Она перевела взгляд с дымящего очага на мальчика, который с жадностью смотрел на хлеб и сыр.

— У вас есть, что подбросить в огонь? Здесь холодновато для малыша.

— Есть немного дров у задней двери, — сказала миссис Дрейбет. — Но это наш запас на зиму. Мне не следовало разводить огонь, но малыш совсем замерз, бедненький.

Воистину бедненький.

— Пришлите вашего мальчика в Брайарз завтра утром, — сказала Люсинда. — У меня есть для него кое-какая работа, взамен он получит немного дров и ведерко угля. А пока что, молодой человек, подкиньте дров в огонь.

Бросив тоскливый взгляд на хлеб и сыр, лежавшие на столе, мальчик стукнул себя по лбу костяшками пальцев и бросился вон из комнаты.

Господи, к завтрашнему дню ей придется придумать какие-то поручения для него. Она посмотрела на темный влажный след, вьющийся по каменной стене. Или лорду Уонстеду придется найти какую-то работу для отца мальчика. Это интересная мысль.

— Всего хорошего, миссис Дрейбет, — сказала Люсинда. — Не забудьте, пожалуйста, прислать ко мне завтра вашего сына. Пойдем, София. Нам нужно зайти еще в один дом.

Она вышла, быстро закрыв за собой дверь, чтобы в дом не проник холод. Теперь они пойдут к лорду, бросившему своих людей на произвол судьбы. Она представила себе младенца с посиневшими губами, и кровь забурлила у нее в жилах.

Когда они добрались до Грейнджа, морось прекратилась, но настроение у Люсинды было таким же черным, как тучи, убегавшие за горизонт.

На конюшенном дворе они встретили Альберта.

— Добрый день, миссис Грэм, мисс София. Как поживаете?

— Добрый день, Альберт. У нас все в порядке, благодарю вас. Дома ли его сиятельство?

— Час назад вернулся из Мейдстона в очень плохом настроении.

Люсинда поморщилась. Не отложить ли свой визит на какой-нибудь другой день, когда его сиятельство будет в хорошем расположении духа? «Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня», — вспомнила она слова матери.

— Я рада, что он дома.

— А он почти всегда дома. Хотите, я присмотрю за маленькой леди, пока вы будете у его сиятельства? Отведу ее посмотреть лошадок?

София, уставшая от затянувшейся прогулки, запрыгала от радости:

— Лошадки.

У Люсинды не хватило духу отказать ей. Кроме того, с его сиятельством будет легче разговаривать, если не придется одновременно присматривать за этой озорницей.

— Ну, если она вам не помешает…

София ухватилась за грубую руку, протянутую ей.

— А больше тут и делать нечего, миссис Грэм, кроме как смотреть, есть ли сено в кормушке, пока не прибудут хозяйские лошади.

Можно не сомневаться — эти лошади будут содержаться лучше, чем люди, которые живут на его земле. При мысли об этом спина у нее стала несгибаемой, и она устремилась к парадной двери, утыканной железными гвоздями. Подняв круглый дверной молоток, Люсинда дважды постучала.

Прошло некоторое время, после чего дверь распахнулась, и появился пожилой дворецкий.

— Миссис Грэм, — проговорил он.

В Блендоне все всех знали.

— Мистер Джевенс, — сказала она, — я пришла поговорить с лордом Уонстедом.

— Его сиятельства нет дома, — сказал дворецкий не очень убедительно.

— Вздор. Альберт сообщил мне, что он вернулся час назад.

Дворецкий покраснел.

— Я хочу сказать, миссис Грэм, что его нет дома для посетителей.

— А он когда-нибудь бывает дома, Джевенс?

— Нет, миссис Грэм. Никогда.

— Тогда давайте считать, что это деловой визит, хорошо?

Люсинда вошла в холл, проскочив мимо дворецкого, который потрусил следом за ней. Теперь он может смело сказать, что Люсинда ворвалась в дом.

— Где он?

— У себя в кабинете.

Джевенс кивнул на дубовую дверь, ведущую из помещение, которое некогда было огромным средневековым залом. Каменный очаг в одном его конце был настолько велик, что в нем можно было стоять во весь рост. Подножие великолепной лестницы, украшенной почерневшей от времени резьбой, охранял доспех времен Кромвеля, огромный железный канделябр свисал с консольной балки. Великолепно, открыто для сквозняков и… необыкновенно мрачно. Люсинда посмотрела в зеркало, но не увидела своего отражения — зеркало было покрыто толстым слоем пыли.

Люсинда подошла к двери и остановилась, чтобы оправить платье. Последний раз она оправляла юбки перед дверью, когда Денби сделал ей последний выговор из-за угля. Это воспоминание походило на пощечину. В те дни Люсинда нервничала, боялась сказать что-то не то. Потом она взяла свою жизнь в собственные руки. Предстоящий разговор мог оказаться неприятным, но страха она не испытывала, только колени слегка дрожали, а сердце гулко билось.

Люсинда постучала в дверь.

— Войдите. — Голос у лорда был глубокий, приятный, звучный и очень мужской.

Люсинда вошла.

Ставни были открыты, но в комнате царил полумрак. Лорд сидел за письменным столом, склонившись над бумагами, и писал.

Люсинда закрыла дверь.

— Да? — сказал лорд Уонстед, поднял голову, прищурился и медленно встал. Перо выскользнуло из руки. Лорд окинул ее взглядом с ног до головы и вопросительно вскинул брови. — Какого чер…

— Миссис Грэм, милорд, — сказала Люсинда, злясь на себя за то, что голос ее дрогнул. — Мы познакомились в лесу около двух недель назад. Я снимаю…

— Я знаю, кто вы, миссис Грэм. Но не понимаю, как вы оказались здесь.

Он направился к камину, где висел звонок, и потянул ленту с явным намерением вызвать лакея, чтобы выпроводил ее. Поднялась огромная собака, лежавшая рядом со столом.

— Сидеть, Белдерон, — скомандовал Уонстед. Собака села.

— Прошу вас, милорд, будьте снисходительны. У меня к вам важное дело.

— Что случилось, миссис Грэм? У вас в кладовке завелись мыши? Вы хотите повесить какие-нибудь полки во вдо… в Брайарзе? Тогда обратитесь к мистеру Брауну.

Люсинда стянула с рук перчатки и сняла шляпку.

— Давайте сядем и побеседуем, как цивилизованные люди. — Люсинда подошла к стулу, стоявшему у письменного стола, и села.

Уонстед опустился в свое пухлое кресло.

— Не хотите ли чаю, миссис Грэм? — спросил Хьюго.

— Нет, благодарю вас. Я пришла, чтобы поговорить, с вами об одном из ваших работников и его семье.

— Какое вам до них дело, позвольте узнать? — прорычал Хьюго.

— Сегодня викарий попросил меня навестить миссис Дрейбет, отнести им кое-какие вещи от приходских дам для новорожденного.

— Дрейбет, — повторил Хьюго. — Дик Дрейбет? Я совсем забыл о старине Дике. Сколько лет не видел его.

— Видимо, так оно и есть, милорд.

В потемневших глазах Хьюго мелькнуло что-то похожее на стыд, и он перевел взгляд на бумаги, лежавшие на столе.

— Я очень занятой человек, миссис Грэм. Прошу вас, ближе к делу.

— Милорд, семейство Дрейбет живет в условиях, не подходящих даже для скотины, не говоря уже о людях и тем более о младенце.

Плечи его напряглись, на скулах вспыхнул румянец, пальцы судорожно сжали перо. Люсинда поняла, что зашла чересчур далеко. Мужчинам не нравится, когда им говорят правду в глаза, осуждая их поведение.

— Вы пришли сюда, чтобы сообщить, что какой-то дом в моем поместье требует ремонта?

— Д-да.

— Я понятия не имел об этом, — сказал Хьюго.

— Неудивительно. Вы же никуда не выходите с тех пор, как вернулись. А известно ли вам, что еще два коттеджа в этом ряду пустуют и, если не заняться ими, в ближайшее время рухнут?

— Я очень занят, — сказал Хьюго, бросив взгляд на бумаги. — У меня не было времени…

Не было времени? Что же он делал, сидя здесь взаперти, в одиночестве, в этом доме, похожем на усыпальницу? Кстати, этим домом тоже нужно заняться.

Вид у Хьюго был усталый, даже несколько взволнованный, как будто что-то пробилось сквозь его железную сдержанность.

Она вдруг пожалела, что говорила с ним так обвиняюще.

— Если я могу как-то помочь… Он закрыл глаза, выпрямился.

— Нет. Благодарю вас. Полагаю, вы сделали достаточно.

Он явно выпроваживает ее.

— Не стану мешать вам, милорд. Всего доброго.

— Всего хорошего, миссис Грэм. — Хьюго вежливо поклонился.

Приглашения снова зайти Люсинда не получила, но свой долг выполнила.

Она присела перед ним в глубоком реверансе, быть может, слишком демонстративном, но вполне соответствующем ее настроению, после чего покинула кабинет.


Глава 4


Церковь в нормандском стиле стояла в деревне Блендой примерно с той эпохи, когда Вильгельм Завоеватель прибыл к английским берегам. Хьюго сидел на передней скамье в гордом одиночестве. Ему казалось, будто глаза немногочисленной паствы буравят ему спину. Что ж, ничего удивительного в этом нет. Плохие землевладельцы часто губят своих арендаторов, в то время как хорошие приносят им процветание, на что и указала со всей откровенностью миссис Грэм. Пропади она пропадом, эта женщина.

Эта вдова-всезнайка со своей дочкой сидела позади, их разделяли несколько рядов. Хьюго мрачно улыбнулся, вспомнив, как храбро она себя вела, когда проникла в его дом несколько дней назад.

Хьюго слушал проповедь викария — высокого худого человека с копной черных волос и кожей белой, как пергамент. Его звучный голос наполнялся силой, а взгляд мягких синих глаз теплел не столько при виде сына покойного лендлорда, исполняющего свой долг, сколько при виде паствы.

Хьюго где-то встречался с этим человеком.

Простота и ободряющие слова проповеди проникали в его усталое сердце, поселив в нем надежду. Хьюго не помнил, испытывал ли когда-либо нечто подобное.

В конце службы паства поднялась, Хьюго тоже встал, морщась от боли в раненом бедре. Как того требовала традиция, он вышел из церкви первым, преодолевая боль в ноге быстрой ходьбой. Он почти пробежал по проходу между людьми, которые робко ему улыбались в ожидании, пока он пройдет. Видит Бог, порой их простая жизнь вызывала в нем зависть.

Он кивками отвечал на их приветствия, в том числе и на приветствие строго одетой миссис Грэм, стоявшей рядом со своей дочерью. Некоторые ряды скамей были почти пустыми. Если не предпринять эффективных мер для процветания в этом уголке Кента, скоро на его земле некому будет работать. Будь он неладен, этот банк в Мейдстоне. Там отказались предоставить ему заем немедленно и задают всевозможные, неудобные вопросы. Надо было поехать за займом в Лондон, в «Кауттс».

Будь неладен отец и его желание обзавестись еще одним наследником.

Щурясь от солнечного света, казавшегося особенно ярким после сумрака церкви, Хьюго вышел. День выдался прекрасный. По небу плыли пушистые облачка, на деревьях щебетали птицы. Дул свежий ветерок. В общем, Хьюго был рад, что вернулся в Англию.

Неожиданно перед ним появился викарий и протянул ему руку:

— Рад снова видеть вас, лорд Уонстед.

Должно быть, он бежал всю дорогу от ризницы. Хьюго пожал его сухую крепкую руку. Он знает этого человека. Кто же он?

— Пэсти, — сказал викарий с неодобрительной улыбкой. — Мы встречались в Итоне.

— Точно, Пэсти Постлтуэй. Вы были на два курса моложе меня. А я-то все утро ломаю голову, пытаюсь вспомнить. Я знал, что мы встречались не на войне.

Пэсти покачал головой:

— Нет. Честь отправиться служить в армию выпала на долю Джорджа, моего старшего брата. Я же всегда хотел стать служителем церкви. Кстати, теперь меня можно называть Питер.

— Заходите в Грейндж, Питер. Осушим бутылочку, поболтаем, вспомним прошлое.

Постлтуэй поблагодарил за приглашение кивком головы и повернулся к пастве.

Хьюго пошел к своей коляске. Кто-то окликнул его. Мысленно Хьюго скривился, но когда он повернулся, на лице у него была улыбка.

— Сквайр Доусон. Как поживаете?

Он подождал, когда с ним поравняется толстый седовласый джентльмен в старомодном фраке. Они обменялись рукопожатием.

— Главное, как поживаете вы, дорогой мальчик? Я слышал, вас ранили?

— Царапина, — сказал Хьюго. Он пытался сдержать волнение под проницательным взглядом старого друга их семьи. — Как поживают миссис и мисс Доусон?

— Прекрасно-прекрасно. Весь Лондон поставили на уши. Вы же знаете этих женщин.

Хьюго кивнул с таким видом, будто бы действительно знал их.

— А Артур? Что слышно о нем?

— Молодой шалопай. Я его не понимаю, милорд. И никогда не пойму. Связался с Эркерной шайкой, большинство из них, по слухам, приятели Принни.

Позор, ведь они друзья принца-регента.

— Артур исправится, он еще очень молод, — сказал Хьюго.