– О чем? Вроде за последние несколько минут ничего не изменилось? – Впрочем, кое-что изменилось: его язык стал двигаться медленнее.

– Еще немного виски? – предложил Сэм.

Мысли Шейна опять вернулись к выпивке и к тому, зачем он пришел сюда. Он даже уже кое в чем преуспел: боль, как и все прочие чувства, притупилась.

Тем временем Сэм направился в дальний конец бара, бросил пустую бутылку из-под пива в мусорное ведро и вернулся на прежнее место, прямо перед Шейном. Бармен молчал, выжидая, прорвет Шейна или нет. В баре повисла гнетущая тишина.

В конце концов Шейн не выдержал:

– Я схожу с ума по Сесили.

Он думал, что его признание удивит собеседника, но тот лишь усмехнулся:

– Да? И что в этом плохого?

– А то, что она выходит замуж.

Сэм привычным жестом поскреб щетину:

– А нельзя ли каким-нибудь образом этому помешать?

Оценка Сэмом существовавшего положения была излишне оптимистичной.

Уставившись в стакан, Шейн пробурчал:

– Дело дрянь. О ее замужестве я услышал от Пенелопы, когда та поздравляла Сесили. А Пенелопа узнала об этом из газет.

– Странно, очень странно, – ответил Сэм, перебрасывая через плечо полотенце.

Достаточно опьянев, Шейн не мог понять, к чему клонит Сэм, поэтому, решив схитрить, иронически переспросил:

– Да-а?

– Женщина выходит замуж и никому не говорит об этом, не странно ли это?

– Сесили не такая как все, – буркнул Шейн. – Она самая упрямая и самая скрытная из всех, кого я знаю.

– Какой бы она ни была, ведь сумела же она тебе понравиться.

Перед мысленным взором Шейна возникли ее губы. Боже, она целуется так, как будто изголодалась по нему!

– Я не хочу больше говорить об этом. – Шейн отвернулся.

– Хорошо, – согласился Сэм, опять принимаясь смотреть бейсбол.

Шейн попытался последовать его примеру, но, начав думать о Сесили, уже не в силах был остановиться.

– Она даже не носит обручальное кольцо.

– Хм, – хмыкнул равнодушно Сэм, – может, ее парень не подарил ей его.

– Как бы ни так. – Шейн скрипнул зубами. – Она выходит замуж за Майлза Флетчера, а он, поверь мне, не мог не подарить ей кольцо.

От одного имени Майлз Флетчер настроение у Шейна опять испортилось. Ему захотелось изо всех сил вмазать по его воображаемому лицу.

– Мне его имя ни о чем не говорит, – признался Сэм.

– Он из Чикаго. Из очень богатой, давно там обосновавшейся семьи. Скользкий как угорь. Мне довелось играть с ним однажды в гольф. Он из тех игроков, которые мошенничают, неправильно считают свои удары. – Шейн ткнул пальцем в сторону Сэма, желая привлечь его внимание к своим словам. – Никогда нельзя верить парню, если он жульничает во время игры в гольф.

Сэм усмехнулся:

– Тебе виднее, я ведь не играю в гольф.

– Ну что ж, если когда-нибудь начнешь играть, то сразу вспомнишь мои слова, – с трудом ворочая языком, произнес Шейн.

– Да, у меня вопрос. Кому мне звонить, если ты отрубишься? Митчу или Чарли?

Шейн махнул очередной стаканчик так, словно в нем была вода, а не виски. Он не собирался возвращаться домой. Основательно накачавшись, он не мог поручиться за себя, особенно если рядом с ним окажется Сесили. Кроме того, ему не хотелось никому объяснять дома, отчего он так взбеленился, когда услышал о том, что Сесили выходит замуж. Ему-то какое дело до этого?!

Ах, если бы можно было повернуть время вспять, вернуться на день назад и не распускать руки. Тогда он не знал бы, как хорошо ему с ней. Как их влечет друг к другу. Он потряс головой, чтобы картины из недавнего прошлого рассеялись и исчезли, но прием не сработал. Невероятно, ведь все произошло за один день! Как Шейн ни старался, он никак не мог отделаться от ее навязчивого образа, который стоял, ни уходя, перед его глазами. А может, всему виной его пьяная откровенность?

– Можно мне проспаться в задней комнате?

– Разумеется, – не стал возражать Сэм.

Шейн допил стаканчик. У него все расплылось перед глазами. Он был пьян в стельку.

– Последний стаканчик явно был лишним.

– Похоже, да.

– Глядя на нее, не верится, что в вопросах нравственности она не так строга, как кажется.

– Как раз этому я нисколько не удивляюсь, – улыбнулся Сэм.

В душе Шейна сразу взыграло чувство собственника, совершенно неуместное и нежелательное.

– На что ты намекаешь? – злобно спросил он.

– Ни на что. – Сэм дружелюбно поднял руки вверх. – Не напрягайся так. Я к ней даже пальцем не прикасался.

– Вот и хорошо. Держись от нее подальше, – опьяневший Шейн совершенно упустил из виду, что у него нет никакого права говорить таким тоном.

Сэм покачал головой из стороны в сторону и закатил глаза:

– Когда Митч и Сесили приезжали на лето к бабушке, она выглядела такой чистенькой, такой опрятной, не как девочка, а как взрослая женщина. Волосы у нее тоже были всегда аккуратно причесаны, а туфли начищены до блеска.

Шейн согласно закивал. О детстве Сесили ему не раз рассказывала Грейси. Слова бармена подтверждали то, что он слышал от нее.

– Это очень похоже на нее.

– И каждое лето – а лето у нас долгое, – с каждым днем ее одежда становилась чуть неряшливее и чуть неопрятнее. И вот наступал день, когда ее волосы разлетались во все стороны, ноги были открыты, так что торчали голые коленки. К концу лета от аккуратной девочки, от взрослой дамы в миниатюре не оставалось и следа. Она превращалась в озорного и чумазого ребенка, ничем не выделявшегося среди всех нас, других детей.

Странно, ведь то же самое ему рассказывала Грейси, но как Шейн ни старался, он не мог представить себе такое. Зато теперь многое из того, что было ему непонятно, вдруг сделалось понятным, словно вышло на свет. Он будто прозрел. Ее внезапные вспышки чувственности. Черт, он до сих пор ощущал под своими пальцами биение ее страсти, дрожь ее тела!

– Интересно, какая из них двоих настоящая?

– А разве тебе самому не хочется узнать? Попробуй, вдруг получится.

Боже, а ведь ему действительно хотелось разгадать ее загадку!

– Но ведь она собирается замуж, – сопротивляясь для вида, промямлил Шейн.

«Детский лепет», – можно было без труда прочитать по лицу Сэма:

– Подумать только, и это мне говорит человек, который, преодолев столько препятствий, сумел добиться такого невероятного успеха в жизни!

Конечно, Сэм прав. Шейн преодолевал все препятствия, буквально сметая их со своего пути. Однако пора было идти. Шейн встал, и все вокруг него закачалось.

– Кажется, я сейчас отрублюсь.

Сэм большим пальцем указал на проход внутрь:

– Ты ведь не забыл дорогу.

Ноги у Шейна заплетались, заплетался так же и язык.

– Эта загадка не простая, – уходя, пробурчал он под нос.

– Время покажет, – ободряюще крикнул ему вслед Сэм.

Больше Шейн ничего не помнил.


Сесили лежала на своей постели, уставившись ничего не видящими глазами в потолок. Спать она не могла. Остаток дня походил на кошмар.

Примерка свадебного платья была слегка омрачена дневным происшествием. Однако Мадди выглядела очаровательно, она даже стала чуточку выше и красивее в новом свадебном убранстве. Все, кто помогал ей наряжаться, не могли сдержать восхищенного шепота и даже слез, только Сесили стояла позади всех, завидуя про себя новоиспеченной невесте и стыдясь признаться самой себе в столь неблаговидном чувстве.

Перед примеркой женщины посплетничали между собой о том, что произошло между Шейном и Сесили, но последняя уклонилась от неприятного для нее разговора, упрямо не отвечая ни на один из заданных ей вопросов. Ничего от нее не добившись, ее оставили в покое. Когда радостные и счастливые женщины направились в дом Грейси, Сесили, извинившись, не пошла вместе со всеми. Несмотря на все уговоры Грейси и умоляющие взгляды Мадди, она отказалась, сославшись на работу, которую нельзя было отложить.

Ей хотелось быть вместе со всеми, но она не могла не видеть, что она не своя, что она чужая среди них.

Но ведь она сама, по своей воле стала для всех посторонней.

И вместе с тем Сесили не могла не поддаться тому очарованию, тому влиянию, которое оказывали на нее и этот дом, и эти люди, и это все вместе взятое пробуждало в ней желание чего-то такого, что не имело никакого смысла в ее другой, обыденной жизни.

Вернувшись в главный дом, охваченная отчаянием одиночества, она натолкнулась на Шарлотту. Мать подлила масла в огонь, сумев найти такие слова, которые еще сильнее разбередили душевные раны Сесили:

– Ты обманываешь себя. Потом ты поймешь, что потеряла больше, чем предполагала. Ты выходишь замуж, но ведь это фиктивный брак. В один прекрасный день ты поймешь, что есть на свете вещи, с которыми нельзя шутить, но будет уже поздно. И вот тогда ты пожалеешь о своем решении.

– Как ты узнала об этом? – Сесили с трудом выдавила из себя этот вопрос.

Янтарные глаза Шарлотты были полны печали.

– Очень просто. Если бы ты выходила по любви, ты бы сияла от счастья.

Когда Грейси, рассказав об их намерении сходить в бар «Биг-Редс», пригласила всех пойти вместе с ними, Сесили под надуманным предлогом, будто у нее разболелась голова, чему никто не поверил, отказалась и осталась дома одна.

Она лежала в спальне и смотрела на прикроватную тумбочку, где лежал ее сотовый телефон. Она проглядела пятнадцать звонков, семь голосовых сообщений, просмотрела сто двадцать семь текстовых сообщений. От Шейна Донована не было ничего – ни звонка, ни сообщения.

Сесили попыталась поработать. Открыла документ в текстовом редакторе «Ворд» и начала сочинять свое предвыборное послание, но работа не клеилась. Просидев почти час перед почти чистой электронной страницей, она бросила это пустое занятие.

Сесили не могла придумать ничего, что могло бы привлечь избирателей. Отец был прав, укоряя ее в отсутствии политического чутья. Неужели она неудачница?

Столько лет мечтать и в итоге как-то забыть о существовании такой важной вещи, как страсть.

Она давно не испытывала ее, а может не испытывала вообще никогда, во всяком случае не помнила ничего подобного. Но теперь, после того, как Шейн целовал ее…

Сесили беспокойно ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть.

Устав и измучившись, Сесили махнула рукой на свои попытки.

Она лежала и прислушивался к тому, что происходило за стенами ее спальни. Она надеялась услышать шум подъезжающей машины Шейна. Стук его ботинок по лестнице.

Однако он все не возвращался.

Глава 10

На следующий день утром голова Шейна нестерпимо болела, в висках словно стучал отбойный молоток.

Положив большие пальцы на глаза, он молился о смерти. Как никогда давали знать о себе его тридцать пять лет. Тело, каждая мышца – все ныло от боли. Шею сдавливало так, как будто на ней была петля. Очень сильно болело одно бедро. А еще ему казалось, что кто-то примерно раз в минуту бил его по животу.

Он был уже слишком стар, чтобы спать на такой твердой и жесткой софе, которая по своим удобствам была не лучше мусорного контейнера.

Между тем Сесили по-прежнему оставалась невестой другого человека.

Взгляд Шейна упал на кухонные часы. Через четверть часа ему предстояло участвовать в онлайн конференции, а затем ехать в мэрию на переговоры, которые обещали быть чертовски непростыми. И только после их завершения он может спокойно умереть на более или менее приличной кровати.


Перед ним стояла чашка горячего дымящегося кофе, а над ней маячило встревоженное лицо сестры.

– Тяжелая ночь? – спросила она. На ее лице была написана неподдельная тревога.

– Не говори так громко. – Он с благодарностью взял предложенную чашку кофе.

– Если бы нам не позвонил Сэм и не предупредил, что с тобой все в порядке, я, наверное, заболела бы от тревоги за тебя.

Бесшумно проскользнув за стол, Мадди уселась на стул возле Шейна. На ней была майка на бретельках веселенькой желтой расцветки, благодаря чему Мадди походила на солнышко. С рыжими волосами, убранными в хвост, румяная, она выглядела на зависть здоровой и счастливой.

– Не волнуйся, мамочка, – шутя, полушепотом произнес Шейн.

– Так что же случилось вчера? – спросила Мадди, нервно сцепляя и расцепляя пальцы.

– Ничего, – отрезал он. – Отстань.

На кухню вошел Митч в темно-сером костюме.

– Следи как следует за своей половинкой, – буркнул Шейн.

Митч удивленно приподнял брови:

– Тебя также с добрым утром.

– Пошел ты.

Митч ухмыльнулся.

У его будущего зятя была одна черта, очень нравившаяся Шейну. Дело в том, что они разговорили на одном языке, без труда понимая друг друга.

Митч тоже налил себе кофе и, прислонившись к стойке бара, отхлебнул глоток.

– Хорошо бы устроить тебе такой же разгон, какой ты устроил мне когда-то.