Манди покраснела.

Так как она провела всю ночь в постели Иоанна, и он настоял, чтобы за завтраком они с Флорианом сидели рядом с ним за высоким столом, чтобы сразу продемонстрировать всем перемену ее статуса, то для всего Лаву стало общепринятой истиной, что граф Мортейн увлекся молоденькой швеей. И новость эта благополучно пережила рассвет — и вот теперь Манди готовилась уехать с двором Иоанна. Любопытство проявляла не только Элайн.

— Я не знаю, — ответила Манди. Она закрепила ремни и кивнула слуге, который ожидал, когда юная госпожа закончит сборы. Тот подхватил сундучок на плечи и вышел из покоев, насвистывая на ходу.

— Что значит — не знаете? — недоверчиво засмеялась Элайн. — Вы провели всю ночь в его постели, утром сидели чуть ли не на его коленях, и не знаете?

— А откуда мне знать? — парировала Манди. — У меня что, было много любовников, чтобы сравнивать?

Но Элайн только хмыкнула, не принимая игру:

— Оставьте ваши шуточки и просто расскажите. В конце концов, это ведь я направила его интерес на вас.

— Вы?

— Конечно. Если бы я не хотела, чтобы он заметил вас, я никогда не порекомендовала бы устроить штопку прямо у него под носом. И, если помните, это я дала вам ароматическое масло для кожи и помогла украсить волосы.

Не впервые склонность Элайн управлять судьбами всех окружающих вызвала у Манди всплеск раздражения. Еще больше раздражало то, что Элайн считала ее не способной без посторонней помощи привлечь Иоанна.

— А почему вы так хотели, чтобы он меня заметил? — спросила Манди с холодком.

Элайн пожала плечами и уставилась на свои ногти.

— Вы сами избрали свой путь, — сказала Элайн, и в ее словах не было ни капли осуждения. Кроме всего прочего, у вас теперь есть венценосный заступник, который любит читать книги так же, если не больше, чем Амон.

Вот и ответ на мой вопрос, мрачно подумала Манди; Элайн хотела устранить угрозу своему браку. Невысказанные слова повисли между ними. Они избегали смотреть друг на друга, потому что знали, на какое негодование натолкнутся.

И тогда Манди спросила:

— А что я буду делать, если он пресытится мною?

— Вы должны или убедиться, что этого не происходит, или же, если думаете, что можете лишь временно его удерживать, — постарайтесь побольше получить в хорошие времена, чтобы пережить скудные. Но в глубине души вы уже все знаете…

Манди непроизвольно потеребила полу своего плаща. Она знала, что существует намного больше причин благодарить Элайн, чем выражать недовольство. Уже ведь на ее среднем пальце, между серебряным колечком и материнским перстеньком, мерцало доказательство щедрости Иоанна: граненый золотой перстень с тремя гранатами. Манди знала по опыту своей жизни на турнирах, что за один такой драгоценный камень можно купить еду и снять кров, по крайней мере, на месяц. И Иоанн пообещал еще выездную кобылу испанских кровей и свободный выбор в модных лавках Руана одежды, приличествующей спутнице принца.

Но в ее ситуации было и нечто большее, чем только достижение богатства и знания. Едва только она подумала о вине, растекающемся по ее телу под пальцами Иоанна, как задрожала от чувственных воспоминаний.

— Я знаю, что вы для меня хотели только хорошего, — сказала она, поворачиваясь к Элайн, — и то, что я делаю сейчас, происходит по моей собственной доброй воле. Вы были очень добры ко мне, и я буду всегда помнить вашу заботу.

Нежданные слезы заблестели в глазах Манди.

Импульсивно Элайн горячо ее обняла.

— И вы были мне не столько компаньонкой, сколько сестрой, — прошептала она. — Берегите себя и Флориана. Пишите мне, сообщите, как вы поживаете. Я буду поминать вас в своих молитвах…

— И я вас — в своих…

Женщины снова крепко обнялись. Затем Элайн отстранилась, искоса глянула на Манди и капризно возмутилась:

— Но вы так и не сказали, каков он как любовник!

ГЛАВА 24

Собаки Иоанна бродили по спальным покоям, фыркая от землистого запаха свежей штукатурки и принюхиваясь к покрывающей полы торфяной крошке, которая еще хранила благоухание речных лугов.

Все было новым в Шато-Гайяре. Два года назад могучая крепость Ричарда в Андели на Сене еще не существовала — так, небольшое удаленное укрепление. Теперь она грозно возвышалась над некогда нейтральными территориями, весьма раздражая французского короля Филиппа. И работы продолжались день и ночь; целая армия каменщиков на лесах и подмостах создавала внушительное великолепие Шато-Гайяра. Все знания Ричарда о фортификации и строительстве, все, немалые средства от налогов и откупов уходили на создание замка.

— И почему бы ему так же старательно не позаботиться об отделке? — ворчал Иоанн, следуя за собаками по палатам и также морща нос от запахов; рот его цинично кривился. — Построить здоровенный каменный курятник — вот и весь предел его устремлений.

Манди промолчала. Опыт совместных путешествий был пока что невелик, но она уже знала, что Иоанн подвержен резким перепадам настроения и что какое-нибудь замечание может вызвать вспышку гнева или желчной язвительности. А за прошедшую половину дня она еще узнала, насколько сильно Иоанн восхищается и обижается на своего великого брата Ричарда. И теперь она подозревала, что Шато-Гайяр не меньше стоит поперек горла Иоанну, чем королю Филиппу.

Слуги все еще заносили в покои обширный багаж Иоанна; люди его свиты, все эти писцы и наемники, священники и прислуга, так и мелькали в дверях. Флориан сидел на полу, на расстеленном квадратном полотнище, к которому в последнее время стал как бы неразрывно приложен, и поочередно сосал пальцы. Долгая поездка совершенно измучила двухлетнего малыша. Манди подхватила его на руки, отнесла в маленькую комнату, уложила на постель из собственного плаща и, присев рядом, поглаживала его по лбу и волосам, пока ребенок не уснул.

Манди быстро поняла, что жизнь принца не слишком отличается от жизни турнирного рыцаря. Долгие дни приходилось проводить в седле или в повозке, грохочущей по изрытым колеями дорогам Нормандии. Единственным различием по сравнению с турнирной круговертью было то, что конечным пунктом обычно являлись каменные стены, плиточные крыши и некоторый комфорт для привилегированной части свиты.

Когда она возвратилась в главный зал, Иоанна уже там не было. Двое служителей собирали его кровать, которую перевозили по частям в нескольких повозках, а несколько писцов уже трудились за импровизированным письменным столом. Манди взялась было распаковывать маленький дорожный сундук, поставленный у стены, но потом передумала. Иоанн не сказал, будет она спать в его покоях или нет. Возможно, он только вызовет ее, когда потребуется, а спать они с Флорианом будут в общей комнате для прислуги, например с прачкой и банщиком. Но где они разместились в лабиринте огромной крепости, Манди не знала.

Она направилась к писцам и спросила:

— Вы не знаете, куда ушел граф Мортейн?

Один из писцов как будто проигнорировал ее присутствие и вопрос, но другой поднял голову и уставился на нее проницательными ярко-синими глазами. Серьезный юноша с лицом, густо усыпанным веснушками, и венчиком непослушных русых волос вокруг тонзуры.

— Он встречается с братом и королем Филиппом, — сказал он и, упреждая ожидаемый вопрос, добавил: — Никто не знает, сколько продлится встреча.

Манди кивнула. Разве можно было ожидать, что Иоанн с ней поговорит и расскажет о своих намерениях? Он ведь озабочен государственными делами. Глупо надеяться, что он уделит внимание ее пустяковым проблемам.

Боль начала пульсировать в голове, где-то позади глазниц.

Писец отложил перо.

— Мы будем работать допоздна, — сказал он, поднимаясь. — Схожу раздобуду еды и чего-нибудь выпить. Перекусите с нами?

На мгновение Манди задалась вопросом, что сделает Иоанн, если, возвратясь, застанет ее ужинающей с писцами, но тут же с раздражением отбросила эту мысль. Так и свихнуться можно. Как это выглядит, как он посмотрит… Она настолько устала, что все эти тонкости казались ей попросту несущественными. Если бы Иоанна так волновали ее взаимоотношения с прочими слугами, то он бы давным-давно избавился от нее.

— Спасибо, — сказала Манди, и улыбка осветила ее бледные черты.

Писец улыбнулся в ответ и отправился на поиски. Вернулся он весьма скоро с большой плетеной корзиной, в которой было достаточно провизии для того, чтобы прокормить несколько человек. Большой кувшин вина, два батона, дюжина отменных тефтелей, мелко крошенные свинина, яйца, сыр и зелень (и все это обернуто в большие виноградные листья), медовые коврижки, сдоба, сладкие и моченые яблоки.

— Ты бы только посмотрел на их кухню, Саймон, — обратился он ко второму писцу. — Если существует ад на земле, так это уж в точности там. Все печи изрыгают пламя, а полуголые повара таскают, как черти, окровавленные туши… Преимущественно свиные и бараньи, — сказал он другим тоном, видимо, успокаивая Манди.

— Не следует шутить таким вещами, — отозвался второй писец и, отложив стило, переплел пальцы.

— А я и не шучу, — парировал, подмигивая веснушчатый юноша, и подозвал Манди — помочь разложить на столе содержимое корзины.

Она села поесть за один стол с писцами и обнаружила, помимо прилива голодного аппетита, что «спасителя» зовут брат Амброз из Пон л’Арка и что он уже почти четыре года служит писцом и священником при дворе Иоанна. Другой писец, Саймон, был намного старше, немногословен и, как показалось Манди, весьма порицал моральную распущенность Иоанна.

— Наверное, в его покоях перебывало немало женщин? — рискнула предположить Манди, уплетая очередной кусочек.

По мере насыщения головная боль ослабла, а дружелюбие младшего писца сделало ее менее ранимой.

— Было несколько, — пожал плечами Амброз. — Но не столько, сколько предполагается его репутацией. Бывают грехи куда тяжелее. Я очень не хотел бы оказаться в личных покоях короля Ричарда.

Старший писец предостерегающе прокашлялся, и Амброз понятливо приналег на еду; но, не прожевав еще ломоть, пробормотал с набитым ртом:

— Хотя все так и есть.

— Истинно или нет — неважно, а сплетни только принесут неприятности, — и Саймон покосился в сторону Манди.

— Я не собираюсь это пересказывать, — сказала с достоинством Манди, — и вы не раскрыли тайну неосведомленному. Я знаю о том, что здесь было сказано.

Но Саймон прав, подумала она. Слушать сплетни интересно, но сплетничать — опасно. Сделав столь дипломатичный вывод, она поблагодарила сотрапезников и пошла посмотреть на Флориана.

Ребенок крепко спал и, по-видимому, спокойно проспит до утра. Манди разулась, сняла теплую накидку и устроилась на плаще рядом с сыном.

Она не помнила, как закрыла глаза и провалилась в сон, а потом почувствовала руку на плече, резкий запах винных паров и услышала насмешливый голос:

— Неужели пол уютнее моей кровати?

Речь была отчетливой, свидетельствуя, что Иоанн хотя и пил, но отнюдь не пьян.

Манди сонно повернулась и ощутила жар крепкого поцелуя. Руки Иоанна бродили по ее груди и скользили меж бедрами, и дыхание Манди стало чуть прерывистым.

— Я подумала, что ваша кровать предназначена только для вас, — пробормотала Манди, обвивая руками шею Иоанна.

— И с чего бы это мне спать одному, если я могу спать с тобой?

В комнате было темно, свечи давно погасли. Шелковистая бородка Иоанна щекотала ей шею, а ощущение его напряженной плоти над соединением ее бедер было восхитительным. Но не настолько восхитительным, чтобы она забыла о малыше, спящем рядом.

— Впрочем, я могу взять тебя здесь, на полу, как распутную кухонную девку, — прошептал Иоанн, покусывая ее за ушком. — Побарахтаемся в соломе, как крестьяне.

Идея, очевидно, показалась ему заманчивой, потому что дыхание Иоанна сделалось прерывистым, и он чуть пошевелился, раздвигая ее бедра.

— О нет, не рядом с Флорианом, — сказала она, сдерживая дыхание. — Вы же не хотите, чтобы детские вопли расхолодили ваш пыл на полпути?

Иоанн чертыхнулся со смесью раздражения и вожделения, подхватил ее на руки и понес в главные покои, но не к кровати. Они могли в любое время вести любовную игру там, но сейчас мягкость перин не соответствовала дикому всплеску желания.

Галантность и ловкость обхождения всегда имели большое значение для Иоанна. Его искусство любовника составляло область, в которой Ричард пребывал лишь бледной тенью. Но время от времени на Иоанна накатывали порывы животного нетерпения, и удовлетворение его доставляло не меньше удовольствия, чем изысканные предварительные игры.

Он опустил ее на пол, задрал юбку, сорвал набедренную повязку и, одним движением высвободив свою плоть, мощным толчком вошел. По всем правилам приличия Манди должна быть шокирована тем, что и как они делают, но за несколько дней совместных путешествий она сама в себе начала обнаруживать некую дикую сторону, как будто согласие стать любовницей Иоанна высвободило эту незнакомую область ее натуры. Робкий ягненок превращался в зрелое животное, и она позволяла себе наслаждаться, проникая на ранее запретные территории, радостно принимая манеру игры Иоанна.