Со двора он пошел на ристалище и провел там час, метая дротик в столб, представляя себе что избитый щит на нем — сердце Иоанна, пока наконец его раздражение не улеглось.

ГЛАВА 30

Удушливый август пронесся по Руану, как горячее лезвие клинка. Кровельная дранка деревянных крыш деформировалась и трещала, постоянную тревогу доставляла угроза пожара. Все держали под рукой ведра с водой, черпаемой из колеблемой приливами и отливами Сены, и поливали деревянные предметы, пытаясь уменьшить разрушения, принесенные горячим воздухом. Болезнь возникала в мусорных кучах и канавах отбросов, и на радужных крыльях насекомых переносилась населению. Старые, молодые и уязвимые не выдерживали и умирали, так, впрочем, происходило каждый год в самые жаркие и самые холодные времена.

Одной из жертв стал младший сын Манди в первую же неделю ужасной жары.

Легкая лихорадка, терзавшая его последние два месяца, усилилась. В этот раз она сопровождалась рвотой и поносом. Буквально через сутки после начала болезни он умер, его маленькое обезвоженное тельце все так же лежало, как кукла, в колыбели.

Горевать Манди было некогда, потому что заболел и весь ее двор. Она так боялась, что болезнь заберет и Флориана, что у нее не было времени посыпать себе голову пеплом по поводу смерти малыша; и когда стало ясно, что Флориан выживет, ее собственное тело не выдержало. С огромным усилием воли она выползла из постели, чтобы посмотреть, как ее сына-младенца похоронят в пределах собора, но когда крохотное, завернутое в саван тельце погребли, она рухнула, и домой ее привезли невменяемой, в лихорадке и истерике.

Вечером начались спазмы и кровотечение.

В Руанском дворце Александр играл в шахматы с Уолтером, одним из гофмейстеров Маршалла, бывшим старшим гофмейстером. Уолтеру было почти шестьдесят, и даже в хорошую погоду, такую как теперь, он прихрамывал из-за мучившего его ревматизма. Он решил уйти на покой вместо того, чтобы умереть в доспехах, и был на пути домой в свой родной Уилтшир.

Александр прибыл в Руан, чтобы проследить за покупкой и транспортировкой вина, льна и шерсти для леди Изабеллы, которая находилась в Орбеке. Как только ее эконом купит товары, которые ему понравятся, их необходимо будет доставить до места назначения с уже подготовленным вооруженным эскортом.

Сам Маршалл был в южных провинциях с королем, но, перед тем как уехать, намекнул Александру, что, возможно, для него найдется — как для хранителя графских владений — еще одно дело. Спрашивать, не знал ли Уолтер что-нибудь об этом, было бесполезно. Старик избегал подобных вопросов, как бы ловко они ни задавались.

— Ваш ход, — сказал Александр.

— Знаю, знаю. — Уолтер потер руки и уставился на доску слезящимися голубыми глазами. — Vincit gui patrir, молодой человек. — Уолтер имел склонность цитировать латынь, когда хотел поставить на место рыцарей Маршалла. Лишь немногие из них были грамотными, а уж понимали латынь — единицы.

Александр улыбнулся. Уолтер только что сказал ему, что терпение победит.

— Satis verborum, — парировал он. — Adduces fortuna invat. — И его улыбка превратилась в усмешку, когда у Уолтера отвалилась челюсть от удивления. — Продолжайте, хватит болтать. Удача сопутствует храбрым.

Старик наградил Александра тяжелым взглядом.

— Те, кто слишком храбр, кончают разрезанными на куски на поле боя, — проворчал он и отказался торопиться, но в конце концов сделал твердый, хотя и весьма осторожный ход.

— Где вы научились говорить на латыни?

— В монастыре, где же еще, — пожал плечами Александр.

И хотя он говорил с некоторым внутренним напряжением, как бы защищаясь, привычный благоговейный страх пропал. Кранвелл начинал постепенно уходить из его памяти, по мере того как время зарубцевало шрамы.

— Я читаю на ней и пишу… и боюсь ее, — добавил он, делая смелый ход одной из шахматных фигур.

Уолтер с подозрением посмотрел на него, словно на послушную домашнюю собаку, которая вдруг оказалась наполовину волком.

Александр приветливо ухмыльнулся. Ему нравилось играть с Уолтером. Кроме того, больше делать было нечего. Он мог бы пойти в одну из портовых таверн и наполнить живот посредственным вином по непомерно высокой цене — и потом рисковал бы быть ограбленным по пути домой или же страдал бы от изнурительной головной боли на следующий день, когда наверняка понадобятся свежие силы. Можно бы побродить по улицам, рассматривая достопримечательности и слушая звуки огромного порта, но теперь они были привычны ему, а теперь к тому же дополнялись запахами разгара лета.

А еще можно бы пойти в определенный дом за собором и постучать в дверь в сиреневых сумерках. Где-то глубоко эта мысль терзала его.

Манди приказала — и он приказал себе самому сохранять дистанцию; но так трудно находиться так близко и в то же время так далеко…

И тут Александр почувствовал, что пришел час оставить шахматную доску и компанию Уолтера. Adduces fortuna invat.

Взгляд его пробежал по плащу, лежащему на стуле, и по переметной суме рядом с ним.

Вдруг и вправду: он постучит, и она разрешит ему войти?

— Ваш ход, — сказал Уолтер и помахал пухлой рукой перед глазами Александра. — Если, конечно, вы не хотите сдаться?

— Вы думаете, мне не хватит упорства? — парировал Александр.

Надо пойти. Непременно. Завтра, завтра, когда эконом закончит закупки. Дневной свет будет залогом того, что не было никакого нарушения приличия.

Он поднял одну из фигур, но так и не успел сделать ход, потому что в зал в этот момент вошел еще один человек Маршалла, Томас Рошфор. Он ездил в Англию вместе с Уолтером, а некоторое время назад ушел в поисках ветеринара для своей лошади. Теперь он быстро шагал к ним. Его светлые волосы развевались на ветру, а новости готовы были сорваться с его губ.

Хлопнув Александра по плечу, он наклонился над доской.

— Угадай, что я слышал в городе?

— Скандал и сплетню, если мир еще не рухнул, — проворчал Уолтер. — Ну так что?

— Не могу не признать вашу правоту; это действительно скандал и сплетня, — сказал рыцарь, выдерживая паузу. — Король Иоанн нашел невесту. Женился и переспал с ней буквально через пару дней после первой встречи, говорят.

— Невесту? — повторил Александр и наудачу поставил коня на доску.

Томас кивнул.

— Дочь и единственную наследницу Эймера Ангулемского. Ее зовут Изобель, и она славится своей красотой. Иоанн до нее горяч, как адское пламя.

— Ему пришлось бы жениться, рано или поздно, — сказал Уолтер, глаза которого вряд ли светились от счастья при этой новости. — В этом нет никакого скандала.

— А как насчет того, что ей всего лишь 12 лет?

— Но ведь она совершеннолетняя…

— Ну да, но большинство мужчин ждут, когда укладывают в постель девочку ее возраста. Имейте в виду, что Иоанн любит молодых и невинных; чем свежее, тем лучше. Я… А ты куда?

Александр вскочил на ноги и потянулся к своему плащу.

— По поручению, я должен кое-кого увидеть.

Уолтер тупо уставился на него.

— Вы не закончили игру, — сказал он.

— Томас доиграет за меня.

Томас приподнял брови, но уселся на стул Александра.

— Тогда за тобой должок, — сказал он.

Но вряд ли Александр слышал его; он рассеянно кивнул в ответ, но его мысли были уже далеко в дороге. В голове его крутились и путались две мысли. Первой инстинктивной реакцией на новость Томаса о женитьбе Иоанна было то, что теперь Манди свободна и будет вместе с ним. Если Иоанн действительно горяч до своей невесты, как адское пламя, то его интерес к фаворитке, конечно же, угас.

Второй же — что он должен рассказать об этих новостях Манди до того, как она услышит их от какого-нибудь уличного торговца. Иоанн содержал ее; она спала с ним и родила от него ребенка. Конечно же, не только ради выгоды!

Не заботясь более о том, следят за ним или нет, Александр шагал по улицам и аллеям Руана. Отблески заката окрасили западный горизонт индиго, малиновым и светло-зеленым, но над собором небо несло светящуюся темную синеву ночи с уже появившимися первыми звездами. Пламя свечей и свет фитилей пробивался сквозь щели входных дверей, в воздухе пахло готовящейся едой. Свет и пьяный смех струились из таверны, а по улице тащились двое пьяниц, обняв друг друга. Александр отошел, чтобы не столкнуться с ними, сердце в груди бешено билось, его разум наполнился единственной целью — Манди.

Ее дом был тих, ставни закрыты; он не мог понять, по какой причине, разве что из-за первого предчувствия, но тревожный холодок пробежал по его спине.

Он поднял кулак и постучал в дверь. Зарычала собака, а потом начала отчаянно лаять, но резким словом ее заставили замолчать. Затем Александр услышал медленное движение и тяжелое дыхание.

— Кто там? — спрашивал дрожащий голос няньки.

— Это Александр де Монруа — я обедал здесь весной, помнишь? Мне нужно видеть твою госпожу по очень срочному делу.

— Она спит, господин, — ответила из-за двери женщина. — Лучше приходите завтра.

«Спит на закате? Что-то случилось». — Чувство тревоги росло.

— Мне нужно увидеть ее сейчас.

Нянька не ответила, но он слышал ее затрудненное дыхание и знал, что она обдумывает, впустить его или нет. Также было слышно, что за дверью носилась и скулила собака.

— Завтра мне нужно отправляться в дорогу, — сказал он, что не было до конца правдой, но не слишком далеко от истины. — Что бы еще, кроме срочного дела, могло привести меня сюда из дворца в такое время?

Тишина продолжалась, но тут с ощущением успокоения и тревоги он услышал стук поднимаемой задвижки. Дверь открылась, и из дверной щели высунулось лицо Хильды. Глаза ее слезились, будто она только что рыдала. В последний раз, когда Александр видел ее, он решил, что ей немногим больше тридцати. Теперь же она выглядела чуть ли не вдвое старше.

— Вы приехали из дворца? — В глазах ее виднелся страх.

— По собственному желанию, никто меня не посылал.

Она открыла дверь и жестом пригласила его войти. Собака обнюхала его ноги, его плащ и бодро завиляла обрубком хвоста.

Александр отогнал животное, мало обращая на него внимание, пока женщина закрывала дверь на задвижку. На тумбочке в углу горели две свечи, освещая статуэтку Девы Марии. В очаге горел огонь, кувшин вина и трав закипал на одной из плиток. Флориан спал в кровати на колесиках у стены. Александр подошел к мальчику и нагнулся, чтобы посмотреть на него. Черные волосы, слегка влажные от пота, прилипли к его лбу, щеки горели, но дыхание было медленным и ровным. Одной ручкой он сжимал уголок желтого шерстяного одеяла. Но ни Манди, ни малыша не было, поэтому он решил, что они спят наверху.

— Мы все тяжко переболели, — сказала Хильда, не давая ему возможности спросить. — Очень сильно болели дизентерией. — Она прижала руку к животу, как бы усиливая эффект сказанного. — Не дай Бог еще раз перенести такие колики. Никто еще до конца не выздоровел. Моя госпожа легла спать час назад. Я сделала немного глинтвейна на случай, если она спустится, но она не спускалась.

Женщина покачала головой и закусила дрожащую нижнюю губу.

— Знаете, сегодня мы похоронили маленького. Ей не нужно быть одной. — Глаза ее застилали слезы.

— Маленького? — повторил Александр и в шоке уставился на Хильду. — Малыша, ты хочешь сказать, малыш умер?

Она молча кивнула и вытерла глаза рукавом.

— Он был слишком маленьким, недостаточно сильным…

Александр перекрестился, наполовину повернувшись к статуе Приснодевы.

— Царство ему небесное, — прошептал он, ужаснувшись, но в то же время благодаря Бога, что Флориан жив.

Ему стало интересно, был ли огорчен Иоанн, когда узнал об этом. Иоанн, который был слишком занят в Ангулеме своей двенадцатилетней невестой-ребенком.

К его горлу подкатила желчь. Не было никого, кто мог бы утешить Манди в ее горе, только нянька, которая и сама, как видно, едва начала поправляться после болезни.

— Она написала королю? — спросил он.

Хильда помотала головой.

— Не думаю сэр. Она сказала, что напишет, как только будет чувствовать себя получше. — Шмыгая носом и моргая сквозь слезы, она намотала на руку тряпку и сняла с очага кувшин с вином, чтобы налить ему в кубок.

Он взял горячий ароматный напиток в руки, но вместо того, чтобы выпить, пошел к лестнице.

— Вы правы, — сказал он. — Ей не нужно быть одной.

— Но сэр, это неприлич… — начала было говорить Хильда, но потом сжала губы и сунула руки в платье.

Собака пронеслась мимо, толкнув его изо всей силы своего маленького тельца, и понеслась вверх по лестнице, через занавес в опочивальню. Приходя в себя и подавив ругательство, Александр последовал за животным через тяжелый шерстяной занавес сводчатого прохода.