Мириам Рафтери - По вине Аполлона

Ноги у меня были как ватные, но кроме этого никаких болезненных ощущений не было. Щиколотка странным образом перестала болеть.

– Вроде да. А ты как?

– Прекрасно. Ну и сильный же был последний толчок. Нам лучше спуститься вниз и посмотреть, не случилось ли чего с домом.

– Верно, – я оперлась на его руку, по-прежнему сжимая в другой руке камеру, толкнула дверь и вошла в спальню.

Я потерла глаза, приспосабливаясь к неожиданно яркому свету и услышала, как Натаниэль резко втянул воздух. Он схватил меня за руку и на его лице появилось озадаченное выражение. Я проследила направление его взгляда и замерла, увидев, что привлекло его внимание.

Это была прикроватная лампа с прозрачным стеклянным абажуром, через который просвечивала яркая электрическая лампочка.

Прежде чем я успела его остановить, Натаниэль бросился вперед и схватился за абажур, обжегши себе ладони.

– Электрическая лампа, – он присвистнул. – Я видел такие в больших отелях, но…

Он замолчал и поднял голову. Наши взгляды встретились. В его глазах я прочла изумление, смешанное с испугом.

Я кивнула в ответ на его невысказанный вопрос и добавила:

– Не знаю, в какое время мы попали, но что-то подсказывает мне, что это не 19О6 год.

– Ты хочешь сказать, что каким-то образом мы перенеслись вперед во времени, в 1989 год?

– Не знаю, но я так не думаю, – ответила я, стараясь не выдать охватившего меня страха, и, положив аппарат на кровать, огляделась вокруг. Кровать и шкаф были теми же самыми, что и во время Натаниэля, но все остальные вещи были другими – более изящными и изысканными. Кто жил здесь? И что скажут эти люди, обнаружив нас в своей спальне?

– Что ты имеешь в виду, говоря, ты так не думаешь? – потребовал Натаниэль.

– Все здесь не так, – ответила я. – Перед тем, как я совершила этот скачок назад во времени, этот дом был заброшен, никто в нем не жил.

Он отступил на шаг, лицо приняло решительное выражение.

– Я должен вернуться. Виктория… Я нужен ей. Господи, что за ящик Пандоры мы открыли.

Не обращая внимания на мои протесты, он потащил меня назад на чердак, где принялся шарить руками по стенам, тщетно пытаясь найти выход на крышу.

Но выхода не было.

– Натаниэль, – я мягко положила руку ему на плечо. – Давай смотреть в лицо реальным фактам. Где бы мы ни находились, мы здесь застряли.

Он с трудом сглотнул и, повернувшись ко мне лицом, взял за руку. Молча мы снова вошли в спальню. Сердце у меня громко билось. Какой же сейчас год, спрашивала я себя.

Снаружи доносился шум транспорта. Я бросилась к окну и раздвинула занавески. Натаниэль не отставал от меня.

– Машины. Как их много и какие все они странные, – проговорил он, глядя на остановившийся напротив красный спортивный автомобиль, из которого вылез какой-то мужчина. – И ни одного конного экипажа. И здания совсем другие. Не особняки, а многоквартирные дома, магазины.

– Это современные машины, – пояснила я, узнав модель конца 8О-х годов, и сердце у меня учащенно забилось. Но я заметила и еще кое-что – трещины в тротуаре, груду камней, частично загородивших улицу перед расположенным неподалеку бутиком.

– Похоже, это следы землетрясения, – сказала я, чувствуя возрастающее возбуждение. – Этого не было, когда я последний раз пробегала здесь с Аполлоном. Наверное, это то самое землетрясение, во время которого я перенеслась в 19О6 год.

Натаниэль в замешательстве прищурился и взглянул на солнце.

– Последний толчок произошел ближе к вечеру, – сказал он. – А сейчас солнце на востоке.

Машинально он полез в карман за часами, но конечно же не нашел их. Я достала часы из сумочки и вручила ему. Он открыл их и впился глазами в циферблат.

– Десять утра, – объявил он и решительно защелкнул крышку. – Но какого дня и какого года?

Я отвернулась от окна и оглядела комнату, пытаясь обнаружить что-нибудь такое, что помогло бы дать ответ на этот вопрос. В ногах кровати я заметила серебряный поднос, а потом взгляд мой упал на пару аккуратно сложенных газет. Дрожащими руками я взяла одну и посмотрела на дату – 19 июля 1989 года.

– Это день после землетрясения, – прошептала я, увидела удивленный взгляд Натаниэля и почувствовала, как он сжал мне руку. – Я спасла Стюарт-хауз, но все изменилось. Натаниэль, а что если его продали кому-то другому?

– Это невозможно, – запротестовал он, хотя я заметила тень сомнения в его глазах.

– Вовсе не невозможно, – настаивала я, понизив голос. – Что если эти люди сейчас внизу? И что, по-твоему, они скажут, обнаружив нас здесь?

– Не знаю, но намерен выяснить, – все еще сжимая в руке часы, Натаниэль открыл дверь и направился к лестнице.

– Натаниэль, подожди, – проговорила я драматическим шепотом. – Нас могут арестовать. Ты не можешь…

– Могу и сделаю то, что должен, чтобы вернуться назад к Виктории, – он промаршировал мимо двери в комнату в башенке, но почти сразу же остановился и с раздраженным видом спросил: – Что это за ужасный шум, черт возьми?

Я подавила улыбку.

– Это рок-н-ролл.

– Я не потерплю подобного шума в моем доме.

– Это больше не твой дом.

Не успела я остановить его, как он распахнул дверь, вошел внутрь и застыл как вкопанный, увидев телевизор.

– Говорящие картины? – догадался он, уставившись на экран, на котором в этот момент мелькали кадры коммерческой рекламы.

– Да, в некотором роде. Это телевизор. – Я тоже вошла и стала переключать программы в надежде услышать последние сообщения о последствиях землетрясения, пока не попала на программу новостей. Диктор скорбным голосом зачитал сообщение о судьбе нескольких автомобилистов, которых завалило обломками обрушившегося в Окленде моста; их еще не сумели откопать. Затем спортивный комментатор посетовал на отмену намеченных на вечер игр чемпионата по бейсболу, но в конце заверил болельщиков, что они состоятся в самом ближайшем будущем. Пока я слушала новости, Натаниэль со всех сторон исследовал телевизор, время от времени задавая мне вопросы о том, как он устроен. Когда на экране появился новый рекламный ролик, я снова переключила программу.

– О Господи, кто эта молодая женщина? И почему ей разрешили появиться в таком нескромном виде? – возмущенно воскликнул Натаниэль, увидев на экране Мадонну в лифчике с конусообразными чашечками, поясе и черных узорчатых чулках, вращавшую бедрами под оглушительные ритмы, передаваемые программой музыкальных передач.

– Времена изменились, тебе ко многому придется привыкать, – ответила я.

В его времени я была девственницей. Сейчас же он был новичком, а я, как ни странно – опытной женщиной, искушенной во всем, кроме одного.

Раздавшийся сзади голос заставил нас вздрогнуть.

– Кто заходил в мою комнату? Я знаю, что оставила дверь закрытой. О, тетя Тейлор, ты вернулась. Мы так беспокоились о тебе, когда ты исчезла после землетрясения.

– Вернулась? – Я повернулась и изумленно уставилась на девочку-подростка, одетую в «вареные» джинсы и майку с эмблемой «Спасайте китов». Она не была точной копией Виктории Стюарт, но сходство было несомненным. Дело все больше запутывается, подумала я, и, протянув руку, ободряюще сжала локоть своему товарищу по путешествию во времени.

– Эта женщина твоя тетя? – В голосе Натаниэля звучало безграничное удивление.

Девочка пожала плечами.

– Она что-то вроде кузины. Мы с ней в родстве через бабулю – мою прабабушку Викторию. Тейлор приходится ей внучатой племянницей. – Она щелкнула выключателем, загорелся свет. – По крайней мере, электричество починили, а то без него казалось, будто мы живем в каменном веке.

– Виктория? – потрясенно проговорил Натаниэль.

Девочка захихикала, тряхнув длинными черными волосами, сколотыми цветной заколкой в форме банана.

– Меня никто давно так не называет, кроме бабули, конечно, потому что меня назвали в ее честь. Так кто же этот пижон, Тейлор? – и, повернувшись к Натаниэлю, добавила: – Я Вики.

– А что ты знаешь о Виктории, твоей прабабушке, в честь которой, как ты говоришь, тебя назвали? – спросил Натаниэль с напряжением в голосе, подходя совсем близко к девочке.

– Она… – Девочка не закончила, внимательно вглядываясь в лицо Натаниэля. – Забавно, вы мне напоминаете одного человека, хотя я знаю его только по старым фотографиям. Как эта, – она показала на стоявшую на туалетном столике фотографию молодого человека в кожаной куртке, улыбка которого поразительно напоминала улыбку Натаниэля. – У вас нос Стюартов, это точно, – продолжала девочка, не сводя с него глаз. – Но, должно быть, это просто совпадение. – Взгляд ее упал на его полуоткрытую ладонь – Натаниэль по-прежнему держал в руке свои карманные часы, на которых были выгравированы его инициалы.

– Меня зовут Натаниэль, – медленно проговорил он. – Натаниэль Стюарт.

Она поднесла руку ко рту.

– Это вы, да? Нэт – Натаниэль. Но, наверное, вы больше не употребляете свое уменьшительное имя. Ба рассказала мне, что вы, должно быть, погибли, ведь вы пропали столько лет назад.

Она бросилась к Натаниэлю, который машинально ее обнял.

– А как ты об этом узнала? – спросил он, продолжая обнимать девочку. – Я и сам еще не до конца во всем разобрался.

– Пф, – широкая улыбка расползлась по лицу Виктории. – Относитесь к этому спокойнее. Так как же вы спаслись, когда ваш самолет потерпел крушение?

– Самолет? – Натаниэль был озадачен.

– Амнезия, – вмешалась я, постучав пальцем по виску. – Он многого не может вспомнить. Это обычная вещь при травме головы.

– Ба рассказывала мне о том, что ваш самолет потерпел крушение, еще когда я была ребенком, – Вики озорно улыбнулась. – Но, по крайней мере, мой большой брат помнит меня. Я поняла это по его лицу, когда он меня увидел.

– Брат? – У Натаниэля отвисла челюсть. – Я не…

Я толкнула его в бок.

– Спокойнее, – прошептала я ему на ухо. – Плыви по течению. – И, обращаясь к Вики, спросила: – А где сейчас твоя прабабушка?

Ее улыбка погасла.

– О, вы, наверное, еще не слышали. У нее случился сердечный приступ, когда началось землетрясение.

– Сердечный приступ? – у меня учащенно забилось сердце.

– Да, но она держится. Она в больнице, и она все время спрашивает о тебе, Тейлор. Вот будет здорово, когда она узнает, что с тобой все в порядке и что Натаниэль жив.

– Мы сейчас же пойдем к ней, – объявила я.

Вики откашлялась.

– А вам не кажется, что сначала лучше переодеться? Где вы вообще откопали эти старые грязные костюмы?

Я взглянула на свою изодранную одежду, на покрытые сажей рубашку и брюки Натаниэля, которые к тому же вышли из моды несколько десятков лет назад.

– Может, позже, – ответила я, не испытывая в данный момент ни малейшего желания объяснять, почему у нас нет чистой одежды. – Нам нужно попасть в больницу. Но сначала я бы хотела показать Натаниэлю альбом с семейными фотографиями, чтобы освежить его память.

– Да, конечно. – Вики сделала нам знак следовать за ней. Проведя нас в гостиную на первом этаже, она вручила нам толстый альбом. – Вот, пожалуйста. Я все еще не могу поверить, что вы оба здесь. Это похоже на чудо, – с этими словами она вышла из комнаты.

Натаниэль накрыл мою руку своей, когда я открыла альбом в потертом кожаном переплете, пожелтевшие страницы которого были заполнены выцветшими фотографиями.

– А ведь она права, – сказала я, чувствуя прилив сил от его прикосновения, подтверждавшего связь между нами.

Натаниэль нахмурился.

– Я не могу быть спокоен, зная, что Виктория скоро вернется домой и я буду ей нужен…

– Ну как ты не понимаешь, – мягко сказала я, указывая на нечеткую фотографию Виктории с матерью, Джессикой. – Она уже вернулась домой, много лет назад. Смотри, – я указала на более поздний снимок, на котором Виктория играла с маленьким мальчиком. – Это мой прадедушка, сводный брат Виктории.

Брови Натаниэля взметнулись вверх.

– Значит, Джессика осталась в моем доме после землетрясения и воспитала Викторию в мое отсутствие.

– По-видимому, да. Я так рада, что все так получилось. Я не хотела говорить тебе этого раньше, но когда я знала Викторию, она была старой одинокой женщиной с лицом, обезображенным шрамами. О, а вот еще один снимок, более поздний – Виктория в подвенечном платье.

Натаниэль провел пальцем по краям фотографии, на губах его блуждала ностальгическая улыбка.

– Значит, она вышла замуж за Антонио. Я должен был бы знать, что он позаботится о ней.

– Он и позаботился, и очень даже хорошо, судя по их виду на этой фотографии, где они засняты с тремя детьми. Они похожи на пару влюбленных голубков. Интересно, что стало с их детьми?

Натаниэль закрыл альбом, взял меня за подбородок и, наклонившись, потерся губами о мои губы, а потом нежно поцеловал. Я сполна наслаждалась его поцелуем, пока он не заговорил, нарушив очарование момента.