Я кивнула, подумав о дяде Эфраиме. Но его ли имел в виду Натаниэль, предостерегая меня, спрашивала я себя по пути наверх, с трудом передвигая ставшие будто ватными ноги. Может он пытался уберечь меня от самого себя?

В равной степени тревожило меня и то, что свидетелем нашего ночного рандеву с Натаниэлем была не только Виктория. Кто же все-таки прятался в кукольном домике? Я не видела никаких причин, которые могли бы побудить кого бы то ни было шпионить за мной и Натаниэлем. Неожиданно я вспомнила о шорохе, который слышала, когда проходила мимо кабинета Натаниэля, направляясь к беседке. Может и там, и в кукольном домике был один и тот же человек? Но если так, то кто это был? И главное, что он делал, шныряя поздно ночью по Стюарт-хаузу?

Я долго лежала с открытыми глазами, не в силах заснуть, но наконец перед самым рассветом сон сморил меня. Я проснулась около полудня, чувствуя себя совершенно разбитой и униженной. Я почти что предложила себя Натаниэлю, и все из-за этой глупой записки Виктории… Не то чтобы он отверг мои поползновения.

Мысли мои обратились к нашей встрече в беседке, и я вновь ощутила то сладостное чувство, которое переполняло меня, когда он держал меня в объятиях. Дав волю воображению, я представила, как все могло бы быть, если бы Натаниэль не оказался настоящим джентльменом… если бы он позволил зайти всему этому дальше…

Внезапно возвращение домой, в свое время, перестало казаться мне таким уж необходимым. К своему удивлению, я вдруг поняла, что это меня совсем даже не прельщает. Я ни с кем не была особенно близка в своем времени, за исключением Алекса, но он был для меня навеки потерян. Разумеется мои родители были добры ко мне, но в сущности их доброта, которую я по неопытности принимала за любовь, была обыкновенным безразличием. По правде говоря, меня никогда по-настоящему не любили – как и я ни к одному из мужчин не испытывала таких чувств, как к Натаниэлю. Была ли это любовь? Я боялась даже гадать об этом. Я понимала, он несвободен и не сможет ответить мне взаимностью, и все же при одной только мысли о том, что я должна буду его навсегда покинуть, все у меня сжималось внутри.

Остынь, Тейлор, приказала я себе. Тебе придется о нем забыть. В мозгу у меня вдруг вспыхнула тревожная мысль. Не была ли моя неприязнь к Пруденс вызвана моим чувством к Натаниэлю? В конечном счете, мои подозрения в отношении нее были абсолютно беспочвенными. Она была не виновата, что Натаниэль пропал во время землетрясения; единственное ее прегрешение состояло в том, что она вышла замуж второй раз за негодяя. Возможно, если бы Натаниэль не исчез, они так и жили бы дальше с Пруденс и были бы счастливы…

Необходимо был разузнать все о Пруденс.

Если мои подозрения оправдаются, я представлю Натаниэлю доказательства, и он сам отменит свадьбу. В случае же, если я окажусь неправа, тогда ради Натаниэля мне придется уйти в тень и позволить ему жениться на Пруденс. Можно было найти и какой-то другой способ помешать ему проникнуть на чердак в следующую среду, а потом навсегда уйти из его жизни, оставив его – и Пруденс – в покое. Вернуться в свое время и забыть, что когда-то встречалась с ним.

Но даже в тот момент, когда в мозгу моем мелькали эти мысли, я понимала, что никогда не забуду Натаниэля Стюарта.

Глава 10

– Рано утром, когда вы еще спали, приезжала мисс Пратвелл, – проинформировала меня миссис О'Хара, ставя передо мной на стол блюдо с горячими маслянистыми вафлями и стакан апельсинового сока. Да, никакого сравнения с моей обычной чашкой растворимого кофе за завтраком. – Оставила свою визитную карточку. Сказала, что надеется, вы примете ее приглашение на чай сегодня в пять часов.

– О? – я полила сиропом свой завтрак, размышляя над тем, что могло подвигнуть Пруденс на столь необычный поступок. Не закрались ли у нее какие-либо подозрения на мой счет? Бог свидетель, оснований для ревности у нее было более чем достаточно. Она вполне могла догадаться о моих чувствах к Натаниэлю еще до того, как я осознала их сама.

А может, приглашение было с ее стороны обычным проявлением вежливости. Как-никак, я была кузиной ее жениха. В теории.

– Сообщите мисс Пратвелл, что я с радостью принимаю ее приглашение. – Что бы за всем этим ни стояло, это давало мне шанс познакомиться с Пруденс поближе и, возможно, даже разузнать, были ли обоснованны мои подозрения в отношении нее.

Интересно, как бы отреагировал Натаниэль, узнай он о нашей встрече с Пруденс? Почему-то у меня не было никакого сомнения, что он бы этого не одобрил.

– Где мой кузен? – спросила я.

– Уехал по делам. Сказал, что вернется к вечеру.

– О! – протянула я, мгновенно расстроившись из-за того, что не увижу его весь день, хотя, как он мне дал ясно понять, ни о каких наших встречах наедине не могло теперь быть и речи. Как бы там ни было, подумала я со вздохом, нужно воспользоваться его отсутствием и попытаться проверить мои подозрения в отношении Пруденс.

В столовую вошла тетя Фейс и, усевшись напротив меня, велела миссис О'Хара принести ей тарелку лепешек с джемом, взбитые сливки, залитые майонезом вареные яйца с ветчиной на тостах и две поджаренные до румяной корочки колбаски. Чистый холестерин – эта женщина, похоже, так и ждала, когда у нее будет инфаркт.

– Вы, я вижу, тоже устали, если спали так долго, – обратилась она ко мне, ожидая, пока прислуга нальет ей кофе. Подняв брови, она посмотрела на меня поверх очков. – Бессонница?

Вафля у меня во рту мгновенно утратила весь свой вкус.

– Почему вы спрашиваете?

– Да просто так. – Она бросила три куска сахара в свою чашку и добавила сливок. Я почти физически почувствовала, как уплотняются ее артерии. – Поздно ночью я видела свет в вашем окне.

– Я читала.

Не была ли тетя Фейс таинственным визитером, шпионившим в предрассветные часы за мной и Натаниэлем? Это представлялось маловероятным, но, с другой стороны, она заметила, что ее муженек не может оторвать от меня глаз (не говоря уже о руках). Если она услышала, как я выхожу из свой комнаты, она вполне могла подумать, что я собираюсь встретиться с ним, и последовать за мной.

В комнату, медленно ступая, вошел дядя Эфраим. Судя по его неуверенной походке, он еще не совсем оправился от своего вчерашнего знакомства с зубами Аполлона.

– А, вот ты где, Фейс. Итак… – При виде меня он умолк и стиснул в пальцах набалдашник своей трости.

– Да, дорогой? – с удивлением посмотрела на него Фейс.

Не был ли нашим ночным шпионом дядя Эфраим? Может быть, он увидел, как я вышла в сад, и решил закончить то, что начал. При этой мысли меня пробила дрожь.

Я встала, не собираясь вести светскую беседу с потенциальным насильником.

– Рада была поболтать с вами, тетя Фейс, но сейчас, с вашего позволения, я вас покину и попытаюсь разыскать Викторию.

Она медленно, с явным наслаждением, отпила из чашки.

– На вашем месте я поискала бы ее в кукольном домике.

Совет был дельный, и невольно я подумала, интересно, когда же она сама была там последний раз?

Я нашла Викторию на чердаке ее кукольного домика. Девочка свернулась калачиком, подтянув коленки к подбородку, а внизу, у подножия стремянки, ее сторожил Аполлон.

– Тебя прислал Натаниэль, чтобы ты меня отругала? – спросила она, когда я к ней поднялась.

– Нет, я пришла сама.

Она бросила на меня взгляд из-за коленей и крепче прижала к груди фарфоровую куклу, которая была у нее в руках.

– Ты тоже сердишься на меня?

Осторожно пробравшись между разложенными на полу куклами и игрушками, я опустилась на колени рядом с ней.

– Я не сержусь. Немного расстроена, возможно, но не сердита. Виктория, тебе не следовало писать эту записку. Ты не имеешь никакого права вмешиваться в личную жизнь своего брата. – «Или мою», – добавила я про себя.

Она выпятила нижнюю губу.

– Я лишь хотела помочь ему.

– Помочь?

Она нетерпеливо кивнула.

– Ведь это же сработало! Он целовал тебя… по крайней мере, до тех пор, пока вы оба не заметили меня в окне.

– Виктория… – Я почувствовала, что краснею. – Никому не говори об этом, в особенности Пруденс. Этого не должно было случиться…

– Почему нет?

– Потому что я скоро уеду, а Натаниэль собирается жениться на Пруденс.

– Но она мне не нравится.

Я вздохнула и, поднявшись с колен, подошла к окну.

– Иногда мы вынуждены мириться с тем, что нам не нравится.

– Тебе нравится Натаниэль, ведь так? – Она последовала за мной к окну.

Я повернулась к ней лицом.

– Конечно, но…

– И я знаю, что ты нравишься ему. Он сам мне об этом говорил. Так почему же дурно желать, чтобы вы двое были вместе?

– Виктория, – я опустилась перед ней на колени и сжала ее ладони в своих. – В том, что желаешь, нет ничего дурного, дурно пытаться добиться желаемого, когда это может причинить боль другим. Пруденс, например.

Она наморщила нос.

– Я не хочу о ней говорить.

В голову мне пришла неожиданная мысль.

– Виктория, ты случайно не заходила вчера ночью в кабинет к Натаниэлю… может, взять там какие-то книги?

– Нет. Конечно же нет, – она прищурилась. – Все лучшие книги находятся в библиотеке. К тому же, тебе прекрасно известно, где я была прошлой ночью. Так зачем ты спрашиваешь?

– Просто так. Я что-то услышала там, возможно мышь, только и всего. – Я огляделась. – Вижу, у тебя здесь целая коллекция кукол. Сколько же их у тебя?

– Семьдесят три. Должно было быть семьдесят четыре, но одну я потеряла, когда была совсем маленькой. Мою любимую – она была одета по моде колониальных времен, в платье из красного набивного ситца и капор а ля Марта Вашингтон [10].

Внезапно я почувствовала жалость к ней, такой одинокой, не имевшей никаких друзей, кроме своих кукол. Она нуждалась в обществе других детей, с которыми могла бы играть. Это заставило бы ее почувствовать себя ребенком, а не миниатюрной копией взрослого.

– Виктория, – произнесла я, повинуясь невольному порыву, – тебе не хотелось бы покататься на велосипеде?

Она понурилась.

– Я не могу. Натаниэль не разрешил мне до свадьбы выходить из дома… в качестве наказания.

– Списали на берег, а? Да, дело дрянь.

– Дрянь?

– Удар. Трагедия. Незадача.

Виктория ухмыльнулась.

– Дело дрянь… Звучит здорово.

Я оставалась с ней, пока она, проголодавшись, не решила наконец пойти в дом и что-нибудь перекусить. Сходя с последней перекладины стремянки я вдруг почувствовала, как под ногой у меня что-то хрустнуло.

Наклонившись, я подняла с пола маленький блестящий предмет и повертела в пальцах.

– Пуговица, – сказала я, разглядывая изящную золотую застежку на свет. – Виктория, она, случайно, не от какой-нибудь из твоих кукол?

Она вгляделась.

– Нет, я в этом уверена. Натаниэль не покупает мне кукол с глазами из пуговиц. И эта пуговица слишком большая для кукольного платья. Скорее, она от мужского сюртука или, возможно, от дамского пальто.

Если пуговица оторвалась не от платья куклы Виктории, тогда она оторвалась от чего-то другого. У кого-то другого. Может, у того, кто следил за нами с Натаниэлем из кукольного домика?

Я взъерошила волосы на голове Виктории.

– Хорошая работа, Шерлок. Она ухмыльнулась.

– Элементарно, мой дорогой Ватсон.

Холодный порыв ветра ударил мне в лицо, когда я перешагнула порог и с чувством, будто только что попала в мир одного из тех готических романов, которыми зачитывалась Виктория, вышла наружу.

– Мисс Джеймс, я очень рада, что вы согласились прийти, – любезно приветствовала меня Пруденс, когда я, в сопровождении горничной, вошла в ее гостиную.

– Спасибо за приглашение.

Мы опустились на мягкие, украшенные вышивкой подушки одинаковых чиппендейлских кресел вишневого дерева, между которыми располагался серповидный столик во французском колониальном стиле, и Пруденс, отпустив прислугу, принялась разливать чай из серебряного чайника.

– Я должна извиниться перед вами, – проговорила она, протягивая мне чашку. – Боюсь, я вела себя отвратительно вчера утром.

Я не поверила своим ушам. Подобные признания были явно не в духе Пруденс.

– Вы ни в чем не виноваты. Любой бы расстроился на вашем месте. Поведение моей собаки также оставляло желать лучшего.

Она улыбнулась и взяла в руки маленький серебряный кувшинчик.

– Согласна. Сливки?

– Спасибо, да.

– Сахар?

Я открыла было рот, собираясь попросить заменитель сахара «Свитен Лоу», но вовремя остановилась.

– Да, спасибо.

Она передала мне сахарницу. Воспользовавшись изящными серебряными щипчиками, я опустила в чашку два кусочка сахара и помешала чай серебряной ложечкой.

– Как я уже сказала, – начала Пруденс, – я совсем не хотела быть с вами грубой. Но я ужасно боюсь собак… вот я и сорвала на вас злость. Еще раз прошу простить меня и предлагаю начать наши отношения так сказать с чистого листа.