— Поклянись, что не бросишь нас с Женькой!

Антон оторопело заморгал.

— Пропустите! Ей нужно на воздух! — объявил Беляков.

Народ загудел, расступился, но Лера не двинулась с места. Она схватила Антона за плечи, ее голос сорвался на визг:

— Поклянись, что не бросишь меня! Поклянись!

— Лера, я вас не оставлю! — смущенно произнес Антон.

— Нет-нет, ты поклянись!

Антон подхватил стенающую Леру и сквозь толпу повел к машине.

Так мы и шли сквозь строй зевак: безумная вдова на шее у Антона, притихший Беляков под руку с Эллой Ильиничной и я — бесполезный постылый придаток.

Антон открыл заднюю дверь, усадил несчастную вдову, которая тут же обмякла и завалилась на сидение. Антон нырнул в салон, привел вдову в вертикальное положение. Вдова вздохнула с явным облегчением и рухнула к нему на грудь.

— Я сяду за руль, — прошептал Беляков, — Забирайся к Антону.

В этот момент Элла Ильинична рывком открыла дверь и плюхнулась на заднее сиденье. Следующие несколько секунд я растерянно топталась на месте, а из окна меня буравили три пары глаз, чужих и мрачных. Убитая горем вдова лежала в объятиях Антона и холодно смотрела мне в лицо. И была в этом взгляде почти бычья тяжесть, усталость от моего вечного присутствия, а еще презрение к мелкой возне на фоне столь возвышенного чувства. В груди у меня разорвался снаряд, он брызнул осколками, оглушил тоской и отчаянием. Ноги мои подкосились. Смысл Лериной истерики стал прост и очевиден. Со стороны все выглядело безупречно: брат утешает младшую сестру. Любые сомнения звучали дико и бессердечно, упреки и недовольство выставляли меня полной истеричкой. Момент был выбран идеально, спланировано виртуозно — мне оставалось лишь смириться.

Как бы то ни было, сесть в эту машину я уже не могла. Что-то чудовищно неправильное творилось в ней. Я это чувствовала собственным загривком, кончиками нервов. Загнанная в угол, я готова была разорвать себе горло, чтобы не завыть на всю улицу, не кинуться, куда глаза глядят, подальше от приступов скорби, исходивших от Леры. Беляков подскочил ко мне, схватил под локоть:

— Тебе нехорошо?

Я пыталась вдохнуть и никак не могла.

— Пойдем, я посажу тебя в машину. Дыши глубже. Вот так!

Удрученная Лерина физиономия по-прежнему маячила в окне.

«Опять твои фокусы!» — эхом из прошлого долетел голос Аллы Васильевны, — «Как надоел твой вечный выпендреж! Тут люди делом заняты, а ты все портишь!»

Мы доехали до дома, и Антон потащил на себе ослабевшую Леру. Беляков побежал открывать им подъезд, а тучная Элла Ильинична так и осталась на заднем сиденье. Я помогла ей выйти из машины, довела до квартиры и оставила там утешать самую безутешную в мире вдову.

Что Лера наплела Антону, осталось для меня загадкой, но только вышел он какой-то странный:

— Ты знаешь, я принял решение: я Сашкину семью не брошу и дом на Рублевке я тоже построю. Будем жить в нем все вместе, одной большой семьей: и Лера, и мама.

— Амину тоже позовем? — не удержалась я.

Он посмотрел на меня невидящим взглядом, открыл машину, бросил короткое:

— Лера, садись!

Я взорвалась:

— Пошел ты к черту вместе с твоей Лерой! То Лера, то Амина — меня здесь просто нет!

— Ну прости, ради Бога, я совсем замотался.

— Хорошо замотался, главное, правильно: и дом один на всех, и Лера. Можно я буду звать тебя Митей, чтобы тоже не путаться?

— Я же сказал, извини!

Я села в машину, открыла окно:

— Так что, мы едем или нет? Ты что, забыл, нам нужно строить дом для Леры, а по дороге заехать в церковь, если помнишь, у нас нет священника, и некому отпевать твоего брата.


Маленькая уютная церковь парила над обрывом, будто вынесенная на берег гигантской волной. От самых ворот ее веяло покоем. Редкие посетители крестились по дорожкам, тихо молились в храме. У иконы Девы Марии батюшка долго выслушивал прихожанку, потом миролюбиво и настойчиво ей что-то объяснял. Женщина поклонилась, поцеловала батюшке руку и пошла ставить свечку. Антон двинулся прямо на батюшку и вдруг остановился в нерешительности.

— Вижу, за утешением вы здесь, — промолвил старец.

— Беда у нас, батюшка, — начал Антон, — умер брат, а отпеть его некому.

— Некрещеный или руки на себя наложил?

— Некрещеный, — выдохнул Антон.

— Были в других храмах?

— Были.

— Не берутся, — утвердительно произнес старец.

— Что нам делать, посоветуйте, — в голосе Антона послышалась мольба.

— Отпевать, — просто ответил батюшка.

— Вы нам поможете?

— Грех не помочь, но грех и отпеть. Мать уже обвинили?

— Да, — выдавил Антон, — Грех на ней.

— Сколько лет усопшему?

— Тридцать.

— Юноша совсем, — покачал головой батюшка, — Не печальтесь, грех матери приму на себя. Когда погребенье?

— Завтра, — в глазах Антона блеснули слезы.

— Вы мне записочку напишите, а в ней укажите время и место.

— Как благодарить вас, батюшка?

— За это благодарности не приму.

Антон достал бумажку, начал заполнять. Батюшка тем временем обратился ко мне:

— В семье еще есть некрещеные?

— По-моему, дочь усопшего.

— Сколько лет?

— Пять.

— Нужно окрестить.

— Я передам матери.

— Передайте, пусть не повторяет ошибок свекрови.


Панихида состоялась в большом светлом зале. Батюшка сопроводил процессию на кладбище, где и отпел некрещеного Сашку, прежде чем тот навсегда покинул наш бренный мир, с его суматохой и вечной людской неприкаянностью.

До самых поминок все шло по накатанной: мрачные лица, хроническая суета вокруг вдовы и целый водоворот внимания к ее персоне. По дороге на кладбище Лера нашла себе группу поддержки и даже устроила образцовую истерику с кошачьим воем и топаньем ножкой. В тот момент она напоминала капризное дитя, готовое пасть оземь в каком-то бесноватом пароксизме. Мужчины молча расступились, одна из женщин схватилась за сердце, а медсестра, сопровождавшая процессию, ловко сунула таблетку в рот припадочной вдове.

Поминки состоялись на закате в просторном кафе рядом с Сашкиной бывшей работой. Лера тут же залезла в президиум, с одной стороны усадила свекровь, с другой пожелала видеть Антона, но тот покачал головой и убежал ко мне за стол. Следом за Антоном на места для бедных родственников сбежал и Дмитрий Иванович. Лера проводила их печальным взглядом, кого-то заметила, снова пришла в возбуждение и с криком «Маша, Машенька, ты посмотри какое горе!» пробежала по рядам и рухнула на грудь моей соседке по столу, приятной белокурой женщине. Встревоженную Леру тут же вернули на место, а Маша смущенно присела за стол.

— Давайте знакомиться, — предложила она, — Меня зовут Маша, я живу в вашем доме на шестом этаже. Алису с бабушкой встречаю каждый день, а вас последнее время не вижу…

— Доцент МГУ! — ахнула я, — Так вот кого я обучала языку?

— Большое вам спасибо, я наконец-то выучила времена.

— Ну что вы, — улыбнулась я, — ваши домашние работы — образец научного подхода!


Весь вечер народ произносил душевные слова, горевал по Сашке, ушедшему так рано, сочувствовал близким, взывал к мужеству и терпению. Как это часто бывает, к концу поминок ряды смешались, гости разбрелись по залу. Лера окончательно перекочевала за стол массажистов и тренеров, а к нам на галерку из центра перебралась весьма деловая особа в мохеровой шапке. Ее колючий взгляд и узкие губы, которые она неприятным образом поджимала всякий раз, глядя на Дмитрия Ивановича, не понравились мне до крайности. Я поднялась из-за стола и под каким-то незначительным предлогом вышла из зала.

В холле я натолкнулась на чету Беляковых.

— Вот, решили поразмяться, — улыбнулась Наташка.

Из дамской комнаты послышались крики и странные звуки. Дверь распахнулась, оттуда выпорхнула томная блондинка и замахала руками:

— Врача, скорей врача! Лера в обмороке!

— Девочки, гляньте, что с Лерой, — приказал Беляков, — я иду за врачом.

В уборной было дымно и душно. Среди окурков лежала зеленая Лера. Ее свита бестолково топталась на месте и суматошно галдела.

— Чего столпились? — гаркнула я, — отойдите на шаг, дайте ей воздуха!

Наташка набрала в стакан воды.

— Из-под крана! — возмутились визажно-массажные девы.

Наташка отодвинула барышень в сторону, обтерла Леру холодной водой.

На пороге возникла женщина в белом халате. Щелкнул чемоданчик, мы замерли в ожидании.

— Сколько она выпила? — спросила врач, манипулируя ампулами.

— Понятия не имею, — растерялась Наташка, — мы сидели далеко.

— Напилась ваша девушка! — объявила нам врач, — Больше ни грамма спиртного!

— Ой, — заволновались подружки массажистов, — Это все из-за таблеток! Она весь день принимала лекарства, а тут глотнула вина и потеряла сознание!

Я раздраженно вздохнула:

— Господи, ну откуда вы все знаете! — потом повернулась к врачу, — Пила она действительно много, а из таблеток получала только валерианку. Все лекарства у меня.

— А ей еще мама давала! — вступила дамочка с раскрашенным лицом.

— Что, прямо за столом? — удивилась врач.

— Да, Лера так разволновалась…

— Вы хоть знаете, что она принимала?

— Кажется, тазепам… а может, элениум…

— А может, и то и другое, — вмешалась блондинка с кукольной мордашкой.

Лера шевельнулась, разлепила глаза. Свита облегченно вздохнула.

— Спокойно поднимаем и медленно ведем на воздух, — скомандовала врач.

Лера, путаясь в ногах, поплыла к дверям, но и тут девицы умудрились создать толчею. Чудом не выронив Леру, они вывалились из сортира в переполненный холл. Весть о случившемся вмиг облетела кафе, и хмельную вдову встречали всем народом. Мы с Наташкой выскочили на улицу, и громко выдохнули на мороз все то, о чем стеснялись даже думать.

Когда мы вернулись в зал, вся свита вилась вокруг Леры. На столе возвышалась бутылка вина.

— Пить не давать! — рявкнула я.

Массажисты притихли и сгрудились, словно стая рыбок — прилипал.

— И чтобы никаких таблеток! — приказала Наталья и погрозила длинным пальцем.


К полуночи все стали расходиться. Машины загудели и одна за другой отъехали от стоянки. Во дворе остались только родственники да близкие друзья.

— Чего стоим? — спросила я Наташку.

— Да вот! — кивнула она, — Никак не простимся!

Я обернулась и увидела причину всей задержки: Беляков неподвижно стоял у дверей, на шее у него висела Лера. В свете ночных фонарей она являла собой чувственность и праведную скорбь. Беляков покорно гладил ее по плечу и мерно покачивался на ветру.

— Ждет, пока он свалится, — сквозь зубы процедила Наташка, — Сейчас доломает последние ребра.

Я посмотрела Наташке в глаза и узнала в них ту же кромешную боль.

«Бедная!», — подумала я, — «Ничего не поделаешь, надо терпеть». Минут пять Лера мяла бока Белякову, пока не прибыло такси. Беляков разжал Лерины руки, погладил ее по голове и нырнул в темноту.

— Северо-запад — крикнул он, — Кто на северо-запад?

Маша с мужем шагнули к машине.

Я повернулась к Антону:

— Садись к своим, а я доеду с ребятами.

— Нет, — неожиданно резко ответил Антон, — Ты поедешь со мной!

Я покачала головой:

— Зачем давиться? Я просто не влезу, там место только для тебя.

И словно в подтверждение моих слов, Элла Ильинична нетерпеливо махнула рукой.

— Ты едешь с нами! — упрямо повторил Антон, — сядешь ко мне на колени.

— Тоже мне выдумал! — буркнула Лера.

Антон посмотрел на нее как-то странно и не стал ничего отвечать.


Вернулись на Плющиху поздно ночью и обнаружили в дверях потрепанный листок. Антон открыл его, прочел и отдал мне.

«Хмельницкая Марта Назаровна скончалась двадцать второго октября. Похороны двадцать четвертого октября на сельском кладбище».

— Они умерли в один день, — ровным голосом произнесла я, — Какое сегодня число?

Антон посмотрел на часы:

— Уже двадцать пятое.

— Ее уже похоронили.