— Ты вон как хорошо устроился!

— Какой там хорошо: раскладушка неудобная, стола нет, полотенце одно, — пожаловался Антон.

— Не все сразу!

— А ты когда ко мне переезжаешь? — спросил он, глядя на меня в упор.

— Когда второе полотенце купишь.

— Нет, я серьезно!

Я поковырялась в подставке для карандашей, но ничего нового там не обнаружила:

— Давай не будем торопиться — у Митьки сейчас трудные времена.

— А как же я? — возмутился Антон, — Ты думаешь только о нем, а на мои чувства тебе наплевать?

— Насколько я знаю, жена тебя еще не отпустила. И сам ты толком не готов — каждый день к ней таскаешься.

— Я к сыну хожу, — огрызнулся Антон.

— Ну, а я в гости к дочери ходить не собираюсь.


Мы долго бродили по магазину, пока не набрели на добротный английский диван. В том же отделе подобрали к нему пару кресел и симпатичный столик — трансформер.

— В машине есть коньяк, поехали обмоем новоселье! — предложил Антон.

Мы накупили продуктов, потом заскочили в Макдоналдс, и в салоне немедленно запахло фаст-фудом. Машина въехала во двор, Антон нырнул в багажник, выудил оттуда кулек с полотенцами и две упаковки с постельным бельем.

— Обрастаю хозяйством! — похвастался он.

Я подхватила пакеты с едой, Антон навьючил на себя кульки, и дружно мы затопали к подъезду.

На этаже Антон свалил свой груз на подоконник, вынул ключ, вставил его в замочную скважину. Раздался щелчок, но дверь не открылась.

— Ничего не понимаю, — пробурчал Антон и с силой надавил плечом.

Дверь не поддалась. Антон подергал ключ, повертел его влево — вправо, вернул в исходное положение, вынул из замка и внимательно осмотрел поверхность:

— Резьба в порядке. Замок тоже новый. Похоже, дверь просела.

Он снова вставил ключ, подергал ручку — с тем же результатом.

— Подожди меня тут, я сбегаю в машину, принесу инструмент — попробуем открыть иначе.

Я прыгнула на подоконник, и в тот же миг из батареи появился черный котенок. Он приподнялся на задние лапки и начал тереться о мои ноги, издавая утробное урчание, вполне солидное для столь тщедушного существа. Я отщипнула кусок гамбургера, бросила на пол, а через секунду оттуда донеслось сопенье и громкое чавканье.

Хлопнула входная дверь. Послышались шаги Антона.

— Порядок, — деловито произнес он, вертя в руках какие-то железки, — сейчас мы с тобой все откроем.

Пока я кормила котенка, Антон возился с замком. Раздался скрип, дверь распахнулась, и в открытый проем на нас хлынула тьма.

— Входи! — велел Антон, — Я сам возьму пакеты.

Я спрыгнула с подоконника, подхватила кулек с апельсинами и направилась к двери, но тут навстречу мне из темноты шагнула бледная Амина. В ее руке дымилась сигарета, черный свитер терялся во мраке и делал силуэт каким-то нереальным: казалось, голова плывет в облаке сизого дыма.

— Привет! — оскалилась она.

— Здравствуйте, — я отступила на шаг.

Взметнулась рука, послышалось шипение, и мне в лицо ударила струя. Адская боль распорола глаза, саданула под веки. Я закачалась, апельсины посыпались на пол, застучали по лестнице.

— Больная! Совсем чокнулась! — крикнул Антон, хватая меня под руки.

В ответ раздался ледяной смешок:

— Молчи, а то еще добавлю!

И под ликующий хохот Амины Антон потащил меня вниз по ступенькам. Дышать было нечем: лицо заливала слепящая боль, и казалось, из-под ресниц вытекают и сами глаза.

— Воды! — взмолилась я, — Дай мне воды!

— Нельзя промывать, — отозвался Антон, — Потерпи — сейчас пройдет! Я сам купил ей этот чертов баллончик — это слабый газ, он быстро выветривается.

— Слабый? Слабый! — задохнулась я. Под веками скрипел песок, глаза терзало пламя, — Ты сам-то пробовал?!

Мы вышли из подъезда, Антон подвел меня к машине, открыл пассажирскую дверь.

— Эй вы там, — послышалось сверху, — ловите!

Перед моим лицом просвистела бутылка, упала к ногам, обдала нас осколками.

— Можете допивать! — рявкнула Амина и захлопнула форточку.

Не успели мы опомниться, как окно снова открылось, и в нас полетели пакеты с едой. Антон толкнул меня в машину, сам отскочил назад, в тот самый миг, когда на наше место приземлился БигМак, а гамбургер, шмякнулся о лобовое стекло и съехал вниз, оставив жирный вязкий след.

Окно захлопнулось.

— Сколько еще упаковок? — прикинул Антон.

— Можешь ехать, — ответила я, глотая слезы, — Постельное белье ей понравилось, его она оставила себе.

Машина загудела и тронулась с места, дворники отчаянно заработали, стирая следы грандиозного новоселья.

Мы вырулили на Садовое, выписали петлю на Зубовской и взяли курс на Площадь Восстания. У МИДа Антон притормозил:

— Хочешь пить? Я сбегаю в Макдоналдс, куплю тебе колы.

И тут я поняла: он ждет, что я сейчас впаду в истерику и, гневно топнув ножкой, крикну: «К черту колу! Вези меня домой!», и он с готовностью исполнит мой каприз, а проводив до дома, скинет тяжкий груз и поскачет обратно к Амине. И останусь я, искалеченная обиженная дура, в одиночестве зализывать раны.

— Обещал накормить, так корми! — произнесла я холодно.

— Взять на вынос? — переспросил Антон.

— Буду питаться внутри! — объявила я и вышла из машины.

Никогда еще посетители Макдоналдс не видели такой заплаканной барышни, таких пунцовых век и пятен на щеках.

Не просто достаются трофейные БигМаки!


В квартире было темно — бабка с Алисой уже улеглись. Я просочилась на кухню, налила себе чая.

— Чего крадешься? — услышала я за спиной.

Раздался щелчок, и кухня наполнилась светом.

— Мать твою! — ахнул Митька.

Я прикрылась рукой:

— Выключи свет!

Митька послушно нажал выключатель, и мир опять погрузился во тьму.

— Пойдем на балкон, — шепнула я, — а то Алиску разбудим.

Совершенно не хотелось пугать ребенка, еще меньше — слушать бабкины вопли.

Мы вышли на балкон и плотно прикрыли дверь.

— Кто тебя так? — спросил Митька, заглядывая мне в лицо, стараясь разглядеть его при свете фонарей.

— Жена Антона.

— Так я и знал.

— Знал? Откуда?

Митька вздохнул, собираясь с мыслями, сел на табуретку.

— Неделю назад мне позвонила женщина, назвалась женой Антона, назначила встречу. Я сразу догадался, о чем пойдет речь, поэтому согласился встретиться на стороне — не хотел, чтобы она заявилась сюда, напугала Алису… Мы встретились на Пречистенке, в ее машине… Серая девятка… Мне не понравилась. Не люблю АвтоВАЗ… Первым делом она разложила передо мной твои вещи.

— Что за вещи? Откуда у нее мои вещи?

— Часы, помада, записная книжка. Из машины Антона, из его карманов…

— Она собиралась отдать их тебе?

— Нет, просто показала и рассказала, где нашла. Она ждала моей реакции.

— А ты?

Митька грустно улыбнулся:

— Странное дело, когда я увидел твои вещи в чужих руках, мне захотелось их защитить — от них шло такое родное тепло! Все получилось не так, как она ожидала — произошла обратная реакция! Тогда она разозлилась и сказала, что устроит мужу скандал.

— Да, это ее специальность, — произнесла я брезгливо.

— Я попросил ее не делать глупостей.

— Невозможно, Мить, она невменяема.

— А я ей объяснил, что если она хочет дать мужу шанс, то тихо и незаметно положит все вещи на место, и сделает вид, что ничего не произошло.

Митька достал сигарету, но так и не закурил.

— Антон вернул мне их три дня назад, — произнесла я с усмешкой, — сказал, что лежали в кармане пальто. А я все гадала, как они туда попали.

— Значит, она все-таки послушалась, — удивился Митька.

— Она вообще послушная, — едко вставила я.

Митька подался вперед, разглядывая пятна на моих щеках:

— Тебе нужна охрана.

— Думаешь?

— Я думаю, вы не прекратите встречаться, а она не прекратит тебя преследовать. Я поговорю со своими ребятами.

— Ты их лучше к Алиске приставь.

— Наверное, так и сделаю, — согласился Митька.

— Мить, прости меня, — произнесла я после долгой паузы.

— Я все про тебя знаю, — ответил Митька, — всегда знал. Ты только не уходи туда, откуда нет возврата.

— А разве я еще не там?

— Я буду ждать тебя любую. Ты, главное, сама не заблудись.

И он вернулся в комнату.

Я подняла лицо, и свежий ветерок омыл воспаленные веки. Небо качнулось, подернулось рябью. И не рябь это вовсе, а звезды, божественные лампадки, сонные маячки, что разбрелись по куполу сигнальными огнями, разошлись цветными кругами моего хлорно-спортивного детства, и как в былые времена бассейных конъюнктивитов, задрожали, задергались и слились с белесыми кляксами уличных фонарей…


Чтобы не пугать домашних с утра пораньше я сбежала на работу. В темных очках с щедрым слоем пудры на щеках, я спряталась за монитор и поблагодарила Бога, что отпуск Артамоныча совпал с эпохой моего позора. Всем любопытствующим я что-то врала про аллергию и старалась поменьше выходить из комнаты.

Антон появился к обеду, помятый и дерганный. Он долго разглядывал мое лицо, и неожиданно изрек:

— Не нужно было приходить в таком виде.

— Думаешь, мне интереснее объясняться с домашними? — парировала я.

— Митька видел?

Я утвердительно кивнула:

— Митьку твоя жена пыталась привлечь в союзники.

— В союзники?

— В святом порыве сохранить наши семьи.

— Понятно…

Спокойствие Антона, его деланное равнодушие совершенно не вязались с моим настроением. Он вяло реагировал, казался отстраненным, в то время как меня распирали вполне конкретные вопросы.

— Ответь, — потребовала я, — Каким образом твоя жена попала в квартиру?

— Наверное, украла ключ, — предположил Антон.

— Когда приходишь в ее дом, ключи в кармане не бросай! — посоветовала я, — Она, видишь ли, к твоим карманам испытывает сильнейший интерес.

— Я сменил замок, — буркнул Антон.

— Толку-то! — скривилась я и отвернулась к окну.

Не поднимая глаз он прошел в кабинет, и тут мне стало по-настоящему горько: ни извинений тебе, ни раскаянья! Похоже, наш мальчик считает себя единственной пострадавшей стороной! Мои глаза снова засочились, и я полезла за пудреницей.

На обед мы не поехали. Антон, сославшись на важную встречу, сбежал с работы, как я подозревала, к своей благоверной. Что они там выясняли, мне было неинтересно — мой телефон разрывался от звонков. Звонили странные типы с акцентом, угрожали и грязно ругались. В конце концов я перестала отвечать.

Я знала — Митька дома и он никуда не уйдет, а бедное сердце все ныло и ныло. Каждый час я набирала Алису, и только услышав ее голосок, позволяла себе передышку.

К вечеру прибыл Антон. Вид у него был еще более растерзанный:

— Поехали, отвезу тебя домой, — пробурчал он.

Я накинула плащ, побросала в сумку остатки грима и, нарушая все мыслимые инструкции, выдернула компьютер из сети.

— Домой, так домой! — рявкнула я и хлопнула трубкой по звенящему телефону.


Спускаясь по лестнице вслед за Антоном, я смотрела в его широкую спину и боролась с тоской, накатившей при виде опущенных плеч, поникшей головы:

— Мне страшно за ребенка, — обратилась я к спине.

— Не бойся! — ответил Антон.

— Что значит, не бойся? Ты соображаешь, что говоришь? Моя семья в осадном положении, мне звонят уголовники, угрожают ребенку.

— Не бойся ничего, я все уладил. Больше тебя не потревожат.

— И как же ты все уладил?

— А я объяснил этой дуре, что у нее тоже ребенок, что этот ребенок ходит в школу без охраны, а еще сказал, что Митька знает их адрес.

— Думаешь, сработает?

— Она за сына душу продаст.

— Как раз о нем она думает меньше всего, а если и думает — то как им лучше прикрыться. Она — чудовище, раз подставляет собственного сына! Мне кажется, нам следует расстаться.

Антон был мрачен, отчужден. Казалось, исчезни я на полуслове, он даже не заметит. Между нами легла тень, эдакий водораздел меж параллельными мирами, в которых мы ютились с некоторых пор.