Мэдлин Хантер - По воле судьбы

Раскрасневшийся оруженосец отступил назад.

– Мой хозяин непременно об этом узнает!

– Не узнает, если, конечно, в твоей голове достаточно мозгов. В этом городе существуют законы, карающие тех, кто посмел извлечь свое оружие из ножен на его улицах. Твой хозяин не погладит тебя по головке за то, что ты стал зачинщиком беспорядков в этих стенах. Теперь иди, а не то я сам расскажу Мортимеру о твоем поведении.

Оруженосцу ничего не оставалось, как присоединиться к своим друзьям. Снова приняв высокомерный вид, они удалились, заливаясь смехом, словно победа в этой схватке досталась им. После их ухода рынок вернулся к своей обычной жизни. Продавцы и покупатели как ни в чем не бывало занялись своими делами.

Каменщик повернулся к пестрой шайке уличных хулиганов. Приказ был очевиден, и они, не задумываясь, подчинились, растворившись в толпе.

Марк хотел присоединиться к ним, но каменщик не дал ему уйти, цепко ухватив рукой за шиворот.

– Твой? – спросил он, развернув его лицом к Джоан.

У Марка был такой вид, будто он снова готов полезть в драку. Судя по крепко сжатым губам каменщика, Риз не исключал такой возможности.

– Да, – печально ответила Джоан. Она никогда не видела своего брата таким рассерженным. Марк не простит ей этого унижения, не простит вмешательства в его дела.

– Я так и подумал. Те же волосы, та же безрассудная отвага, – он отпустил Марка. – Тебе следует собрать товар и на сегодня закончить с торговлей. Возможно, кому-то пришла в голову мысль вызвать констебля. Будет лучше, если тебя здесь не окажется, когда он придет.

– Мы сейчас же уйдем. Спасибо вам за помощь.

Марк стоял рядом и весь кипел от злости, что-то замышляя. Каменщик бросил на него строгий взгляд.

– Помоги своей сестре, малыш.

Это было уже слишком. Кулак Марка взметнулся вверх, но каменщик легко перехватил его руку. Джоан никогда прежде не видела человека с такой молниеносной реакцией.

Марк стал мрачнее тучи. Каменщик легко удерживал его руку со сжатым кулаком. Джоан от стыда хотелось провалиться сквозь землю.

Лицо каменщика немного смягчилось, он понимал, что происходит в душе ее брата.

– Твоя сестра только что спасла тебе жизнь. Этот спесивый болван готов был выпустить тебе кишки, и, если бы не она, он так бы и сделал. Так что будь мужчиной, уведи ее из этого города.

Марк как-то сник, видимо, понял, что в этих спокойно произнесенных словах большая доля правды. Опустив кулак, он пошел к сундуку.

– Простите его. Он слишком горд, ему не нравится, когда я опекаю его, словно мать, – объяснила Джоан. – От всего сердца благодарю вас, – и пошла за Марком.

Каменщик последовал за ней.

– У вас больше никого нет?

– Нет.

Святые угодники! Да, у них больше никого не было. Ей казалось, что на всем белом свете не найти более одиноких душ, чем они с Марком.

Марк сложил посуду на землю и открыл сундук. Рядом дожидалась своего часа груда тряпья, но он и не подумал прикоснуться к ней. Гордость не позволяла ему заниматься тем, что он считал ниже своего достоинства, и Джоан уже не спорила с этим.

Опустившись на колени, она принялась заворачивать посуду, чтобы та не побилась в дороге. Джоан была потрясена, заметив, что каменщик опустился на колени рядом с ней и начал помогать. Ощущение исходившей от него силы приводило ее в замешательство, а тепло его близости каким-то непонятным образом волновало и в то же время успокаивало ее.

Руки каменщика бережно подняли чашку и завернули ее в старую тряпицу. Джоан не хотела, чтобы он касался этих жалких грязных лохмотьев, которые могли поведать ему об их нищенской беспросветной жизни. Вдруг, непонятно почему, она подумала, что лучше умереть, чем позволить ему жалеть себя.

– Ты продала еще одну статуэтку, – заметил он, осторожно положив в сундук миску, принятую из рук девушки.

Она кивнула, быстро заворачивая последнюю чашку.

– Я попросила за нее шиллинг, как вы и посоветовали. Вы были правы, мне заплатили.

Риз улыбался, глядя на нее сверху вниз. Она почувствовала, что заливается румянцем под его проницательным и немного лукавым взглядом, и еще больше покраснела. Руки внезапно отказались слушаться ее, и чашка, выскользнув из своей обертки, скатилась по коленям и упала на землю.

Он взял тряпку и быстро завернул чашку. Поднявшись, протянул ей руку, предлагая помочь встать.

Джоан смотрела на эту руку, и непонятная грусть заполнила ее сердце и сжала горло. Это был просто жест вежливости, но ни один мужчина не оказывал ей даже такой незначительной любезности уже долгие-долгие годы.

Она оперлась на его руку и легко встала. Ее пальцы ощутили сухое тепло его ладони, загрубевшую кожу. Его одежда не была похожа на одеяние каменщика, но у него были сильные руки и широкие плечи. Он был высоким и сухопарым, в его движениях чувствовалась недюжинная сила.

Марк поднял сундук, и они направились через площадь. Каменщик шел рядом с Джоан.

Она не хотела, чтобы он следовал за ними. Его участие пробуждало болезненные воспоминания, которые нельзя было вызывать из прошлого. Та жизнь канула в Лету и никогда не вернется. Его внимание напомнило Джоан о прежних временах, когда ее всегда кто-то защищал, когда никто не ждал, что она будет сильной, никто не осмеливался смотреть на нее с вожделением. Каменщик бередил ее душу, к ней возвращались сентиментальность и тоска по прежней жизни. Слишком большая роскошь – пользоваться его добротой. Она не могла себе этого позволить.

– Мой брат поможет мне. Еще раз благодарю вас, мастер… – она поняла, что не знает его имени.

– Риз.

– Благодарю вас, мастер Риз.

Это прозвучало как прощание, но он не уходил.

– Вы не обязаны провожать нас. Мы и так очень сильно вас задержали.

– И все-таки я провожу вас до стен города. Эти оруженосцы могли захотеть отомстить за свою попранную честь, а они не очень-то разборчивы в средствах.

Она снова вспомнила об опасности, которой подвергся Марк, вспомнила, как Риз смело пришел на помощь. Но она резко прервала ход своих мыслей, – в мозгу всплыли подробности, которым она тогда не придала значения, может быть из-за страха.

– Этот оруженосец вел себя так, словно знает вас, – заметила она.

– Я видел его в Вестминстере.

– Вы там живете?

– Я живу в Лондоне, но по долгу службы мне часто приходится появляться во дворце.

Ее сердце гулко застучало, предостерегая об опасности.

– Вы сказали, что расскажете обо всем его хозяину. Это была пустая угроза?

– Я встречаю Мортимера довольно часто. Если бы я хотел заговорить с ним, думаю, он бы выслушал меня.

Риз сказал это без хвастовства. Джоан задала вопрос, а он просто на него ответил.

– Вы на него работаете?

Непроизвольно в ее голосе прозвучал упрек. Джоан опять охватил внезапный приступ беспричинной ярости. Он помог ей, и она должна быть благодарна, кем бы он ни был, кому бы ни служил, но пережитый давным-давно ужас вновь овладел ею.

Каменщик наклонил голову, чтобы рассмотреть ее лицо. Стальной блеск снова появился в его глазах.

– Да.

– Вы работали в его крепостях? Над укреплениями? Вы чините стены главных башен, которые он разрушает, обворовывая королевство?

– Едва ли. Для крепостных стен не нужна ажурная работа и уж тем более статуи.

– Но вы все равно служите ему так же преданно, как его рыцари и лучники?

– Я служу короне.

– Корона у его ног.

– Тот оруженосец был прав, женщина. Ты слишком много говоришь.

– Это единственная привилегия нищеты – свобода говорить, поскольку мое мнение совершенно никого не интересует. По крайне мере, я не служу лакеем у мясника, как тот оруженосец.

И вы.

Он услышал последние слова, хотя она и не произнесла их вслух. Его лицо окаменело от оскорбления, но он промолчал.

Его присутствие больше не утешало и не защищало, скорее, наоборот. Если он вращается при дворе, то опасен. Если он служит Мортимеру, даже если он простой ремесленник, его благородству и репутации нельзя верить.

Джоан стало грустно. Как хорошо было довериться ему, пусть и ненадолго. Как замечательно было думать, что он благороден.

– Вы живете за городом? – попытался он продолжить разговор.

– Да.

– В Саутуорке?

– Да, – она солгала без колебаний.

Теперь он задавал ей вопросы, которые до этого задавали и другие мужчины, как правило, делавшие потом оскорбительные предложения. Может быть, он и привлекательнее большинства из них, но по сути ничем от них не отличается. Скажи мне, кому ты служишь, и я скажу тебе, кто ты. А он служит самому последнему из господ. Несомненно, он рассчитывал, что она возвратит ему долг и уж, конечно, не глиняной посудой. Она нравилась ему, в этом не было сомнения, его расположение легко читалось в теплоте взгляда, которым он изредка окидывал ее.

Это беспокоило Джоан. Она не хотела быть предметом интереса человека, который каждый день встречается с Мортимером, не хотела, чтобы Риз упоминал о ней и тем более о том, где ее можно найти.

Возле городских ворот она остановилась и повернулась к нему.

– Благодарю вас, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало дружелюбно, но твердо.

– Это единственные слова, которые ты знаешь? Конечно, помимо колкостей, которые оскорбительны, а для тебя опасны.

– Какие еще слова вам нужны?

– Не бойся, я не жду твоей благосклонности. Однако, если уж я рисковал получить удар кинжалом, могу я хотя бы узнать твое имя?

– Простите меня. Просто иногда случается, что…

– Я знаю, что иногда случается, прелестная голубка. Тебе хватает ума быть осторожной.

– Джоан. Меня зовут Джоан.

В этом не было ничего опасного. В Лондоне живут тысячи Джоан.

Марк нетерпеливо позвал ее. Риз сделал шаг назад и отвесил легкий поклон.

– До встречи, Джоан. И постарайся держаться подальше от уличных драк.

Она с облегчением проводила его взглядом, хотя и ощутила острый укол раскаяния: на несколько драгоценных минут этот странный человек дал ей возможность почувствовать себя маленькой девочкой, как когда-то давно, но они никогда больше не встретятся – она постарается этого не допустить.

Паж проводил Риза в приемный покой королевы Изабеллы. После трех дней ожидания он наконец-то получил аудиенцию.

Королева сидела в резном кресле. Одна из фрейлин колдовала над ее прической, заплетая в косы каштановые волосы и укладывая их венцом на голове. Все вокруг сияло великолепием: цветные испанские печные изразцы, замысловатые узоры ковров и фламандских гобеленов, украшенные драгоценными камнями серебряные кубки.

Ризу пришлось довольно долго ждать, но вот последняя золотая нить вплетена в тяжелые косы, еще один взгляд в зеркало, последние приготовления – и она готова принять его.

В ее взгляде чувствовалась спокойная уверенность женщины, которая решила пойти ва-банк и выиграла. Нельзя сказать, что королева не нравилась Ризу, но, к сожалению, она плохо разбиралась в людях. Вынужденное отречение ее супруга от престола три года назад возможно и спасло королевство от краха, как она и обещала, но нынешний ее избранник слишком амбициозен и корыстолюбив, чтобы стать хорошим правителем.

– Мне сказали, что вы каменщик и пришли осмотреть окно в моей здешней часовне. Еще мне сказали что в прошлом году вы руководили строительством в Виндзоре, – начала королева. – В моем поместье есть небольшой дом. Я хотела бы сделать к нему пристройку. Мастер Стивен порекомендовал вас как наиболее подходящего для такой работы человека.

– Очень любезно со стороны мастера Стивена.

«Довольно странно, ведь у мастера Стивена есть взрослый сын, который сделал бы эту работу не хуже», – размышлял Риз.

– Что ж, давайте обсудим, – она повернула голову. – Мортимер, ты присоединишься к нам?

В самом темном углу покоев возникло какое-то движение. Человек, изучавший за столом пергаментные свитки, поднялся и приблизился к креслу королевы.

Риз сжал челюсти так, что на скулах заходили желваки. Да, он не испытывал неприязни к королеве, зато всеми силами души ненавидел Роджера Мортимера. Ненавидел чопорность и надменность этого человека, его лицо с очень тонкими губами, черной вьющейся бородой и мешками под глазами. Он презирал его за то, что тот не оправдал чаяний людей, когда-то помогавших ему захватить власть, за то, что злоупотреблял ею. Риз негодовал: ведь и он, Риз, тогда помогал ему достичь вершин власти.

Мортимер встал рядом с Изабеллой и положил руку ей на плечо. Королева положила свою ладонь сверху, пальцы их рук сплелись. Такой жест ясно показывал, насколько она привязана к этому человеку. Видимо, именно влиянием Мортимера объяснялся тот факт, что она до сих пор удерживала власть, которую уже давно должна была уступить своему сыну. Будучи зависимой от него, Изабелла перестала быть королевой, пекущейся прежде всего о благе своих подданных, а стала просто слабой и сумасбродной влюбленной женщиной.