наденька, вы, наверное, даже не знаете, кто это такой?

— Мне казалось, что это художник эпохи Возрождения… — обескураженно ответила Надя.

— Ах, молодость, молодость! Впрочем, похвально, что хотя бы это вы знаете, — пробормотала театралка. — В самом начале семидесятых был такой испанский фильм, «Пусть говорят». Да-да, малаховскую программу неспроста так назвали! Кино было жутко популярное, испанских картин мы тогда пости не видели. Содержание немудреное: юноша из провинции ищет своего старшего брата-музыканта в большом городе — заметьте, история, похожая на вашу! — ну и, попутно, он становится певцом… Конечно, там еще любовь… Я в молодости смотрела «Пусть говорят» раз десять, не меньше. В главной роли певец Рафаэль.

Пожилая дама рассказывала с таким воодушевлением, что Надя поинтересовалась из вежливости:

— А фамилия его как?

— Вообще-то Мартос Санчес, но выступал он без фамилии. Поистине волшебный голос! А какой красавчик! — закатила глаза Елена Витальевна. — Брюнет, точеный нос с горбинкой, большие карие глаза, белоснежные зубы, а улыбка… Правда, росточком не вышел, но все равно, у многих девушек моего поколения фотография Рафаэля была приколота над кроватью. И у всех одна и та же, из журнала «Калейдоскоп». Обычно «Калейдоскоп» выпускал новинки раньше, чем фирма «Мелодия» — гибкие пластинки вместо пары страничек, их потом ножницами вырезали…

— Как это — гибкие? — не поняла Надя.

— Ну, как вам объяснить? Они были из тонкого пластика, примерно, как у баночек для йогурта, голубые. Напомните мне дома, я вам покажу, у меня несколько таких пластинок сохранилось. Так, о чем это я?..

— О Рафаэле, — напомнила молодая собеседница.

— Да, Рафаэль… У него был дивный голос, сильный и при этом теплый… В том фильме он много пел.

— Это был мюзикл?

— Нет, вовсе нет! Там только он пел. Думаю, этот фильм специально для Рафаэля поставили, как для Пугачевой «Женщину, которая поет».

Надя кивнула. Она смутно помнила фильм с молодой Пугачевой, его давно не показывали по телевизору.

— Те песни стали очень популярными, особенно «Пусть говорят» и «Акварели реки». Моя пластинка была заезжена чуть не до дыр. Ах, мне кажется, я до сих пор могу спеть их по-испански! «Аквареле дель рио…» — тонким голоском пропела Елена Витальевна.

Надя улыбалась воспоминаниям смешной пожилой дамы.

— И вот представляете, прошел слух, что Рафаэль к нам приезжает! Всего один концерт в доме культуры имени Горького. Билетов, конечно, не достать, все разошлись по блату. Лишние билетики спрашивали еще у эскалатора в метро, вы представляете? Но я поступила иначе. Встала недалеко от билетеров и следила, вдруг у какого-нибудь одинокого зрителя в руках окажется два билета. И представляете, мне повезло, я дождалась. Совсем юная девушка протянула контроллеру два билета. Я оттащила ее в сторону и купила билет, без переплаты, за десять рублей. Между прочим, тогда это была восьмая часть моей месячной зарплаты. Мне очень повезло, ведь другие билетами спекулировали… В зале не осталось ни одного свободного места и, кажется, не было ни одного мужчины: только зрительницы прекрасного пола, от пятнадцати до семидесяти пяти. Певца встретили овациями. В первом отделении он исполнил все песни из «Пусть говорят» и еще несколько, которых мы не слышали. Советская публика умела держать себя в руках, конечно, никто не рыдал и не бился в истерике, но в зале витала атмосфера восторга и поклонения! Думаю, каждой казалось, что певец поет именно для нее. После очередной песни зал взрывался от оваций, Рафаэлю несли цветы… Вначале он складывал их на рояль, а потом просто ходил по ним, потому что их уже некуда было девать! И заметьте — это глубокой осенью в те времена, когда на каждом углу не торчали цветочные ларьки. Тогда основными цветами были гвоздики, их покупали на рынках у грузин, и стоили они не так уж дешево… Да, необыкновенный концерт… — мечтательно вздохнула поклонница испанской звезды. — Почти каждую песню публика просила исполнить на бис, и он опять пел… Первое отделение — в сопровождении фортепиано, а все второе — а капелла. Вы знаете, что это такое, деточка?

— Знаю, Елена Витальевна, — улыбнулась Надя. — У меня музыкальное образование.

— Правда? Тогда вам просто необходимо послушать Рафаэля. Наверняка сейчас можно купить диски с его песнями. Какой дивный голос! Зал во дворце культуры Горького большой, я сидела на третьем ряду балкона, но все слышала. А Рафаэль пел, заметьте, без микрофона. Правда, тем, кто сидел в центре партера, не повезло. Там такая особенность зала, что-то напутали при расчете акустики, звуковая яма рядя с восьмого по двадцатый, но только в середине, на боковых местах прекрасно слышно.

Елена Витальевна перестала рассказывать и бросилась к проходившему мимо молодому мужчине.

— У вас нет лишнего билетика?

— Вот билет на балет, на трамвай билета нет! — пропел ей в ответ парень.

— Наверное, мы рановато пришли, — высказалась Надя, — вряд ли зрители начнут собираться за час до спектакля.

— Да, конечно. Сейчас театрал уже не тот. Раньше поход в театр был праздником, хотя, поверьте, простые граждане ходили туда значительно чаще, чем теперь. Обязательно принаряжались, брали с собой туфли — а нынешние даже зимой обувь не переодевают, так и прут в храм искусства в сапогах. Когда-то я была завсегдатаем Мариинки и БДТ, а теперь могу позволить себе билеты только в заштатные театры, вроде этого. А уж чтобы на гастрольные спектакли москвичей попасть — об этом я теперь и не мечтаю. Цены запредельные…

— Знаете, Елена Витальевна, чем здесь стоять, лучше пойдемте вон в то кафе. Я вас угощаю.

Они пересекли улицу, вошли в кафе, где Надя заказала по чашке кофе и пирожку.

— Здесь симпатично, — оценила Елена Витальевна, — и кофе неплохой, совсем неплохой. Знаете, Наденька, это видимо, какое-то возрастное свойство. Ведь объективно я понимаю, что в дни моей молодости не было таких приятных заведений, а все равно кажется, что тогда все было лучше и вкуснее. Хотя, чтобы выпить чашечку приличного кофе, мы стояли в очередях. Да-да, там, где подавали хороший кофе, всегда толпился народ. На Седьмой линии в полуподвале имелось маленькое кафе. Никакого особенного интерьера, голые стены, ободранные пластиковые столы и стулья марки «смерть колготкам». Но там заваривали настоящий кофе, по-турецки, на песке. Вы пили такой? На паре электрических плиток стоял противень с песком, на нем несколько турок с кофе. Способ приготовления быстрым не назовешь, вот и стояли мы в очереди, дожидаясь, когда освободится столик и будет готов кофе. Зато, какой ароматный был напиток!

— А в других местах, что, кофе не было?

— Был, конечно, его в автоматах готовили, но не сравнить — ведь напиток дорогой и буфетчицы вечно мухлевли. А в большинстве пирожковых и кафетериев подавали кофе с молоком, его наливали в титаны из алюминиевых ведер с красными масляными надписями по боку — «общепит». Удивительно, какие подробности в памяти всплывают, я таких ведерок лет сто не видела…

Рассказчица отхлебнула из маленькой чашечки и попробовала слоеный пирожок.

— Очень вкусно, хотя теперь они везде вкусные, только одинаковые. Их ведь привозят готовыми, замороженными. Положил в печку, время выставил и получай стандартную выпечку. А вот раньше в каждом заведении был свой кулинар, и вкус пирожков зависел от его искусства. Вот, например, пирожковая «Метрополя». Никакого интерьера, места только стоячие — а выпить там кофе и полакомиться пирожками с другого конца города приезжали! То же самое и в кулинарии «Нева», что возле «Пассажа». Была, — поправилась Елена Витальевна, — теперь там магазин спортивной одежды. Или вот пышечные. Казалось бы — ничего сложного, жареный в масле бублик… Однако на Садовой пышки всегда получались сыроватые, а вот на Желябова или у нас на Двенадцатой линии — хрустящие, с корочкой, и очередь за ними стояла с улицы.

— За пышками? — удивилась Надя.

— Сколько вам лет, Наденька?

— Тридцать три.

— Что вы можете помнить?.. В девяносто первом вам было восемнадцать, вы очередей и не видели.