Когда он закончил, с тяжелым вздохом удовлетворения, она сдвинула ноги и откатилась от меры дамаскина. Вдали звон Руанского собора обозначил полдень, а серая осень уже склонялась к сумеркам.

Иоанн повернул голову на подушке.

— Мощи Господни, — сказал он развязно. — Для следующего раза я куплю еще пару штук ткани для Папы Римского!

Это было уже слишком. Манди добежала от кровати до уборной и облегчилась, ее выворачивало до тех пор, пока не разболелся живот.

— Вам не понравилась идея? — легкомысленно спросил Иоанн, но его глаза были прищурены. — Или наше развлечение не пришлось вам по вкусу, возлюбленная моя?

Манди выползла из уборной и села, обессиленная, на скамеечку перед проемом окна. Она ни за что не хотела приближаться к кровати.

— Нет, Иоанн, — она сказала низким голосом, ненавидя себя за вынужденную ложь. — Нет, просто… я беременна; уже трижды не было месячных.

Он сел.

— Беременна? — он повторил беззаботно. — Так скоро?

Она кивнула.

— Кажется, я очень легко подхватываю…

— Встаньте.

Ноги едва держали, но она поднялась.

— Повернитесь…

Воцарилась долгая пауза, пока Иоанн рассматривал ее округлившиеся линии.

— Хорошо, ну, в общем, ну, в общем, — он сказал мягко. — Я нашел вас в понедельник, получил вас с ребенком ко вторнику.

Она не могла судить по его тону или шутке, был он доволен или нет, и при этом недоставало храбрости спросить.

— Не смотрите так удрученно, это — не конец света. — Он оставил кровать и подошел к ней. — Я позабочусь о вас, вы знаете, что это так. — Его рука охватила ее плечи.

Манди кивнула.

Влажность от вод Сены проникала в комнату, несмотря на занавески и теплоту жаровни. Тело вдруг покрылось точечками гусиной кожи, и странная, горячая дрожь пробежала вверх и вниз по спине. Мир поплыл перед глазами.

Подхватив легкое тело, Иоанн подтащил ее к уютной скамье, заботливо посадил и собственноручно принес подслащенное вино. Затем пригладил ее брови и поцеловал в лоб.

— Лучше?

Она изобразила бледную улыбку, на которую Иоанн отвечал широкой собственной улыбкой.

— Вот и хорошо. Наденьте ваше лучшее платье к обеду и все ваши драгоценности. Я хочу, чтобы вы сияли ярче всех прочих придворных дам. — Его улыбка превратилась в неисправимую, непочтительную усмешку. — Сияли, — он повторился, — подобно мадонне.


Преодолевая темноту влажного декабрьского дня, под дождем, пытающимся проникнуть через все слои одежды и достигнуть кожи, Александр не чувствовал себя особо облагодетельствованным, хотя его разум продолжал возражать тому, что Уильям Маршалл оказал большую честь, одарив его управлением крохотным владением на уэльской границе приблизительно в пятнадцати милях к северу от Чепстоу.

Владение Эбермон он получил только на время, пока Маршалл не назначил постоянного арендатора, но, однако, оно могло перейти к нему, если он сможет за короткое время доказать свою ценность для лорда Уильяма.

Несмотря на небольшие размеры Эбермона, он охранял подход к Чепстоу с севера, потому что располагался на монмаутской дороге неподалеку от недавно основанной цистерцианской обители в Тинтерне.

Предыдущий лорд Эбермон умер бездетным, не оставив каких-либо близких родственников, которые могли бы претендовать на наследование. Действительно, единственными претендентами были валлийцы из тех, чьи владения были подчинены короне сотню лет назад, во времена правления Генриха Первого. Постоянно совершались набеги и ответные удары, ссоры, иногда прерываемые шаткими перемириями.

Как раз этим Александр и занимался сегодня, устанавливая перемирие. Английский поселенец обвинил своих уэльских соседей в краже его овцы. Уэльсец утверждал, что это поклеп; последовал обмен ударами, закончившийся кровопролитием. Если бы эта встреча потерпела неудачу, пролилось бы много больше крови.

Место встречи было на открытой площадке около огромного гранитного валуна с камнями поменьше вокруг него. Легенда гласила, что это древние захоронения. Его более прозаическими функциями были указание на границы между Уэльсом и территорией норманнов и традиционный участок для урегулирования споров. Присяга, данная на его поверхности, была столь же обязательной, как произнесение присяги в церкви. Если бы не это, люди были бы вынуждены держать их слово из страха того, что, если они нарушат ее, с ними случится нечто сверхъестественное.

Дрожа, Александр потянул узду и подул на свои замерзшие пальцы. Позади него люди гарнизона делали то же самое. По кругу пустили тяжелую флягу подслащенного вина из тутового дерева. Сильный дождь хлестал в лица, нагоняя унылый серый и желтовато-коричневый туман вокруг них.

Александр специально прибыл пораньше, чтобы разобраться в ситуации, но это доставило некоторое неудобство.

— И почему бы уэльсцу не прибыть в Эбермон, — ворчал один из солдат, стряхивая влагу с плаща. — Это — центр правосудия в этих местах.

— Не для уэльсцев, ответил Александр, щурясь от дождя и пытаясь что-то рассмотреть. — У них другие законы.

— Ну, они должны научиться жить по нашим законам, как мы научились выживать в такой погоде.

Александр обернулся к мужчине, строгому воину примерно возраста Харви.

— Не так давно норманнский барон Уильям де Броз пригласил семь уэльских лордов на переговоры в его замке в Эбергравенни и убил их всех. Затем он напал на их беззащитных жен и детей. Как могут они научиться жить по нашим законам? Что ваши кодексы, когда они сталкиваются с предательством, подобным этому? Вы обяжете меня, если попридержите себя в течение этих переговоров. Даже если вы хотите помахать своим мечом на зимнем морозе, я этого делать не стану.

Губы мужчины сжались под густой белокурой бородой, и хотя он больше не спорил, косил глазами на напарников, ища в них молчаливую поддержку. Александр знал, что они воспринимали его слишком молодым для такой задачи и считали, что Маршалл допустил ошибку, посылая безбородого мальчишку исполнять такие обязанности. Они не могли знать о том богатом опыте, который делал Александра подходящим для такой задачи.

Почти одновременно уэльсцы прибыли со стороны границы на своих жесткошерстых маленьких лошадях. Их группа по количеству не уступала отряду Александра; и английский обвинитель появился на дороге из деревни с эскортом соседей с вилами и рогатинами. Александр подавил внутренний стон. Внешне он сохранял спокойствие и разоружился, специально отцепил свой пояс с мечом, обернул его вокруг ножен и вручил белокурому солдату.

— Джеральд, берите людей, отойдите на сотню ярдов.

— Сэр?

— Вы слышали меня?

— Да, сэр.

С очевидным нежеланием Джеральд отступил. Предводитель уэльсцев Гвин ап Овэйн долго смотрел на Александра и после некоторого колебания спрыгнул с лошади и произнес краткую команду своему собственному отряду. Те сильно встревожились прежде, чем неохотно ушли, оставляя их предводителя одного. Гвин ап Овэйн, однако, держал меч на бедре. Сельские жители заняли свой участок. Александр разыскивал человека, который затеял первую ссору, и чей сын был ранен в последующей стычке между англичанами и уэльсцами.

— Отзовись, — подозвал он. — Остальным здесь нечего делать, но вы можете тоже остаться, чтобы явиться свидетелем переговоров. Бросьте ваше оружие и идите, ждите вместе с моими людьми. Здесь будет мир, больше никакого кровопролития.

Послышалось легкое ворчание, но на несогласных быстро возымела действие угроза здоровенных парней из манора. Соседи отошли, оставляя отца и сына, стоящих вместе, одного — смотрящего с негодованием, подобно горгулье, другого — выглядящего бледным и больным, с подвязанной раненой рукой.

Гвин ап Овэйн выслушал начало переговоров с усмешкой в ореховых глазах.

— Я вижу, что великий Уильям Маршалл послал дипломата на сей раз.

Он был немного старше Александра, но все равно ему не было и тридцати; крепкий мужчина, с косматыми черными волосами и густыми усами.

— Не хотели бы проверить характер друг друга с оружием в руках? — Уэльсец пожал плечами и махнул рукой в сторону людей Александра. — Очень хороший меч, который вы вручили вашему солдату. Он достался вам при посвящении в рыцари?

— Я сражался, чтобы заработать его, — ответил Александр.

Вопрос не был столь же случаен, как это прозвучало. Гвин ап Овэйн как будто прощупывал Александра: приходилось ли молодому норманну завоевывать привилегии или он никогда не сражался.

— Я потерял его однажды в безумии и поклялся никогда не терять снова. Он окрещен кровью, но я не буду больше проливать кровь без серьезного основания.

— Я могу дать вам его! — прервал старый крестьянин с негодованием. — Ублюдки украли мою овцу и разрубили до кости руку моего сына!

— Мы украли не больше мотка шерсти! — парировал Гвин ап Овэйн.

— Ха, вы, уэльсцы, украли бы последнее дыхание вашей собственной бабушки!

— А вы лживо поклялись бы на ее душе!

— Мир! — сказал резко Александр, делая разбивающее движение рукой. — Я прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Они не имеют никакого значения в поиске правды.

— Наивный дипломат, — тяжело вздохнул Гвин ап Овэйн.

— Это лучше, чем быть дураком, — ответил Александр невозмутимо и подозвал юношу, чтобы тот высказался. — Теперь повтори свой рассказ.

Размахивая своей перевязанной рукой, как боевым трофеем, молодой человек повторил, что гнал излишек отцовского стада на рынок и был остановлен на пустынном отрезке дороги уэльскими грабителями. Рана на его руке была получена во время ссоры между отрядами англичан и уэльсцев непосредственно в самом Эбермоне, и ситуация с тех пор осложнилась.

Александр наблюдал за тем, как рассказывал юноша, отмечая, что он во многом высказывался смело, но его глаза ускользали от прямого контакта, и он был бледен.

— Лорд Гвин? — Александр обратился к уэльсцу.

— Моих людей не было поблизости от того места в тот день. — Гвин ап Овэйн скрутил пальцы с презрением. — И если бы мы хотели совершить набег, думаете, что мы позарились бы на такую маленькую добычу, подобно обычным грабителям на дороге? С чего он решил, что это были мы? — Он протянул руку в сторону своего отряда. — Ну-ка, скажите, кто отсутствовал у моего зимнего очага?

— У меня не было времени для того, чтобы хорошо разглядеть их лица. Я только знал, что они были ваши, — сказал парень замкнуто, его глаза продолжали бегать.

— Ах, — передразнил Гвин ап Овэйн, — сначала вы знаете, потом нет.

— Вы запутываете мальчика вашими штучками! — крикнул отец и помахал кулаком.

— Напротив, он запутывает меня! Если его ограбили, это совершено не моим человеком. Где ваше доказательство, где ваши свидетели?

Александр видел, что для успеха переговоров не оставалось никаких шансов. Страсти накалялись, и ничто не выполнялось. Как владелец Эбермона, он должен достигнуть решения дипломатией или силой оружия. Первое, кажется, готово подвести, и все же инстинкт велел доверять слову уэльсца больше, чем этого сельского парня. Что-то здесь было нечестно, и он нуждался в большем количестве времени, чтобы выяснить, что именно.

— Я не удовлетворен теми… фактами, что я услышал. — Он хотел сказать — «правдой», но вовремя исправился. — Я хочу изучить тот вопрос еще, добыв мои собственные сведения. Итак, мы договорились, что мы подтверждаем перемирие и встречаемся в этом месте снова через…

— И это будет тянуться и тянуться? — перебил лорд Гвин насмешливо.

— Нет, я обещаю вам это… на моей собственной душе, не моей бабушки.

Лорд Овэйн прищурил глаза.

— Через две недели. Это даст вам время, чтобы подготовиться к войне, если результат будет таким же.

Губы уэльсца скривились в усмешке под густыми усами.

— И вам тоже, — сказал он цинично.

— Я не хочу войны. Лорд Маршалл поручил мне заботиться об Эбермоне, и я отвечаю за все мои действия перед ним. Разжигание распри с моими соседями вряд ли принесет мне одобрение.

— Будет интересно посмотреть, совпадают ли ваши действия с вашими словами, — сказал Гвин ап Овэйн с небрежным поклоном, повернул коня и возвратился к своим людям.

Александр подозвал своих солдат и обратился к отцу и сыну, которые стояли молча, ошеломленные. Юнец весь позеленел.

— Я должен начать войну, не так ли? — спросил Александр, жестко глядя на молодого человека. — Но не по этому предлогу. Следующие две недели будем выяснять, где факты, а где ложь.

— Вы должны здесь защитить нас, — заговорил старик с негодованием, сделавшим его суетливым. — Я работал до кровавого пота шестьдесят лет не для того, чтобы отдать мои сбережения проклятому дьяволом уэльсцу!