Киран Крамер - По велению сердца

Дункан — это другое. Он заботился о ней. Хотел на ней жениться.

Но любит ли он ее? Она не знала. Зато понимала, что вступила в запретную связь с ним, полностью отдавая себе отчет о возможных последствиях.

Стоя возле домика, она тем не менее устремила взгляд на кусты рододендрона и на фонарный столб. Здесь ее целовал Дункан. Он не принял ее «нет» в качестве ответа. Тут Марша улыбнулась. А потом граф спросил, кто о ней заботится.

Горькое, мучительное воспоминание. Марша закрыла глаза.

Вспоминая, какие моменты разделили они на двоих, плохие ли, хорошие, Марша поняла, что не может больше обманываться. Не следует тешить себя иллюзией, будто она с ним вместе потому, что он добрый друг и хороший человек, которому к тому же повезло родиться потрясающе красивым и научиться изумительно целоваться.

Марша усмехнулась. Она его любит! Полюбила всем сердцем и душой. Это открытие стоило ей новых слез, но она поспешила их утереть.

Что тут сделаешь? Не время сейчас для новых страданий.

— Что мы скажем маме? — спросила она отца минуту спустя, когда он вышел из домика и притворил за собой дверь.

— У нас с твоей матерью нет секретов друг от друга. И я думаю, пусть она узнает. Так будет лучше всего. Она сумеет утешить тебя, как полагается матери.

Мать действительно умела утешить. Марше очень повезло — у нее самые добрые в мире родители. Отец не стал ее наказывать. Вряд ли мать захочет это сделать — тем более прошло столько лет. Тем более что теперь она и взрослее, и умнее.

— Разумеется, мы не станем говорить Дженис, — продолжал отец. — Ей незачем знать.

— Благодарю. — Она снова обняла отца. — Мне жаль твои розы.

Он рассмеялся.

— Не все так плохо. Вырастут еще сильнее и красивее, чем раньше. Для того и нужна розам обрезка. Кстати, девочка моя, — он погладил ее по руке, — это справедливо и по отношению к людям. Ты становишься сильнее благодаря ранам, которые заставили тебя страдать. Не думаю, что та Марша, которую я знал до того, как все это произошло, смогла бы командовать целой школой. Она была милой веселой девочкой, не знавшей ни забот, ни хлопот. Думаю, она бы быстро сдалась.

— Думаю, ты прав, папа.

Он прочистил горло. Лицо его стало серьезным.

— Теперь я твой отец и должен вести себя в соответствии с тем, что ты мне только что поведала.

Марша встревожилась.

— Хочешь сказать, что не ограничишься тем, что не станешь поощрять сватовство Финна?

— Да. Должны быть приняты и другие меры. — Его лицо помрачнело. Он явно что-то задумал.

Как она раньше не замечала, что он может быть страшен в гневе?

— Но, папа…

— Никаких «но».

— Я надеялась, что ты не рассердишься. Думала, мы сможем все преодолеть. Вместе. Разве ты не сам говорил мне это?

— Да, говорил. — Он сжал ее руку. — И я вовсе не сержусь на тебя. Ты была юной девушкой, которую обманул юноша постарше. Что бы ни случилось, теперь никто не поставит этого тебе в вину. Но ты должна подготовиться.

— Подготовиться?

— Дело не закрыто. Да, ты пролила свет на эту историю. Но справедливость еще не восторжествовала.

— Я не ищу отмщения, — настаивала она. — Я хочу вернуться в Оук-Холл.

— Может быть. — Отец был неумолим. — Но я не допущу, чтобы кто-то оскорбил мою дочь и остался безнаказанным!

— Но, папа…

Обняв Маршу за плечи, отец поспешил увести ее к дверям, ведущим в дом.

— Иди, — велел он. — Я хочу, чтобы сегодня утром ты оставалась в своей спальне. Я дам тебе знать, когда можно будет выйти.

— Ты меня наказываешь?

Он покачал головой:

— Дело очень деликатное, и я сам им займусь. Не хочу, чтобы меня отвлекали. Когда вернется твоя мать, я отправлю детей куда-нибудь, чтобы вернулись не скоро. Найди себе интересную книгу или займись шитьем. Пусть Кэрри принесет тебе еще чаю с гренками.

Ее подбородок дрожал.

— Пожалуйста, не надо!

Он коснулся пальцем ее губ.

— Ты должна мне доверять, — сказал он. — А теперь иди. — Открыв перед ней дверь, отец ждал, пока она войдет в дом.

Немного поколебавшись, она вошла — что еще оставалось ей делать? На отца она взглянуть не решилась. Ее затопил гнев; она кипела, точно чайник на плите, разбрызгивая горячие капли.

Что задумал отец? Почему бы ему просто не принять к сведению то, что она сказала, чтобы защитить Дженис?

— Марша? — Стоя перед зеркалом в передней, Питер поправлял шейный платок.

Она едва ли слышала его, опрометью бросившись к себе наверх. Никто ей больше не нужен, она сама о себе позаботится. Она достаточно взрослая. У нее, как у розы в саду, отросли шипы. Она сумеет себя защитить.

Дункан с Рупертом в конюшне решали, что делать с задним копытом Самсона. Дункан очень любил свою лошадь, но сейчас ему было не до разговоров. С той минуты как Марша убежала из дома на Керзон-стрит, он вообще ни на чем не мог сосредоточиться. Единственное, что ему удалось сделать, так это вышвырнуть негодяя брата из квартиры в Олбани, бросив ему на прощание тощий кошель с деньгами. Да предупредить, чтобы не показывался больше в доме у Дункана и не просил денег.

Финн горестно причитал, стоя на мостовой, а Дункан тем временем сунул в карман его сюртука карточку поверенного — пусть требует, если хочет, остаток суммы, причитающейся ему из доходов поместья Чедвиков. Произнес краткую и выразительную речь о том, что надеется, что брат все-таки встанет на путь исправления, не то гореть ему в аду целую вечность. А это обязательно произойдет, если он продолжит совращать честных женщин, бросая их затем на произвол судьбы.

Потом Дункан вернулся домой, бросился к себе в спальню и сел на кровать, дрожа всем телом. Все кончено. Их с братом отныне ничего не связывает.

Но жизнь продолжается. За лошадьми нужен уход. Слуги и арендаторы хотят получить от своего хозяина плату. Маленькому мальчику нужен отец.

Через дверь кухни во двор быстро прошел Уоррен, держа в поднятой руке запечатанный восковой печатью конверт.

— Срочное послание от лорда Брэди, милорд. Его посыльный говорит, что будет дожидаться ответа, который, он надеется, вы дадите немедленно.

Срочное послание? Что за срочное дело может быть к нему у лорда Брэди?

На ум приходило только одно.

Сердце сжала томительная тревога. Вот он, момент, которого Дункан боялся всю жизнь. Кто-то обнаружил, что он ничем не лучше отца или Финна, и теперь призывает его к ответу.

— От лорда Брэди? — едва сумел выговорить он, протягивая руку за письмом. Если речь действительно о Марше и их скандальной связи, ему следует немедленно ехать к маркизу. Следует просить ее руки, не дожидаясь ее согласия.

«Тогда она тебя возненавидит», — сказал тихий, но очень настойчивый внутренний голос. Он унаследовал его от матери, чей жизнерадостный нрав был растоптан деспотичным супругом.

Она сама должна захотеть выйти за него.

А этого-то она как раз и не хотела.

Он вскрыл письмо. Лорду Брэди требовался его совет, и немедленно, поэтому он умолял его приехать. В конце письма стояла заглавная буква «Б» с чернильными кляксами вокруг — явно нацарапанная в спешке и нетерпении.

Очевидно, маркиз хотел получить от Дункана какой-то совет. Слово «совет» подразумевало, что лорд Брэди по-прежнему питает к Дункану уважение. Жало было вынуто. Не то краткое послание маркиза ужалило бы прямо в сердце.

Дункан почувствовал себя так, будто только что увернулся от пули. Но следующий выстрел будет неминуемо сделан. Вот только когда?

— Оседлайте, пожалуйста, Фортуну, — обратился он к Руперту, сам не свой от волнения.

— Сейчас, милорд. Приведу его прямо к парадному входу.

— Благодарю.

Быстрым шагом Дункан направился в дом, Уоррен следовал за ним.

— Мне нужен другой галстук. Я сам его завяжу. Прошу, передайте посыльному, что я буду там минут через двадцать.

Уоррен отправился выполнять распоряжение хозяина, а сам хозяин пошел наверх, решив также сменить сюртук. Перед тем как сойти вниз, он заглянул в комнату Джо. Мальчик спал. Он смотрел на его ангельское личико и чувствовал, что силы возвращаются к нему. Джо открыл глаза:

— Папа?

— О-о, прости.

Джо потер глаза.

— Не проси прощения. Хорошо, что я проснулся. Ты ко мне пришел, а я сплю. — Он сонно засмеялся. — Ты не хочешь сказать: «Джо, давай выпьем чаю»?

— Нет. — Дункан тоже засмеялся, вспоминая тот день в карете, когда они с сыном болтали о леди Марше. О том, как она говорит именно эти слова посреди ночи. — Не сегодня.

— Я скучаю без леди Марши, — прошептал Джо.

— И я тоже, — сказал Дункан.

И тут он понял, что такое настоящий позор. Плохо, если его сочтут негодяем, таким, как его отец или Финн. Плохо, если он не сумеет исправить неправедное. Но настоящая беда — не увидеть любви. Пройти мимо нее.

Двадцатью минутами позже он прибыл в особняк Брэди и к этому времени умирал от желания видеть Маршу. Он скажет ей правду. Он пытался уладить ее дела, а она тем временем покорила их — добротой, проявленной к его сыну, готовностью принять их обоих — Джо и Дункана — такими, как они есть. Желанием открыть им свое сердце, понимая, что ее могут снова ранить.

Должно быть, он полюбил ее задолго до сегодняшнего дня. Может быть, еще в ту ночь в садовом домике, когда во тьме они потянулись друг к другу и он узнал жар ее тела и души, понял, что обрел главное сокровище своей жизни.

А может быть, любовь настигла его, когда Марша бранила его, стоя на носу пакетбота. Он был тогда очень молод, с душой, полной всяческих страхов, но невосприимчивой к красоте заката. С тех пор он так и носил ее образ в своем сердце. Всех женщин, что попадались на его пути, сравнивал с Маршей, сам того не сознавая.

Марша — это то, что он всегда неосознанно искал.

Она — его любовь.

Вместе они идеальная пара. Слово «идеальный» она использовала, когда говорила про закат в Ирландском море.

Надеюсь, она тоже это понимает.

Однако сначала он встретится с ее отцом.

В дверях Бербанк приветствовал его с суровой печалью. В доме стояла зловещая тишина. Его провели по коридору в библиотеку, и шаги их казались необычно громкими. Возвестив о его приходе, дворецкий удалился.

— Входите, Чедвик! — Лорд Брэди был настроен очень приветливо.

Сердце Дункана преисполнилось надежды.

— Добрый день, лорд Брэди.

— Рад видеть вас. — Маркиз указал ему на стул.

Дункан сел.

Маркиз присел на край письменного стола.

— За эти четыре года вы хорошо потрудились, граф.

— Благодарю вас, сэр.

— Вы еще очень молоды. Должно быть, нелегко было взваливать на себя новые обязанности, принимая титул.

— Нелегко. Но, кажется, дело пошло, и графский титул уже не кажется мне тяжким бременем. — Он сложил руки на коленях. Впервые в жизни Дункан показался себе человеком, умудренным житейским опытом.

— Это хорошо, — сказал лорд Брэди. Помолчав немного, он нахмурился. — Очень не хотелось бы говорить с вами на весьма неприятную тему, но я вынужден.

У Дункана екнуло сердце.

— В чем дело, милорд?

— Я прочел в газетах, что вы с братом порвали отношения. Это так?

Дункан сел прямее.

— К несчастью, да.

Маркиз задал новый вопрос после некоторого раздумья:

— Могу я спросить — почему?

— Разумеется. — Дункан отвечал не спеша. Тема была очень щекотливая. — Финн обнаружил прискорбное стремление соблазнять невинных женщин. Мой сын Джозеф — плод одного из таких злосчастных союзов.

Бровь маркиза взлетела вверх.

— Не знал об этом.

— Никто не знает, — сказал Дункан. — Я не чувствовал нужды доводить эти сведения до всех желающих. Это частное дело семьи.

— Но вы добровольно принимаете на себя и грязные сплетни, и презрительные взгляды, которые должны были достаться мистеру Латтимору.

— Да. Вот цена, которую мне приходится платить, чтобы держать в неприкосновенности секреты нашей семьи.

— Понимаю. Осмелюсь предположить, что отказ от дома означает для вашего брата также лишение финансовой поддержки. Это объяснило бы его внезапный интерес к леди Дженис.

— Она прекрасная молодая леди. Однако да, я согласен, что Финн ищет исключительно собственной выгоды.

Встав, лорд Брэди подошел к столику с графином бренди и бутылкой некоего напитка, цвет которого отливал золотом.

— Не хотите ли бренди? Или ирландского виски?

— Конечно, виски, — ответил Дункан.

— Мы с вами родственные души, — усмехнулся лорд Брэди, подавая ему стакан. — Выпейте, молодой человек. — И отошел, чтобы налить порцию для себя.