Наступила очередь говорить высокому. Он жестами указывал на Адама, уничтожая мальчика одним своим видом — рубашка с открытым воротом, шорты, голые загорелые ноги и пыльные сандалии. Затем он вынул нож.

Адам в ужасе раскрыл рот. Одна из женщин, стоявшая рядом, заохала. Гартнайт продолжал говорить спокойно, как будто ничего не случилось, однако его пальцы, лежавшие на тонких плечах сестры, сжались до такой степени, что побелели.

Брид отняла руки от глаз. Ее лицо было мертвенно-бледным.

— Беги, А-дам! — вдруг крикнула она. — Беги!

Адам побежал.

Он извернулся, как угорь, под рукой, которой размахивал высокий, и, нырнув в толпу, побежал что было сил в том направлении, откуда пришел. Его неожиданная резвость застала всех врасплох, и прошло несколько секунд, прежде чем высокий бросился вдогонку. Но он почти сразу же отказался от погони. Остальные не сдвинулись с места.

Адам не собирался смотреть, что происходит. Он мчался, перепрыгивая через камни и вереск, перескакивая с валуна на валун, преодолел ручей, соскользнул в овраг, который скрывал его от обзора со стороны деревни. На дне его он лежал неподвижно, стараясь отдышаться. Его сердце колотилось где-то в горле, а ноги дрожали от перенесенного шока и усталости.

Когда он наконец поднял голову и осмотрелся, то забеспокоился, как бы снова не столкнуться с тем высоким мужчиной, стоявшим над ним. Но никого не было. Овраг был пуст. Рядом он услышал крик чекана, его металлический голос странно ассоциировался со звуком молотка Гартнайта, а также шум каскадом спадающего вниз щебня, что было вызвано его шагами. И ничего более. Он поднялся, внимательно огляделся вокруг, прежде чем медленно взобраться на вершину и оттуда посмотреть на деревню. Ее не было видно. Она скрылась за выступом холма, а вереск и каменистые наслоения не давали оснований говорить о признаках преследования или о каких-либо ориентирах, которые он запоминал.

Он понимал: чтобы добраться до дома, ему необходимо двигаться на юго-восток. Он взглянул на солнце, хотя уже знал, каким путем идти, принимая во внимание расположение отдаленных холмов.

Лишь когда солнце зашло за выступ Бен-Дерг, он наконец понял, что заблудился. Он чувствовал, что от страха у него засосало под ложечкой. Склон холма выглядел знакомым, но камня видно не было. Он не смог увидеть ничего из того, на что ориентировался, что он запомнил. Нащупав опору и стараясь не вызывать лишнего шума среди зарослей черники и каменистого щебня, он взобрался на край оврага и заглянул через него. Очертания отдаленных холмов были обычными, как и контуры горной долины внизу, но он не видел плиты с крестом. Вдали на фоне неба он вдруг заметил кольцо дыма, что указывало на расположение деревни Брид, и он сделал над собой усилие, чтобы успокоиться. Ведь он уже обследовал эти холмы с друзьями, когда настолько подрос, что мог ускользнуть из деревни. Как поступили бы при таких обстоятельствах его герои? Такие, как Ричард Хэнней или Секстон Блейк, Алан Брэк или всегда готовый прийти на помощь «Багряный цвет». У него нет компаса, но он будет ориентироваться по солнцу. Обретя уверенность, Адам направился, как он полагал, в правильном направлении, оставляя прямо за спиной деревню Брид, надеясь, что бы ни случилось, у нее не будет из-за него новых неприятностей.

Клубы тумана среди деревьев опять стали сгущаться, когда он все-таки отыскал каменный крест. Это была копия, над которой работал Гартнайт. Он положил на крест руку, потрогав пальцами резьбу с острыми краями и округлыми сложными узорами. Гартнайт лишь наполовину доделал изображение сломанного копья. Он чувствовал мелкие насечки кернером, определявшие контур узора.

На востоке над долиной уже сгущались темно-фиолетовые сумерки. Они мешали обзору, окутывая тьмой всю округу.

Он отошел от камня, стараясь увидеть оригинал — тот крест, который простоял на холме вот уже четырнадцать веков. Его не было видно. Воздух был неподвижен.

Нахмурившись, он сделал несколько шагов вперед, внезапно испытав странное головокружение. Все вокруг него завертелось. Видимо, он слишком быстро бежал. Он споткнулся, потряс головой из стороны в сторону, стараясь отделаться от легкого жужжания в ушах. Затем все прошло, и голова прояснилась. Туман перед ним рассеялся, и вдалеке он увидел серые каменные крыши кузницы и почтамта, огни главной улицы и выступы холмов над водопадами, которые скрывали от его глаз дом пастора, а оставшийся позади него древний крест уловил последний косой луч солнца, заходящего за горизонт.

3

— А-дам? — Рука, прикоснувшаяся к его плечу, была легкой как пушинка.

Пришла весна. Наступили пасхальные каникулы. Его ожидали десять полных дней свободы. Осенью Адам возвращался домой несколько раз, но Брид и Гартнайт не давали о себе знать, не обнаружил он и никаких следов убогой хижины и деревни, хотя занимался осторожно поисками. Расстроенный, он зарылся в библиотеке в карты и книги, надеясь отыскать признаки существования этого места, но не преуспел в этом, а когда горы занесло снегом, он прекратил поиски и, к радости отца, сконцентрировал внимание на учебе.

Он также потерял надежду на получение весточки от матери. Он более не выбегал навстречу почтальону и не прятался на лестнице, всматриваясь с волнением и надеждой сквозь перила, когда раздавался стук в дверь.

Иногда по ночам он плакал по ней, тайком, накрыв голову подушкой, чтобы заглушить рыдания. Отец никогда не упоминал о ней, а он не осмеливался спрашивать. Ему не довелось узнать, что письма все-таки были — четыре письма. Послания, которые она адресовала мужу, прося о прощении и понимании, и которые содержали заверения в любви к сыну этой одинокой, запуганной, отчаявшейся женщины, выбрасывались без прочтения в корзину для мусора, и постепенно, находясь на расстоянии многих миль к югу, она все больше теряла надежду когда-либо свидеться с Адамом. Однажды она приехала на автобусе и, спрятавшись за изгородью, надеялась хоть на миг увидеть его, но опасения быть замеченной кем-нибудь из деревни, а тем более мужем, были столь велики, что она в слезах вернулась в Перт следующим автобусом, а затем пересела на идущий на юг поезд. Она не знала, что в тот день Адам был далеко в горах, погруженный в свои мечты.

Джинни Бэррон знала не больше, чем Адам. Она переживала о ребенке, когда по утрам видела его бледное лицо и красноречивые темные круги вокруг глаз. Когда начались занятия в школе, он, когда еще было темно, отправлялся на велосипеде на автобусную остановку в Данкелд, находящийся в пяти милях отсюда, а там садился на автобус, идущий в Перт, пряча велосипед за изгородью. Когда с книгами в ранце он возвращался после долгого пребывания в школе, уже было темно, и не стоял вопрос, чтобы пойти куда-то, кроме как поужинать и отправиться к себе в комнату. Когда выпадал снег, он оставался в Перте на неделю, останавливаясь у двоюродной сестры Джинни Бэррон — Эллы. Так было заведено с первых дней пребывания в училище.

— Брид! — Он расплылся в улыбке. — Я думал, никогда тебя не увижу! — Он опасался за ее судьбу после того, как убежал из ее деревни, а воспоминания о высоком злом человеке и сверкающем лезвии его ножа преследовали его в ночных кошмарах.

— А-дам. Песочное печенье? — Она уселась рядом с ним и, открыв рюкзак, с надеждой перерыла его. В нем находилась его книга о птицах, полевой бинокль, записная книжка и яблоко.

Он пожал плечами.

— Песочного печенья нет. Извини.

— Песочного печенья нет. Извини, — повторила она.

— Возьми яблоко. — Он вынул его и передал ей. Она смотрела на яблоко с сомнением.

— Тебе наверняка известно яблоко! — Он в отчаянии покачал головой и, взяв у нее яблоко, откусил для демонстрации большой кусок.

Она засмеялась, кивнула и, снова взяв яблоко, последовала его примеру, обнажив маленькие белые зубы. Как и он, она подросла за эти месяцы.

— Яблоко хорошее. — Она опять кивнула.

— Брид, почему тот человек так разозлился, когда я пришел в твою деревню? Кто он? — Он старался объяснить этот вопрос жестами.

Она смотрела на него, и на мгновение ему показалось, что она поняла вопрос. Быстрая искорка, мелькнувшая в ее взгляде, и неожиданное напряжение плеч выдали ее, но она покачала головой и улыбнулась.

— Яблоко хорошее, — повторила она.

Расстроенный, он пожал плечами. Затем его осенила идея.

— Я буду больше учить тебя английскому языку, — объявил вдруг он. — Тогда мы сможем нормально общаться.

Его уроки продолжались все лето. Адам, рюкзак которого был набит песочным печеньем, ячменными лепешками или шоколадным тортом, быстро полюбившимся Брид, встречался с нею длинными вечерами, или в конце недели, или на каникулах. Большую часть времени они проводили на южном склоне холма, не делая попыток идти в ее деревню. Он подбивал Брид рассказать ему, кто тот человек, но она пожатием плеч переводила разговор на другую тему. Одно было ясно: кем бы он ни был, она очень боялась его. Пару раз они навещали хижину, в которой жила, как он понял, лишь в летний период ее мать, так что Гартнайт мог находиться неподалеку от места своих граверных работ, поскольку резьба по каменной глыбе составляла его главное занятие. Зимой он, видимо, работал в мастерской с людьми, которые ему помогали, но резьба по камню носила особый характер: в нем заключалось что-то особое, так что ему приходилось работать с камнем на месте. Иногда они сидели и часами наблюдали за ним, в перерыве он тоже присоединялся к занятиям языком, а его стамески, молотки, кернеры и шлифовальные камни, аккуратно сложенные в ряд, лежали рядом с ним.

Брид была очень способной ученицей и очень разговорчивой, вскоре она преодолела опасения, что не сможет общаться со своим компаньоном. Адам же, со своей стороны, уже обнаружил на основании плачевных оценок по латыни и французскому языку, что языки не являются его призванием. Он с трудом произносил слова, которым она старалась обучить его, и плохо их запоминал, хотя ему нравилось, как она до слез смеется, когда он их повторял. Ее беглая речь, с другой стороны, позволяла ей легко избегать его вопросов, когда она хотела этого, и в конце концов он перестал спрашивать о ее деревне и людях. Цыгане, полагал он, должны быть скрытными, и этим выводом ему пришлось довольствоваться.

Джинни Бэррон, обнаружив, что шоколадные торты — один из способов порадовать Адама, стала делать их чаще, а двое молодых людей вместе проводили время, загорая и плескаясь в жару в ручьях. Адам не делал попыток видеться с ребятами, с которыми когда-то дружил. Он не знал — да и не пытался узнать, — избегают они его по-прежнему или нет. Он редко виделся с отцом, который сам стал последнее время чаще задерживаться. Если бы он знал, что Томас больше времени стал проводить в исступленных молитвах, запершись в пустой кирхе, это могло бы вызвать в нем искру сострадания, он смог бы осознать замешательство, одиночество и смятение отца, но он вообще не позволял себе думать о нем. В его жизни существовало лишь трое взрослых, которым он доверял: Дональд Фергюсон, один из его школьных учителей, Джинни Бэррон и Джемма, мать Брид.

— А-дам, сегодня мы идем смотреть орлов. — Брид обожала его книгу о птицах. Она разглядывала ее страницы и называла имена многих птиц на своем языке, имена, которые он никак не мог запомнить. К его удивлению, она не умела писать, и он добавил обучение этому к своим урокам, утешая ее, когда она неумело обращалась с карандашами, и нахваливая, когда они, к удивлению обоих, обнаружили, что она умеет рисовать.

Орлы гнездились высоко на склоне Бен-Дерга. Чтобы добраться до этого места, им пришлось идти несколько часов, карабкаясь по горам, которые становились все круче, пробираться через вереск, а затем останавливаться и скользить вниз в первую впадину, протянувшуюся с востока на запад через поросшую вереском болотистую местность. На полпути у подножия скал поток коричневой речной воды каскадом падал на расстоянии двадцати футов через отвесный обрыв в круглую заводь, откуда далее мчался вниз по склону горы. Когда они подходили к скале, несколько оленей испуганно смотрели на них пару секунд, после чего большими прыжками скрылись из виду.

Адам улыбнулся ей. Она была одета, как всегда, в простой жакет, на сей раз светло-голубых и зеленых тонов, затянутый на талии кожаным поясом, в котором она носила нож, необходимый для различных нужд. На ногах у нее были сандалии, но не с пряжкой, как у него, а с длинными, похожими на ленты ремнями, которые были обмотаны вокруг голени. Длинные волосы, скрепленные серебряной заколкой, она откинула назад.

Брид кивнула. Она первой достигла заводи и, остановившись, стала поджидать его. Адам опустился на колени, склонился над водой и обдал ею свое разгоряченное лицо.