Саша спала и видела странный сон.

Наполненная солнцем комната. Ее очертания казались смутно знакомыми и уже не раз виденными. Саша подошла к окну, и в этот момент ее пронзило узнавание. Именно в этой комнате много лет назад она увидела в зеркале отражение Габриэля. Саша повернулась к окну спиной, на противоположной стене вырисовалось большое зеркало. Только выглядело оно совершенно не так, как помнилось. Вместо небольшого современного прямоугольника на стене — тяжелая бронзовая рама, старое мутное зеркало. Саша улыбнулась и подошла к нему вплотную. В голове мелькнула шаловливая мысль: а что оно покажет на этот раз?

Снова блеснул солнечный луч и пронзил мутную амальгаму золотой указкой, Сашин взгляд послушно следовал за ней. В зеркале, как и тогда, отразилась темная фигура. Саша не робея вгляделась в нее. Медленно-медленно прорисовались контуры знакомой родной фигуры. Саша кивнула удовлетворенно.

— Не смотри! — шумной птицей пронеслось в голове, но Саша упрямо не отводила взгляд.

Раздался ужасающий скрип, по зеркалу пронеслась огненная молния и разделила отражение Габриэля надвое! Наискось. Словно громадная секира обрушилась на его шею и… отделила голову от тела! Поверхность зеркала тут же запылала нестерпимым огненным блеском. Саша закричала, протягивая руки к коварному зеркалу. Безумный вопль разбился о гладкую дрожащую гладь, коверкая ее тысячами трещинок, разламывая на куски…

Саша проснулась как от толчка, ощущая, как саднит горло, а по спине, как больная гусеница, медленно ползет липкий пот. Огромная гудящая голова казалась слишком тяжелой для сведенных судорогой плеч, для слабой шеи, вялой, как увядший стебель.

Сладкий сок потек по губам, возвращая ощущение реальности. Суровый профиль темного лица, сосредоточенный взгляд, мерные неспешные движения, Жозианна заботливой птицей склонилась над заболевшей невесткой. Она, ловко орудуя небольшим кривым ножичком, отрезала небольшие кусочки манго и выдавливала из них сок в беспомощно раскрытый Сашин рот.

Саша раскрыла глаза, намереваясь поблагодарить свекровь. Ослепительный свет резанул по глазам, выворачивая наизнанку белки, вызвал мучительный приступ тошноты. Весь мир превратился в жалящий огненный шар.

Малярия основательно подорвала Сашины силы. Известия из Кигали поступали одно хуже другого. Хрупкое перемирие рухнуло вместе с частным самолетом президента страны. Новоявленный правитель хуту погиб в авиакатастрофе. Слишком многое указывало на то, что самолет был сбит. Начались беспорядки. Погибшие были хуту, а это означало, что виновны тутси. Так говорили по радио. Жозианна, серея лицом, переводила Саше страшные слова, и от ужаса, застывшего в ее темных блестящих глазах, леденела кровь.

На следующий день обнаружилось, что ночью пропал один из боев, тот самый Пьер, а вместе с ним исчезла шкатулка с золотыми украшениями.

— Разве можно доверять этим хуту, — говорила свекровь, обходя на ночь дом и запирая на ключ все шкафы.

Саша стала приглядываться к другим слугам, пытаясь определить, кто из них хуту, а кто свой, тутси. Все африканцы выглядели примерно одинаково.

В один из беспокойных дней в гости зашла белая соседка, жена итальянца, державшего мясной магазин, единственный в ближайшей округе.

— Сюда повстанцев никто не пустит. Территория плантации обнесена колючей проволокой, по периметру дежурят военные.

Поправляя постоянно выбивающийся черный локон, итальянка манерно сложила полные руки:

— Эти хуту — просто звери. Мне гораздо больше импонируют тутси. Они высокие, у них европейские черты лица, а самое главное, они — католики. Скажите, Сандра, я знаю, что ваш муж тутси, зачем он работает на Агату? Ведь она… хуту?

Саша устало посмотрела на пренебрежительно надутые губки итальянской синьоры:

— Я плохо разбираюсь в этнических различиях. Мой муж говорит, что все жители страны независимо от происхождения должны считать себя руандийцами.

— Ваш муж — романтик! — безапелляционно заявила мадам. — Никто и никогда не забудет о своем происхождении. Хуту не смогут стать ровней тутси. А африканцы всегда будут ниже белых.

Саша побагровела.

— О, извините, — проворковала итальянка, — я не хотела обидеть вашего мужа. Он образованный человек, это совсем другое дело.

«Ну, погоди, — сердито подумала Саша, — вот выучу язык и тогда отвечу. Тоже мне элита белой нации. Мясник и его жена».

— И кроме того, мы с мужем преклоняемся перед русскими. Ваш балет — это просто чудо! — примирительным тоном проговорила синьора.

Весь вид пухленькой итальянки взывал к милосердию.

Саша порылась в памяти, выискивая подобающий пример для ответной любезности представительнице дружественной Италии, но в голову приходила только навязчивая реклама пиццы.

— У итальянцев превосходная кухня, — нашлась она, и хрупкий мир был восстановлен. Хотя бы в этой гостиной.

Глава 40

Тем же вечером, когда Саша выдерживала кухонные баталии, Габриэль уходил из города. Он и так оставался в Кигали дольше положенного. Его одежда была в беспорядке, лоскутья рубахи, разорванной на груди, едва прикрывали тело. У пиджака были оторваны лацканы и карманы. Брюки без ремня едва держались на бедрах, так что при ходьбе их приходилось придерживать.

Улицы казались залитыми темной, липкой, отвратительной на запах кровью. Габриэль старался не думать о тех, кому она принадлежала. Он настойчиво шел вперед, не обращая внимания на груды мертвых тел, разбитые витрины и пылающие дома. Руанда, которую он любил, — умерла, она умерла вместе с Агатой. Габриэль упрямо мотнул головой, отгоняя кошмарные картины пережитого. Но воспоминания вновь и вновь возвращались, причиняя почти физическую боль.

Окровавленные тела, охрана премьер-министра поплатилась жизнями первой. Какой бы либеральной ни была Агата, среди ее телохранителей не было тутси. Технический персонал, мелкие клерки, даже личный секретарь, но не люди, отвечающие за жизнь главы кабинета министров! Какой чудовищный самообман! Человеком, который поднял руку на собственный народ, шакалом в человеческом облике, перешагнувшим через горы трупов соплеменников в жажде власти, оказался… хуту! Именно он, Жан Табанда, спровоцировал геноцид против тутси, и он же отдал приказ уничтожить «предателей», умеренных хуту. «Злонамеренных предателей одной с нами крови, но гнилых внутри», — как сказал будущий правитель. Агата погибла первой. Габриэль согнулся пополам в жутком приступе. При одном воспоминании нещадно выкручивало пустые кишки. Агате, еще живой, вспороли живот мачете.

Едкий черный дым пожарищ вышиб слезы. Нет, это был не дым. Габриэль вытер глаза грязным рукавом, поднял голову к небу и закричал. Его крик, будто вопль смертельно раненного животного, пропорол воздух. Габриэль кричал не останавливаясь, ледяные слезы разъедали глаза, пересохшее горло обжигала боль. Он видел все, сидя перед мониторами, куда были выведены картинки со всех камер слежения президентского дворца. Агата подозревала измену. Как личный секретарь, Габриэль единственный имел доступ за потайную бронированную дверь в ее кабинете. В тот день он с утра сидел в крохотной комнатке без окон, отбирая документы, подлежащие уничтожению.

Эта картина никогда не изгладится из памяти, лимонное платье Агаты обагрилось кровью, острое лезвие вошло ниже ребер, надвое рассекая живот. Перед тем как упасть, беременная женщина сложила руки на животе, словно последним усилием оберегая чудо, спрятанное внутри. Будущее нации, крошечный ребенок, в чьих жилах смешалась кровь двух противоборствующих племен. Густая кровь обагрила руки, брызнула на письменный стол. Агата сползла вниз, оставляя после себя кровавый след. Поврежденные внутренности хлынули наружу, пачкая темной кровью красивую шкуру леопарда, подаренную премьеру послом Намибии.

Кучка вооруженных людей, хищников, раздразненных запахом крови, последовала дальше. Таким же зверским способом были убиты еще пять министров хуту.

— Мы не будем тратить патроны! — смеялись убийцы. — Они нам понадобятся для другого дела. Осталось еще слишком много тутси. Смерть придет к вам от презренного крестьянского оружия. Перед мачете все равны.

Действительно ли все убитые были приверженцами тутси? Неизвестно. Понятно лишь одно: они были влиятельными людьми, сумевшими провернуть выборы и встать во главе государства. А самое главное, они могли оказаться слишком опасными для закусившего удила «поборника прав большинства».

Габриэль уронил голову на грудь.

Все это уже ровным счетом не имело никакого значения. По радио гремели шовинистические лозунги, и каждый тутси, оказавшийся в пределах досягаемости, был в опасности. Выбравшись из дворца по потайному ходу, так Агате и не понадобившемуся, Габриэль тенью ходил между ранеными, но опасность бежала от него прочь, словно он превратился в невидимку. Лоскутьями, сделанными из рубашки, он перевязал руку мальчишке, а ремнем стянул хлещущую кровью рану на чьей-то руке. Он несколько раз проваливался в забытье, и, возможно, потому остался жив.

Он две недели добирался до провинции. Повезло, его подобрала машина. Преподобный Сантьяго де Кастилья совершал короткие вылазки, собирая беженцев. Он остался единственным белым в предместьях столицы. Большинство эвакуировались еще в первую волну беспорядков вместе с дипломатической миссией ООН. В Руанде остался лишь военный контингент международной организации, на плечи которого была возложена задача эвакуации мирного населения и охраны объектов, принадлежащих международным корпорациям. Священник тоже не пожелал покидать свою редеющую паству.

— Я баск, — гордо ответил он недоумевающему чиновнику. — Я знаю, что такое война. А Господь указал нам путь к милосердию.

Три дня, проведенные под крышей самоотверженного Кастильи, позволили Габриэлю выжить. Священник нашел проводника, и Габриэль вместе с небольшой группой женщин и подростков пустился в путь. Впервые в жизни он возблагодарил Господа за рельеф родной страны. Холмы укрывали беглецов от военных, а апрельские — осенние — пальмовые леса и заброшенные поля изобиловали едой.

Ранним седым утром Саша вышла во двор. Не спалось. Последние дни тянулись унылой чередой. Радио перестало работать. Зато вчера на территории плантации появились земляки. Саша зарыдала в голос, увидев родные лица летчиков. Среди персонала международной компании работал русский инженер, вот за ним они и прилетели на видавшей виды «аннушке». Уже узнав о беспорядках в Кигали и объявлении военного положения, пилоты вылетели из Заира, пересекли границу, а дальше летели практически «по-пластунски». И все это затем, чтобы выручить приятеля. Надо ли говорить, что к тому времени, когда герои добрались до пункта назначения, инженер уже покинул Руанду. Российское посольство давно эвакуировало своих граждан. Саша в списки желающих не попала, да и не могла попасть. Приехала она недавно, на учет так и не успела встать. И теперь друзья-авантюристы принялись уговаривать Сашу:

— Полетели с нами, и сынишку твоего прихватим. Вряд ли твой мужик вернется, «хуторяне» дали тутсям по башке. По радио говорили, что трупов немерено.

Саша кивала и кивала, сглатывая подступающие слезы. Несмотря ни на что, она верила в свою судьбу.

— Не может быть, — упрямо твердила она, — не может быть! Я буду ждать.

Сегодня все было необычным. Тихий туман, ласково обнявший упрямо зеленеющие холмы, первые лучи солнца, заблудившиеся в молоке. Сердце, дремавшее в груди, словно пробудилось и настойчиво требовало каких-то действий. Саша вышла на улицу и побрела вдоль живой изгороди.

Худая понурая фигура возникла из тумана неожиданно близко, в ней было что-то знакомое, и это заставило Сашу сдержать испуганный крик. Черный мужчина неуверенно шел вперед, странно склонив голову к плечу. Саша смотрела, веря и не веря собственным глазам. К ней шел Габриэль! Неровной походкой, руки плетьми висели вдоль тела. Страх захлестнул Сашу жаркой волной, вокруг шеи несчастного трепетала красная, возможно от крови, ткань. Безумная мысль заколотилась в голове, выбивая почву из-под ног: «Он ранен! Мачете повредило ему шею, и потому эта неловкая походка!»

Саша подпрыгнула на месте, а затем рванулась к мужу. Несколько метров, отделявших их друг от друга, были преодолены в мгновение ока. Габриэль протянул навстречу руки, Саша поразилась, какими усталыми, потухшими выглядят его глаза. Она собрала всю свою волю, всю решимость и поглядела на его шею. Облегчение вырвалось наружу вместе с ликующим воплем:

— А!

Саша кричала и трясла Габриэля за плечи. Тот устало отмахивался, еле двигая шеей, на которой было намотано… толстое пляжное полотенце.

— Зачем это? — бессвязно бормотала Саша, дергая за край полотенца.

— Защита, обычно они рубят мачете по шее. — Габриэль стукнул себя ребром ладони по шее, вернее, по полотенцу. — Видишь?