Он стоял, возвышаясь надо мной, и я вдруг с особой остротой почувствовала, насколько он был огромен; он сразу же словно заполнил собой комнату, когда мы вошли. И дело тут было не только в его росте или телосложении, но и в яркой внешности и горделивой осанке, которые мгновенно приковывали к нему твой взор.

– Я, кажется, забыл представиться, – проговорил он смущенно. – Меня зовут Натаниэль Стюарт, хотя, полагаю, вам было известно мое имя, когда вы решили забраться ко мне на чердак. А вас как зовут?

– Тейлор.

Мгновение помедлив, он пожал протянутую мной правую руку. Пожатие его было крепким и одновременно удивительно нежным.

– Солидная фамилия. А как насчет имени?

– Тейлор и есть мое имя, – объяснила я, – а фамилия Джеймс. Меня назвали так в честь певца… я хочу сказать, артиста, которым восхищалась моя мать.

– Никогда о таком не слышал.

– После Джима Кроуса он больше всех ей нравился, – пробормотала я, невольно подивившись про себя тому, что говорю в прошедшем времени о ком-то, кто фактически еще даже не появился на свет. Этот странный сон явно затянулся. Мне вдруг пришли на память слова из песни Кроуса «Время в бутылке»:

«…Если бы я мог хранить время в бутылке, первое, что я сделал бы…» Может, именно это я и делала сейчас – сохраняла время? Или даже жизни? Возможно ли, что все это не было сном… что я и в самом деле была в прошлом и могла изменить ход событий? У меня голова пошла кругом при этой мысли. Но, конечно, подобное предположение было полнейшим абсурдом.

– Тейлор… Странное имя для женщины, особенно такой… интересной.

С его лица не сходило удивленное выражение. Я видела, он теряется в догадках, не понимая, почему я не выбрала себе более подходящее для моей профессии имя Бел, Бренди или Флейм. С трудом я подавила невольно вспыхнувшее во мне раздражение. В сущности мне не было никакого дела до того, что он думает про меня. Это меня совершенно не касалось – по крайней мере, до тех пор, пока он не посчитает меня достаточно сумасшедшей, чтобы выставить за дверь.

В следующее мгновение размышления мои были прерваны послышавшимся в коридоре голосом:

– Натаниэль? Ты здесь? Я услышала, что кто-то разговаривает.

Внезапно дверь распахнулась и в комнату влетела прекрасная девочка, мгновенно напомнившая мне фарфоровую куклу своей гладкой, цвета слоновой кости кожей и ниспадавшими поверх строгой ночной рубашки длинными, до пояса темными локонами.

– Виктория! – сурово произнес Натаниэль. – Сколько раз я просил тебя стучать, а не врываться в комнату подобным образом?

Я буквально открыла рот от изумления, когда до меня дошло, что эта красивая жизнерадостная девочка и есть та самая обезображенная ужасными шрамами и согнувшаяся от старости Виктория, с которой я беседовала только сегодня утром. Меня поразил контраст между старыми выцветшими фотографиями и живой, в расцвете юности и красоты Викторией, которая словно только что сошла с картины Ренуара. На вид ей было лет одиннадцать или двенадцать, и это подтверждало мое предположение о том, что в своем сне я перенеслась в первые годы двадцатого столетия. Поствикторианская эпоха, но самое ее начало.

– Извини, – девочка подняла огромные глаза в обрамлении длинных густых ресниц на брата. В следующее мгновение она перевела взгляд с Натаниэля на меня и обратно. – Я не знала, что у тебя гости.

Внезапно я вздрогнула, заметив у нее на шее золотую цепочку. Будто прочтя мои мысли, она высвободила из-под рубашки висевший на цепочке медальон и медленно провела по нему пальцем. Медальон, как я сразу же увидела, был абсолютно идентичен тому, который подарила мне Виктория… и который я потеряла во время землетрясения. У меня буквально сперло дыхание. Для простого совпадения это было уже слишком…

И тут меня как обухом по голове ударило. Я «потеряла» медальон, потому что он не мог быть в двух местах в одно и то же время. Если я действительно находилась сейчас в Сан-Франциско начала века, то Виктория еще только подарит мне медальон… лет этак через восемьдесят пять – девяносто! А что если одновременно с землетрясениями, вызываемыми столкновением в этом месте тектонических плит, здесь происходят также и сдвиги во времени? На память мне пришли слова Виктории о геомагнитных нарушениях, из-за которых в их доме никогда не работал ни один компас…

Поспешно я открепила от сумочки у себя на поясе одометр со встроенным в него компасом и поднесла его к глазам. Стрелка указывала неверное направление. Я потрясла одометр и вновь взглянула на циферблат. Стрелка, покачавшись, замерла… указывая прямо на юг!

Глава 3

Сердце у меня стучало как паровой молот. Перед моим мысленным взором промелькнули лица родителей; я почувствовала ужас, подумав, что могу их больше никогда не увидеть. При всей невероятности подобного события, в эту минуту я окончательно уверовала, что каким-то непонятным образом перенеслась во времени в поствикторианский Сан-Франциско. Или, если быть предельно точным, в эдвардианскую эпоху [2]. От этой перспективы у меня голова пошла кругом.

Аполлон, устроившийся по-царски в изголовье кровати на смятой подушке, поднялся, услышав голос девочки. Он склонил на мгновение голову набок, прислушиваясь, затем спрыгнул на пол и, проносясь через комнату, прыгнул ей прямо в руки, словно приветствуя давно потерянного друга. Интересно, почувствовал ли он, что это была та самая Виктория, которая в другой жизни поила его чаем с ромашкой? Он облизал ей лицо, бесстыдно виляя при этом хвостом.

Лицо ее расплылось в улыбке.

– Разве он не великолепен? – Она бросила на меня искоса взгляд. – Как его зовут?

– Аполлон, – ответила я машинально, все еще не оправившись от шока.

Она прижалась носом к носу собаки.

– Да, это имя ему подходит. Он красивый пес, хотя и очень смешной в то же время.

Повернувшись к брату, она капризно протянула:

– Натаниэль, когда же ты, наконец, познакомишь меня со своей гостьей?

Он откровенно смутился, не зная, что на это ответить, и я увидела, как лицо его медленно багровеет. Что должна была подумать Виктория, застав меня ночью наедине с братом, да еще одетой в его халат?

– Я твоя кузина, – сказала я, проигнорировав предостерегающий взгляд Натаниэля. – Меня зовут Тейлор.

Виктория просияла.

– Кузина! Со стороны моей матери?

– Нашего отца, – проговорил сурово Натаниэль. – И, к слову сказать, весьма дальняя родственница.

Если Виктория и была разочарована, она никак этого не показала.

– Никогда не знала, что у меня есть кузина, – она прикрыла ладонью рот, с трудом удерживаясь от смеха. – Вы должны остаться на свадьбу. Мы с вами здорово повеселимся вдвоем. А вы хорошо знали маму? Вам придется мне все о ней рассказать.

– К сожалению, я была незнакома с твоей мамой, – ответила я, ощутив острое чувство вины перед девочкой за то, что приходится лгать ей, выдавая себя за ее родственницу… о чьей свадьбе она говорила? Не Натаниэля ли и Пруденс? Если так, то событие это было явно не за горами, что означало… Я содрогнулась, поняв, что ожидает нас в ближайшем будущем.

– О! – Виктория выглядела явно расстроенной. – Ну да ладно, это не так уж и важно. Вы надолго к нам?

– Боюсь, мисс Джеймс не сможет…

– Я приехала издалека, чтобы повидать вас, – уголком глаза я заметила, что Натаниэль смотрит на меня с яростью поверх головы девочки. – И мне ни за что на свете не хотелось бы пропустить подобное событие.

У Натаниэля был такой вид, что казалось, он сейчас лопнет от злости. Однако я знала, что он не посмеет опровергнуть мои слова. Как еще он мог объяснить мое присутствие здесь в этот час – разве только сказать, что он пригласил к себе в дом на ночь женщину, которая, как он полагал, была проституткой?

– Ура! – Девочка кинулась мне на шею, едва не раздавив при этом Аполлона, который оказался зажатым между нами. В глазах ее плясали чертики, и у меня вдруг возникло странное чувство, что она прекрасно знает, чего ей только что удалось добиться.

Натаниэль оторвал Викторию от меня и высвободил из ее рук Аполлона.

– После свадьбы в субботу мисс Джеймс ждут другие дела, – проговорил он сквозь зубы. – В воскресенье, прямо с утра, она должна будет уехать.

Воскресенье… Какой же сегодня был день? Свадьба, если это свадьба Натаниэля, должна была состояться через несколько дней. Но может быть речь шла о совсем другой свадьбе, родственника или друга?

– Боюсь, в своих путешествиях, – начала я осторожно, – я совершенно потеряла счет времени. Натаниэль, будьте так добры и напомните мне, какое сегодня число.

– Одиннадцатое апреля, среда.

Мне на мгновение показалось, что земля уходит у меня из-под ног.

– 19О6 года? – спросила я шепотом, едва осмеливаясь дышать.

Он посмотрел на меня, как на идиотку.

– Разумеется.

Одна неделя до землетрясения. Не поэтому ли я и была перенесена сюда – изменить судьбу Виктории? Или судьбу Натаниэля, если уж на то пошло. А может быть, даже судьбу всей семьи Стюартов. Пошатнувшись, я шагнула назад и ухватилась за столбик кровати.

– Идем, Виктория. – Натаниэль взял за руку сестру и направился к двери. Проходя мимо, он взглянул мне в лицо, которое вероятно в эту минуту было белым, как платье новобрачной, и заметил: – Уверен, мисс Джеймс совершенно измучена после своего путешествия.

Она бросила на меня взгляд.

– Да, дорогой братец. Ты несомненно прав. Но скажи мне, – добавила она не без ехидства, – где все ее саквояжи?

– Потерялись в дороге, – ответила я за Натаниэля. В ответ я не услышала от него ни слова благодарности за помощь, но, по крайней мере, он не выглядел в эту минуту достаточно разгневанным, чтобы запереть меня на чердаке.

– Какая жалость! – воскликнула Виктория. – Но я уверена, они найдутся. Доброй ночи, мисс Джеймс.

– Пожалуйста, зови меня Тейлор [3].

– Тейлор… Мне нравится это имя. Оно как бы говорит, что тот, кого так зовут, может создать нечто удивительное из любого материала, который есть под рукой. Может все переделать… Приятных снов! – Она улыбнулась и исчезла за дверью.

Никогда еще я не думала о своем имени в таком плане.

– Доброй ночи, – крикнула я ей вдогонку, весьма заинтригованная ее словами.

Прежде чем закрыть за собой дверь, Натаниэль окинул меня взглядом, который словно говорил: «Чтоб тебя черти взяли», и процедил сквозь стиснутые зубы:

– Желаю, чтобы вас не покусали ночью клопы, кузина.

Я спала неспокойно, урывками и проснулась сразу же, как только первые лучи солнца проникли сквозь деревянные ставни и согрели своим теплом мне лицо. Открыв глаза, я в первую минуту испытала шок при виде окружавшей меня незнакомой обстановки. В следующий момент, однако, в памяти моей всплыли события прошлой ночи, и я несколько раз мигнула, надеясь, что все вокруг тут же исчезнет. Ничего не изменилось. Итак, я действительно была в прошлом – прошлом Виктории.

Размышляя над событиями вчерашней ночи, я вдруг поняла, что мысли мои вновь и вновь возвращаются к странному замечанию Виктории о моем имени. Тейлор… тот, кто может все изменить, переделать… Например, прошлое, а? Могу ли я действительно изменить историю? И должна ли это делать? Не застряну ли я в результате здесь навечно? От подобной перспективы у меня мороз пошел по коже.

Не спеши, Тейлор, сказала я себе. Прежде нужно все как следует обдумать. С трудом я встала. От ударов и падений во время землетрясения у меня болело все тело. Не будет ли землетрясение, которое должно произойти через шесть дней, еще хуже? Меня знобило, и я тут же подумала о горячей ванне и чашке обжигающего крепкого кофе.

Внезапно я заметила разложенную в ногах постели одежду: украшенное перламутровыми пуговицами платье мышиного цвета с турнюром, в тон ему шляпку, плотные чулки и весьма необычное с виду нижнее белье.

– Весьма подходящий наряд для миссионера, – пробормотала я, спрашивая себя, как, черт возьми, я смогу застегнуть все эти крошечные пуговки на спине. В следующую минуту, взяв в руки стоявшие на полу возле кровати высокие ботинки, я в одном из них обнаружила ответ на свой вопрос – крючок для застегивания пуговиц.

Бросив взгляд на Аполлона, который, зарывшись в простыни, мирно посапывал, я решила, что сейчас самое время ознакомиться с удобствами в соседней комнате. Сунув одежду под мышку, я выскользнула в коридор и через мгновение была уже в ванной, расположенной между комнатой Натаниэля и моей. Про щенка, спящего у меня в постели, я тут же забыла.

Едва сдерживая нетерпение, я стащила с себя леотард и трико, пустила в изящную белую ванну на разлапистых ножках горячую воду и щедро плеснула туда лавандового масла из стоявшего на полке флакона, который явно – принадлежал Виктории.

Воспользовавшись туалетом, который был, казалось, перенесен сюда прямо из антикварного магазина, я выключила воду, забралась в ванну и вытянулась во весь рост, с наслаждением вдыхая исходивший от воды аромат.