— Все это в прошлом. Я больше не та глупая девчонка, которую ты уложил в свою койку в приступе пьяной похоти.

Он вздрогнул.

— Я тоже изменился.

Он стоял у куста жимолости, зная, что сесть рядом с Манди было бы слишком интимно.

— Старею и мудрею, — печально сказал он. — Возможно, тебе совершенно все равно, но я не спал ни с одной женщиной с той ночи.

Она подняла голову, и в глазах ее он увидел удивление и недоверие.

— Ни с одной, — повторил он, — ни в канаве, ни на пуховых перинах.

— В наказание?

— В некотором роде, полагаю. То, что случилось в ту ночь, заставило меня остановиться и задуматься — подумать головой, а не тем, что пониже. Стоило ли удовольствие последствий? Я решил, что нет.

— Так значит, ты дал обет безбрачия?

— Пока да, но это не связывающая клятва, просто дело выбора.

Разница в их положении вызвала следующий вопрос. Краска еще больше залила лицо Манди, и она разрезала оторванный листочек кончиком наманикюренного коготка ее большого пальца.

— Ну, так. — Александр посмотрел на нее испытывающим взглядом. — Как ты добралась из Лаву в Руан? У Флориана богатый отчим?

— Нет, не отчим.

— Так ты не замужем?

— Почему было прямо не спросить меня, кому принадлежит этот дом и чей ребенок лежит в колыбели? Так было бы проще.

— Тогда, кому и чей?

Она улыбнулась, без юмора и теплоты.

— Я содержанка принца Иоанна, графа Мортейна, будущего короля Англии, хотя при его дворе я значусь как белошвейка.

Александр принял эту новость без какого-либо раздражения, хотя внутри его что-то перевернулось, и его сознание молча повторяло имя Иоанна, не веря этому.

Иоанн, известный своим распутством, пьянством и приступами жестокости… Однако это все же объясняло, что она делала в руанской крепости, и почему люди прислушивались к ней.

Это объясняло красивую одежду, дом и драгоценности.

А также это предостерегало его, что он ступает на запретную территорию человека, который может уничтожить его одним щелчком своего королевского пальца.

— Он тебя удовлетворяет? — Александр все-таки не смог скрыть ревность.

Она распростерла руки, выставляя глубокие, свисающие рукава ее платья, на которое ушли ярды баснословно дорогого шелка. На ее длинных запястьях блестели браслеты.

— А как ты думаешь?

Он пожал плечами.

— Иногда мечты лучше, чем то, что получаешь.

Она опустила руки.

— Не для меня. — Ее губы решительно сжались. — Я знаю, о чем ты думаешь, но ты не прав. Он хорошо относится ко мне, а то, что я даю ему взамен, — лишь малая плата за это. Есть такие, которые смотрят на меня свысока и называют шлюхой. В конце концов, мое положение лучше, чем у тех бедных женщин на ристалище. К тому же Иоанн носит хорошую, мягкую одежду, часто моется, и я не считаю, что спать с ним — тяжкое бремя. Я знаю, что это не навсегда, но на данный момент мне это подходит.

Александру нечего было ответить. Казалось, что она взвесила все достоинства и недостатки своего положения и мало, если вообще тяготилась этим. Она казалась черствее, но те, кто не смог построить раковину, чтобы защитить себя от мира, часто под его тяжестью прогибаются и гибнут.

— Тогда я рад за тебя, если ты имеешь то, чего хочешь, — сказал он, но слова, слетавшие с его языка, звучали холодно и неблагородно.

Звук бегущих шагов и лай собаки возвестили о прибытии Флориана, маленькое личико которого сияло от радости. Рядом с ним бежал коричнево-белый терьер с отрубленным хвостом и треугольными загнутыми ушами. Собака отчаянно прыгала к кожаному мячику, который Флориан зажал в кулачке, и даже чуть не сбила ребенка с ног от избытка чувств.

— Тизл хотел поиграть, — объяснил Флориан.

Манди и Александр обменялись взглядами, в которых был взаимный блеск веселья.

— Он тебе так сказал? — спросила Манди.

— Да. Хильда открыла дверь, чтобы выпустить его, и я тоже вышел.

Флориан бросил мячик, и он, прыгая, улетел прямо в центр куста шалфея. Терьер последовал за мячиком, плюхнувшись на нежные листочки, что заставило Манди охнуть от испуга.

Глаза Флориана снова блуждали по ножнам Александра.

— Ты останешься? — спросил ребенок.

— Не сегодня, у меня есть обязанности во дворце. — Александр присел на корточки, чтобы быть к ребенку поближе.

Его сын. Его вновь поглотило чувство удивительной нежности. Вернулась собака, держа в зубах мячик-добычу.

Александр ухватился за мячик и после непродолжительной борьбы вырвал его из пасти собаки и швырнул через весь сад. Он отскочил от стены и шлепнулся прямо в кучу навоза, который должны были закопать.

— Но ты ведь вернешься?

Опять Александр и Манди обменялись взглядами.

— Надеюсь, — сказал он. — Но хороший гость ждет приглашения.

Манди нахмурилась, взгляд ее метался между мужчиной и ребенком.

— Тогда, если твои обязанности не занесут тебя куда-нибудь еще, а мои не призовут меня, то, возможно, завтра ты мог бы отобедать с нами, — неловко сказала она. — И мы сможем закончить наш разговор.

Он не смог остановить стремительный наплыв эмоций, отразившийся на его лице. Даже несмотря на то, что она сказала «закончить», она не закрыла дверь перед его носом.

— Это большая честь для меня, — сказал он, сверкнув рыжевато-коричневыми глазами.

Распространяя навозный запах почти до небес, вернулась ликующая собака с кожаным мячиком, к которому прилипли кусочки навоза и мокрой соломы. В это время с противоположной стороны появилась Хильда, собираясь увести Флориана в дом. Ребенок уцепился за тунику Александра и выпятил нижнюю губу, готовый к битве — с истерикой, если необходимо.

— Простите, миледи, — пыхтела Хильда, и широкая грудь ее приподнималась. — Он сбежал от меня.

Манди выставила руку.

— Ничего, оставь его.

Терьер подбежал к няньке, хвост его вилял, а лапы были испачканы в навозе. Хильда взвизгнула и отскочила в тщетной попытке избежать прикосновения собаки.

Губы Александра судорожно дернулись.

— До завтра, — сказал он Манди, поклонившись. — Я пошлю записку со своим оруженосцем, если вдруг не смогу прийти.

Он взял Флориана за руку.

— Ты проводишь меня?

Маленький мальчик кивнул и спросил:

— Где ты живешь?

— В данный момент нигде.

— У тебя нет дома?

— Нет, такого как у тебя, нет.

— Ты можешь жить с нами, если хочешь.

Александр закусил губу.

— Я думаю, что твоя мама будет против.

— Она тебе разрешит.

Они дошли до улицы. Повернувшись, Александр отдал Флориана в руки Манди. Лицо ее было почти таким же красным, как гранаты, вправленные в серебряное колье на ее шее.

— С учетом всего вышесказанного он напоминает мне Харви, — сказал Александр, криво улыбаясь.

ГЛАВА 27

Легкий весенний дождь барабанил в закрытые ставни весь день. На улицах Руана было грязно и слякотно, хотя, конечно, условия были не так плохи, как при зимних дождях. Запах свежей растительности, обещание более теплой погоды витали в воздухе. В доме плавали запахи дыма и готовящейся еды, вина и чеснока, свежего хлеба и кипящего супа. Манди долго думала, что бы приготовить на обед к приходу Александра. Первым импульсом было устроить пир, какой обычно делают при королевском дворе в важные дни. Позолота, спиртное, пряные соусы и дорогие специи; возможно, даже песочный сладкий сахар или рафинад, привозимый из экзотических восточных стран и стоящий целое состояние. К счастью, этот импульс быстро прошел. Изысканная трапеза не произведет должного впечатления на Александра, который уже знал о ее источнике богатства и сам жил в большом доме. Кроме того, она редко устраивала торжественные обеды, даже когда приезжал Иоанн. И было бы глупо делать это сейчас.

То же самое было с одеждой. Она не поддалась искушению надеть свое шелковое платье цвета морской волны, все блестящее жемчугом и расшитое золотом, а вместо него выбрала простое платье из лиловой шерсти, придававшее ее серым глазам голубые огоньки. Платье было пышным, рукава на запястьях были облегающими. Вокруг талии она завязала пояс из вытканных вместе серебряной и лиловой ниток, и надела короткую кремовую мантилью, закрепив ее сиреневой лентой. Она заплела волосы до середины длины, а остальная часть ниспадала водопадом до конца шелкового покрывала. Манди знала, что это ее красит.

Пусть и не светлые, столь воспеваемые в песнях и рыцарских романах, ее бронзово-каштановые волосы были блестящими и густыми. Однажды Александр поднес их к лицу и…

Злясь сама на себя, она отогнала эту мысль. Она не могла позволить подобных мыслей. Все, что они будут делать, — так это разговаривать.

Внизу тявкал Тизл. Она услышала стук в дверь, звук открывающейся задвижки, а потом — голос Александра, разговаривавшего с впустившей его служанкой. Также зазвенел голос Флориана, визжавшего от восторга. На мгновение ее охватила слепая паника и мысль запереть дверь в свою опочивальню и отказаться выйти…

Злоба на саму себя усилилась. Она прищелкнула языком, покачала головой над собственным поведением и спустилась по открытой деревянной лестнице встречать гостя.

Он стоял на пороге, отдавая Хильде своей плащ, сияющий драгоценностями дождевых капель. Его худощавое тело увеличивала темно-зеленая льняная туника. На шее был простой серебряный крест на кожаном шнурке. Отстегнув ножны, он прислонил меч к закрытой двери. Флориан лишь взглянул на меч Александра, потому что все его внимание было сосредоточено на маленьком щите, который он надел на левую руку. Щит был точной копией большого, с кожаной рукоятью и украшенный латунной обивкой по краям. Рисунка не было, но фон пестрел голубым и золотым — цветами рода де Монруа.

— Смотри, мама, смотри! — Флориан плясал от радости. — Щит, мой собственный щит!

— Покажи-ка, — Манди нагнулась, чтобы рассмотреть его, и восхитилась.

— Надеюсь, ты не против, — сказал Александр. — Один из гарнизонных солдат делает их в качестве приработка к жалованью.

Она молча покачала головой. Лицо ее сына светилось. Было бы подло отказаться, и хотя на щите были цвета де Монруа, на нем не было фамильного герба, что не допускало мысли, что подарок был формой прав на ребенка.

— Тебе я тоже кое-что принес, — сказал он и, когда она выпрямилась, протянул ей маленький валик стеганой кожи длиной примерно с ладошку.

Она посмотрела на подарок, потом на Александра, но не взяла его.

— Тут нет ничего такого, против чего мог бы протестовать твой… домовладелец, — сказал он с неопределенным жестом, как будто прочитав ее мысли. — Просто подарок гостя хозяйке дома в благодарность за обед. Пожалуйста.

Все еще не уверенная, что стоило так делать, Манди приняла подарок и, развернув кожаную обертку, обнаружила, что видит не драгоценность, как она предполагала, а кошелек-пенал, украшенный со вкусом подобранными мелкими птичьими перышками и наполненный окрашенными в зеленый и красный цвета остяками гусиных перьев. Подарок возвращал во времена их дружбы, когда между ними была лишь приятная вспышка, а не большой пожар…

— Ты не знаешь моего домовладельца! — сказала она, но не предприняла попытки вернуть ему пенал, напротив, ее пальцы крепко сжимали его. — Но я благодарю тебя. Полагаю, подарок уместен, если мы собираемся сочинять сказки о нашем прошлом.

С пылким напряжением он смотрел за тем, как она открывала пенал, и расслабился только, когда ее пальцы сжались, и она притянула сверток к себе. Теперь его глаза снова сузились.

— Никаких сказок, — сказал он. — Только правду.

Ее радость от трогательного подарка, дюжины писчих перьев, отразилась и на его лице, когда она поставила перед ним тарелку супа, налитого, из котелка, с куском черного хлеба — пищу ристалища и боевого лагеря.

Флориан сморщил нос и отказался от супа, уверенно покачав головой, и довольствовался куском грубого хлеба, намазанного медом, и маленькой чашкой фруктового отвара.

— Иоанн знает? — спросил Александр немного погодя, после того как развлек Флориана, поиграв с ним, и, наконец, отнес его в постель, совсем сонного.

— О чем? — Манди вылила остатки вина в кубок Александра, и щеки ее слегка покраснели.

Похлебка и вино, вечер и огонь разбудили волнующие воспоминания, горько-сладкие и опасные. Возможно, ей стоило приготовить более официальное блюдо.

— Он знает, что отец Флориана — рыцарь, но не знает, кто именно; он, в общем-то, и не искал больше сведений.

Она поставила кувшин на стол и нахмурилась, подбирая слова, чтобы он правильно понял ее.