— Поэт! — вздохнула я.

Антон закрыл глаза и громко засопел.

— Поэт, а еще алкоголик! — улыбнулась я и открыла журнал.


— Господа пассажиры! Наш самолет совершил посадку в аэропорту Сукарно-Хатта города Джакарты. Температура воздуха за бортом 32 градуса по Цельсию, местное время двадцать три часа.

Пока голос из динамиков бубнил дежурные фразы, опухшие пассажиры бродили по салону в поисках клади и потерянных мест. Подъехал трап, со стуком распахнулся люк. Все медленно потянулись на выход, привычно кутаясь в свитера и куртки. Я шагнула на трап, и влажный упругий поток омыл ароматом магнолий. Привычный мир, где коченеют руки, клубится пар, и вьюга щиплет щеки, остался на другом конце полета. На этом конце — абсолютное, беспросветное тепло разливалось по миру, сводя на нет все отголоски зимней стужи.

В аэропорту нас встретил господин Харди, моложавый и подтянутый, с приветливой улыбкой в уголках губ. Очки его блестели в свете ламп, теннисная рубашка, несмотря на жару, дышала свежестью. Долговязый Кузя на фоне Харди выглядел слегка помятым. Состоялся сеанс знакомства, после которого технологи погрузились в микроавтобус, а Харди и Антон, каждый со своим переводчиком, уселись в Мерседес. Водитель включил кондиционер, и температура в машине тут же упала до уровня московской. Я немедленно замерзла и полезла за свитером.

Едва мы тронулись с места, Харди обратился к Антону, а мы с Кузей уставились друг на друга, еще не понимая, кому из нас переводить.

Я попросила:

— Ты начинай, а я послушаю акцент.

— Да не вопрос! Привыкнешь через пару дней, — улыбнулся Кузя и охотно взялся за дело.

Не смотря на поздний час, Джакарта не спала: то слева, то справа вспыхивали озера света, автомобили выскакивали с непривычной стороны, и каждый раз я вздрагивала при мысли о том, что мы едем по встречке.

«Джакарта Хилтон» исполнял гимн бессоннице. Отель, взметнувший в небо столб огней, казался маяком в стране заблудших странников. Машины сновали у его подножия, рассекая спертый воздух, двери скользили туда-сюда, обдавая прохожих прохладой из фойе. Двойной прыжок из простуженного чрева машины в раскаленную ночь и снова в мир кондиционеров — и организм в температурном шоке.

Наша делегация расположилась в центре зала, шурша бумажками и нервно косясь на чемоданы. Мы с Кузей метались по фойе: помогали заполнять анкеты, раздавали ключи, отвечали на вопросы. Наконец, ключи обрели своих хозяев, чемоданы отчалили в номера, я перевела гостям расписание на завтра и объявила время сбора. Сонные технологи потянулись к лифтам, я проводила глазами последнего из них и села заполнять свой бланк. Когда с бумажками было покончено, я поднялась с дивана, да так и осталась на месте: из ночной синевы навстречу мне плыл белый фрегат по имени Деннис Фонтана…


Было глубоко за полночь, когда я добралась до номера, одернула штору и обнаружила себя на высоте птичьего полета. Где-то внизу светился пустой квадрат бассейна. Вдали мигали вывески отелей, ночь бороздили фары бессонных такси. Город, прикрыв веки, погружался в сон.

Первым делом я отключила кондиционер, грозивший превратить мое жилище в иглу, потом залезла под душ, вылила на себя весь пузырек и слепила на голове подобие одуванчика. Наигравшись с флаконами, я смыла пену, накинула халат и обмотала голову тяжелым полотенцем. Одним движением руки я высыпала содержимое чемодана на кровать, открыла шкаф, прикидывая количество полок. В дверь постучали. Я запахнула халат, покосилась на шкаф, на барханы одежды и шагнула к дверям.

На пороге стоял Антон. Был он весел и бодр, мокрые волосы блестели в свете ламп, лицо пахло пеной для бритья.


К утру он, конечно, сбежал, оставив смятенье в моем гардеробе да включенный тайком кондиционер, навеявший мне сны про эскимосов.


Когда я спустилась на завтрак, первые посетители уже ритмично запивали круассаны. В Джакарте занимался новый день. Официанты выныривали у столиков, предлагали чай и кофе, прилавки манили ароматом свежих фруктов, повар в высоком колпаке ловко взбивал омлет. Народ растаскивал сыры и булочки, по-деловому разбирал бекон и жареные сосиски. Кругом царила атмосфера будничного пятизвездного утра. Но вот открылась дверь, и в ресторан ввалилась шумная толпа. Словно косяк форели новые посетители хлынули к прилавкам. Сбивая монотонный ритм ножей и вилок, толкаясь и мешая друг дружке, они заметались среди подносов, засуетились у раздачи. При всей хаотичности движений косяк вел себя единым организмом: насытившись у одной стойки, он перетекал к другой, чтобы создать там толчею с неразберихой. К повару немедленно выстроилась очередь, говорящая на языке жестов. Послышались команды, как и в какой пропорции сбивать омлет, а повар, растерявшись, начал допускать ошибки в технологии. Получив свой заказ, косяк дружно отчалил к десерту и, навалив поверх сосисок манго и бананы, с победным видом высадился за столы. Громкие комментарии полетели от одного стола к другому и далее через весь зал на крайние рубежи первого русского десанта, достигшего девственных берегов острова Ява.

После завтрака сытая братия отправилась на переговоры. Кузя взвалил на себя тяжкий труд переводчика, давая мне очередной карт-бланш. Мой звездный час наступил с появлением мистера Денниса, а Кузя с нескрываемым удовольствием достал сигарету и отошел в сторонку. С каждой минутой язык аборигенов становился все понятнее, и вскоре моя попытка перевести господина Харди окончилась немым одобрением Кузи и ликованием в рядах технологов.

Обед подали в роскошном ресторане, там же состоялось знакомство с местной кухней. Под хитрые восточные улыбки наши палочки взлетали над столом, скакали по тарелкам и приземлялись в самых неожиданных местах. Антон терпеливо объяснял желающим, как складывать пальцы, а Кузя лишь устало улыбался, вытаскивая палочки из супа. Харди и Деннис с удовольствием хрустели кузнечиками и комментировали происходящее.

— Мас-мас! — не выдержал Кузя.

Официант прыгнул к столу, и Кузя нервно залопотал по-местному, указывая на особо отстающих по части палочек.

Через минуту на столе появились приборы, а Кузя с блаженством доел свой бульон.

После обеда Харди пригласил нас в офис, где прочитал симпатичную лекцию о производстве какао продуктов. Разговор пошел сугубо технический, и Кузя явно сник. Я же, напротив, оказалась в привычной среде, поскольку весь последний месяц переводила тонны факсов и брошюр по этой теме. Общими усилиями мы выяснили наивысшую точку плавления масла и способы переработки жмыха. Вдоволь наговорившись о гидрогенизации, технологи возжелали пройтись по магазинам, и были выпущены в торговый центр со смешным названием «Пасарайя». Пока компания бродила «по сарайю», Деннис развлекал нас анекдотами и байками из жизни англичан. Мы сидели в местном баре, пили кофе и ждали, когда навьюченный народ закончит шопинг. Харди внимательно слушал истории, сверкал очками и хмыкал в пикантных местах. Покончив с анекдотами, Деннис поведал нам байку об одном престарелом актере, который неделю назад почил на брачном ложе в объятьях юной жены. В кульминационный момент, когда любовник отдает концы, Харди высказал мнение, что смерть в данных обстоятельствах можно назвать удачной, если понятие «удачный» вообще совместимо с понятием «смерть».

— Died at his top melting point! — произнесла я мечтательным тоном.

Деннис и Харди уставились друг на дружку, а секунду спустя, расхохотались в голос.

— Best joke I heard lately, — сквозь слезы произнес Деннис.

— Best definition of the term, — прорыдал Харди.

Пока мы вытирали слезы, у нашего столика выросла миниатюрная кривоногая официантка, она покосилась на мою пустую чашку и любезно осведомилась:

— Финис, мэдам?

Я молча кивнула.

— Сэпэнтин таузанд, — объявила она, и мужчины полезли за кошельками.


К отелю мы подъехали на закате. По всей округе разливался аромат цветов, птицы нестройным хором провожали последние лучи, а плеск воды в бассейне навевал мысли о блаженстве. Пока я искала купальник, затоптанный в порыве страсти моим личным терапевтом, солнце окончательно свалилось в ночь, и минуя сумерки, на небо хлынули звезды. Заиграл рояль, загудели голоса, послышались крики пловцов.


Я заняла свободный шезлонг и один за другим стряхнула шлепанцы.

В бассейне барахталось парочка аборигенов, наблюдатели сонно тянули коктейль. Со всех сторон лились пряные запахи ночи: они манили, дурманили и совершенно не располагали к суете. Я закрыла глаза и почти позволила им унести меня в синюю даль, когда вкрадчивый голос пропел мне на ухо:

— Excuse me, madam. We have bet. Are you Australian?

Молодой человек, явно не из местных, смущенно разглядывал мои босые пятки.

— No, — ответила я сдержанно.

— Swede? — предположил он.

— Missed, — улыбнулась я и, подумав, прибавила, — Guess!

Мой собеседник огорченно вздохнул и пожал плечами. Разговор явно не клеился, и чтобы покончить со всеми вопросами, я нырнула в бассейн. Минут десять я развлекала себя и общество всеми известными стилями, а наплававшись, вышла на берег. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь звоном посуды из ресторана, да шлепками воды о бортик.

— German, — сделал робкую попытку кто-то из публики.

— Опять мимо! — ответила я по-русски и, подхватив ключи, сбежала в номер.


Рейс на Калимантан стартовал в два часа ночи по Москве и в семь утра по местному. Дурные от смены поясов, мы высыпали из отеля. Утро терялось в дымке, в воздухе пахло дождем и дорожной пылью. Пока грузили чемоданы, Кузя откупорил прихваченный из мини-бара пузырек и со словами «Люблю я эти тропики!» запрокинул его кверху.

Всю дорогу до аэропорта технологи дружно сопели в креслах, а Кузя, занявший последний ряд, с комфортом досыпал во всю длину своего долговязого тела.

Редкая птица долетит до середины Днепра, до города Понтианак, долетали два вида птиц — «Гаруда» и «Мерпати» — оба местного производства, с плохой аэродинамикой и дрянной кухней. Нас трясло при взлете, воздушные ямы терзали на протяжении всего полета, а при посадке одна из пассажирок издала утробный звук, и по салону разлился характерный запах желудочного сока.

— У тебя флакончиков не осталось? — обратилась я к Кузе.

Он покопался в сумке и вытянул на свет бутылочку с ликером:

— Извини, это последняя.

— Только не ликер! — поморщилась я.

Антон, дремавший у окна, открыл один глаз, сунул руку в пакет и вынул из него бутылку виски.

Кузя издал победный вопль. К нашим сиденьям тут же потянулась дюжина стаканчиков, Антон щедрой рукой расплескал содержимое, и мир вокруг нас наполнился новым алкогольным смыслом.


На Калимантане шел дождь. Источая запах виски, мы скатились по трапу и подставили лица под теплые струи.

— Сейчас проедем мимо экватора, — важно пробасил Кузя.

— Как это мимо? — удивился Антон.

— Здешние умельцы водрузили столб на том самом месте, где проходит экватор. Теперь на острове есть достопримечательность государственного значения, но мы ее проедем мимо, — поведал нам Кузя, и посовещавшись с Харди, громко добавил, — Сегодня поход на фабрику, а завтра с утра двинем в джунгли, смотреть плантации. Все видели, как растут какао-бобы?

— На картинке, — крикнул Красный Октябрь.

— В кино показывали, — поддержала его Танечка, хорошенькая технолог из Самары.

— В институте учили, — заржал Екатеринбург.

— Завтра у вас будет шанс посмотреть это дело в натуральную величину, а сегодня — поход на производство! — заключил Кузя.

— А виски наливать еще будут? — не унимался Екатеринбург.

— Только тем, кто плохо переносит автобус, — крикнул Антон.

— Я! — раздалось со всех мест, и автобус подпрыгнул на ухабе.


Фабричный день был скучен и однообразен, на его фоне экскурсия на плантацию выглядела настоящим приключением. Харди и Деннис помахали нам вслед и уехали по своим делам. Кузя с Артамонычем пожелали всем удачи и вернулись в отель изучать карту вин.

Мы проскочили город и свернули на дорогу, ведущую вглубь острова. Теперь нас со всех сторон обступали деревья. Наезженный грунт шуршал под колесами, мимо нас проплывали стройные ряды пальм. Пейзаж не отличался разнообразием, свежесть экзотики быстро пропала. Мы углублялись в джунгли, а по обеим сторонам бесконечные пальмы пружинили ветвями и подрагивали в такт дождю. Несколько раз мы останавливались, чтобы сфотографироваться на фоне банановых гроздьев и полюбоваться дикими животными, застывшими в безмолвном напряжении. Вскоре лес погрузился в свою первобытную сущность, потемнел, нахмурился. Еще несколько виражей, и водитель дал знак выйти из автобуса. Дверь распахнулась, мы ступили на землю, принадлежавшую господину Харди. Водитель жестом позвал за собой, и мы молча побрели вглубь леса. Через пару минут перед нами вырос небольшой лагерь. Его обитатели, с виду крестьяне, один за другим побросали работу, вышли на поляну и бесцеремонно уставились на нас своими хитрыми глазами. Наш гид что-то весело прочирикал на местном, крестьяне немедленно разулыбались и начали тыкать пальцами по сторонам.