Отец умел вежливо унизить ее.

У Сесили от обиды стеснило грудь.

– Пусть так, но ведь шантажировали не меня, а тебя.

– Ну и что тут такого? Избиратели уже простили меня. В конце концов, я не совершил ничего плохого.

– Ха! Просто тебя не поймали с поличным. Вот и вся разница.

– Дорогая, между реальностью и ее восприятием очень большая разница. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Что отец хотел этим сказать? В его голосе было столько ехидной уверенности, что Сесили даже опешила. Ему как будто было известно о ней что-то такое, о чем она, видимо, не догадывалась.

– В таком случае придется поработать над моим восприятием.

Каким должно быть это восприятие? Ах, если бы только она знала, она немедленно принялась бы за его усовершенствование.

Из динамика раздался протяжный, удрученный вздох.

– Ты не умеешь налаживать отношения с людьми. Твои действия логичны и прагматичны, конечно, это полезные качества, но не они помогают завоевать голоса избирателей. Надо уметь нравиться избирателям, привлекать их, внушая им приятную мысль, что власть в их руках. Ты должна говорить на их языке, видеть мир их глазами, а тебе этого не дано.

Слова отца – в них, несомненно, была горькая истина – попали в цель, Сесили сильно расстроилась. Слезы навернулись на глаза, но она прогнала их. Чтобы она расплакалась?! Ни за что на свете! Со злой иронией она произнесла приторно сладким голосом:

– Не всякий умеет так поднять дух и пробудить энтузиазм, как ты.

Никогда нельзя показывать слабость. Никогда нельзя пасовать.

– Сесили, говорить тебе правду – это не только мое право, но и мой долг.

Волна возмущения захлестнула Сесили, и снова, благодаря выдержке, она погасила эмоциональную вспышку.

– Я не позволю тебе испортить Митчу свадьбу ради того, чтобы ты мог выступить в роли любящего отца перед толпой репортеров.

Сесили мастерски владела своим голосом, он звучал ровно и сдержанно, в нем не было слышно ни малейших ноток возмущения. Обида была прочно загнана внутрь и спрятана на самом дне души.

Отцу явно нравилось говорить правду прямо ей в глаза – видимо, он считал себя непогрешимым и умнее ее в сто раз. Неплохо было бы немного сбить с него спесь, бросить правду ему в лицо, отплатив той же монетой.

– Если тебе так необходимо наладить отношения с мамой в преддверии грядущих выборов, то я, как твой референт, могу дать тебе дельный совет: не надо использовать своего сына с целью повысить свой рейтинг при опросе общественного мнения. Действуя таким образом, ты добьешься прямо противоположного эффекта. Мама возненавидит тебя. Кто знает, может, она и так уже ненавидит тебя за связь с практиканткой, которая моложе меня, твоей дочери?

– Попридержи язык. – Натаниэл Райли явно разгневался.

Отец не умел сдерживать себя, беседуя с дочерью. Совсем другое дело, когда он выступал перед избирателями – тогда это был профессионал, знавший, как разговаривать с людьми, и умевший это делать.

– Я с ней не спал. Ясно?

– Не считай меня круглой дурочкой! Неужели ты думаешь, что я не замечала, как ты млел перед ее прелестями? Как красовался перед ней?

Прошло почти полминуты, прежде чем Натаниэл Райли произнес свистящим шепотом:

– Ты говорила об этом матери?

Усмехнувшись, Сесили покачала головой. Это было абсолютно в его духе. Как всегда, он прежде всего прикрывал свою задницу.

Перед ее глазами промелькнул очередной указатель с названием «Ривайвл».

– Всего доброго, папа.

Он отключился, даже не попрощавшись.

Сесили тяжело и протяжно вздохнула. Разговор оказался тягостным. Она сумела постоять за себя, под конец даже взять верх, но победа не доставила ей радости.

Впереди возник знак. Поворот на Ривайвл.

Она сбросила скорость и сместилась в крайний правый ряд. В голове и мыслях царил полный сумбур – семейный разлад, Шейн Донован, свадьба брата; надо было отбросить все это, не имевшее в ее глазах особого значения, в сторону и сосредоточиться на самом главном. На предстоящих выборах. И ее победе.

Победа на выборах – ее самая заветная мечта, ради нее Сесили была готова пожертвовать, чем угодно.


Минут пять Сесили тщетно стучала в двери дома брата. Бесполезно. Устав, она оглядела передний двор, на котором росли дубы и ивы, старинные друзья ее детских игр. Но теперь вместо кустарника, как во времена бабушки, свободное место занимали гортензия, лаванда, гвоздика и зелень, что красноречиво говорило о кулинарных увлечениях ее будущей невестки. Сесили попала в какой-то перепутанный мир, время как будто остановилось, окружающая реальность казалась одновременно близкой, хорошо знакомой и в то же время чужой и чуждой.

Слабый ветерок привычно шумел, пытаясь проникнуть под крышу над старым крыльцом. От детских воспоминаний у Сесили защемило сердце. Боже, сколько летних вечеров она провела на этом крыльце, вдыхая пряный густой запах надвигающейся ночи. Нет, довольно глупостей! А вот и река, раньше она вилась прямо у ног бабушки, которая читала вслух ее любимую детскую книгу.

Перед мысленным взором Сесили возникла бабушка: она сидела, как живая, перед домом в своем домашнем халате. Бабушку никак нельзя было отделить от всего того, что ее окружало. От видений из прошлого у Сесили перехватило дыхание.

Интересно, как отнеслась бы бабушка к ней, если бы увидела ее такой, какой она стала теперь?

Сесили раздраженно вздохнула, словно выпуская пар. Откуда только у нее могли возникнуть подобные мысли? Это все пустое, лишнее, ненужное… Нет, надо взять себя в руки. Стряхнув с себя наваждение, она позвонила в дверь, и снова безрезультатно, тогда Сесили с новой силой принялась стучать.

Внутри по-прежнему было тихо. Машинально она повернула ручку, и та неожиданно поддалась. Вероятно, ее ожидали. Недолго думая, Сесили зашла в дом. Каблучки ее туфель громко застучали по тщательно отполированному, что красноречивее любых слов говорило о чьей-то заботе, полу.

– Эй, я приехала, – громко произнесла Сесили, с любопытством рассматривая стены прихожей. Раньше они были обклеены розовыми обоями, а теперь выкрашены в нежно-серый цвет; к ее удивлению, новый интерьер выглядел прекрасно.

Сесили снова крикнула:

– Эй, это я.

В ответ из глубины дома послышался мужской голос:

– Я на кухне.

Сесили рассердилась: почему он не подошел, чтобы открыть двери? Бросив сумку на скамью в прихожей, она пошла на голос. Пройдя по длинному узкому коридору, она оказалась перед старыми дверьми на кухню, открывавшимися как в одну, так и в другую сторону. Эти двери, являющиеся достопримечательностью дома, были здесь с момента его постройки.

Кухня представляла собой разительный контраст с той кухней, которая сохранилась в ее памяти. Она выглядела как новенькая, обстановка не только отвечала современным требованиям, но даже опережала их. Вокруг все сверкало и блестело, начиная с всевозможного кухонного оборудования из нержавеющей стали и заканчивая отполированными гранитными столешницами и стойками бара.

Под огромной, явно сделанной на заказ двойной раковиной лежало распростертое на полу мужское тело. Головы было не видно.

– Подай мне, пожалуйста, разводной ключ.

Какой знакомый голос! Как всегда, от одного его звука у Сесили по спине побежали мурашки. Она сделала усилие, чтобы подавить охватившую ее дрожь. Ну конечно, иначе просто не могло быть! Первым, с кем она повстречалась, оказался не кто иной, как Шейн Донован.

Согнув ногу в колене, он слегка ею покачивал. Непринужденность позы, не лишенной некоторой сексуальности, оказала возбуждающее действие. Во рту у Сесили пересохло, сердце подпрыгнуло и, как ей показалось, забилось с удвоенной скоростью.

Ну почему он? Из всех мужчин, с которыми она встречалась на работе, а их было предостаточно, почему именно он так влиял на нее? Более того, он принадлежал к числу ее политических противников. Сесили содрогнулась от столь ужасной мысли.

Это выглядело просто… неприлично.

В отличие от ее сознания, ее тело напрочь отметало подобные соображения. Оно перестало ее слушаться уже во время их первой встречи, на вечеринке, на которой отмечалась помолвка Митча и Мадди. Во время их краткого рукопожатия, как ей показалось, между их ладонями проскочила искра, что привело Сесили в замешательство. Она едва не вырвала свою ладонь из его руки, но вовремя сдержалась, изо всех сил пытаясь сохранить, – она не знала, насколько хорошо ей удалось справиться с этой задачей, – невозмутимо-равнодушный вид.

Судя по всему, она ему не понравилась, но ей это было даже на руку. Если она и впредь будет вызывать у него неприязнь, то он, вероятно, станет избегать ее: чем дальше от него, тем для нее лучше. Так безопаснее.

Сесили подошла к ящику с инструментами и замерла. Вблизи его поза казалась еще привлекательнее, еще соблазнительнее. Она поморщилась, досадуя на свою реакцию.

Она хоть и морщилась, но не отводила глаз от живописно распростертого на полу Шейна Донована. Широкие плечи, выпуклая грудь, плоский живот, мускулистые руки и ноги – все это вместе взятое невольно привлекало внимание. Раньше, когда она встречалась с ним, на нем всегда был деловой костюм, зато сегодня он был одет совсем просто – выцветшие джинсы и спортивная майка. Это казалось нелепым – откуда у мужчины, большую часть работы которого составляли переговоры и совещания, такое прекрасное мускулистое тело? Это не только нелепо, но даже преступно – скрывать такое великолепие под деловым костюмом!

Сесили, привыкшая анализировать свои чувства, никак не могла понять, почему ее так влечет к нему. Да, природа не обделила Шейна Донована. Ну и что тут такого? Среди ее знакомых немало мужчин с привлекательной внешностью! Однако между мужчинами, с которыми она встречалась, и Шейном Донованом, кроме внешней красоты, больше не было ничего общего. Ей нравились мужчины, которые, как и она, серьезно занимались политикой, а не увлекались чувственными наслаждениями. В ее отношениях с мужчинами секс стоял на втором месте, первое место занимала близость интеллектуальная. Сексуальных проблем у нее не было – во всяком случае, она ни на что не жаловалась. Ее прежние увлечения были не только приятными, но и благопристойными, они никогда не выходили за рамки приличий. Поведение Шейна Донована, как и весь его облик, не обещало ничего пристойного. Более того, секс с ним – в этом Сесили не сомневалась – вряд ли будет просто приятным.

Нет, нет, он ей не нравится! И довольно. Больше тут говорить не о чем.

Вот только ее либидо категорически не хотело с ней соглашаться.

Под раковиной что-то звякнуло, и тут же раздалось чертыхание. Вытянув руку, Донован потребовал:

– Ключ.

Молча подняв ключ, Сесили пихнула его – довольно грубо – ему в руку.

– Полегче, дорогая.

В его голосе было столько тепла, что сразу стало ясно – оно предназначалось не ей.

К кому он обращался так ласково, так нежно? У Сесили сразу сладко сжалось сердце, но через миг ее больно уколола совсем простая мысль: неужели в ближайшее время на ее глазах он будет так нежно ухаживать за другой женщиной?

От этой мысли ей почему-то стало так грустно, что, не выдержав, она сердито буркнула:

– Никакая я вам не дорогая.

Донован замер, но через миг начал медленно и плавно, примерно как соблазнитель в плохом порнофильме, выползать из-под раковины. Как только он увидел Сесили, в его блестящих зеленых глазах отразилось нечто, похожее на симпатию, а на лице появился явный интерес.

– Кто к нам пожаловал, сама Снежная Королева!

Это было придуманное им для нее прозвище. Раньше он ни разу не называл ее «дорогая» – видимо, такая мысль никогда не приходила ему в голову.

Сесили сразу ощетинилась, данное им прозвище ей совсем не нравилось. Хотя какое ей дело до того, как он ее называл?! Если разговор и дальше будет продолжаться в таком духе, она сумеет поставить его на место. За подобными нежностями – это было прекрасно известно любой феминистке – скрывалось пренебрежение и отсутствие серьезности и должного уважения к женщине.

– Где молодые?

Она, как и ожидал Шейн, выступила в привычной для себя роли, ее напускное равнодушие и холодный тон не действовали на него, ведь это была игра, маска, которую она надевала.

Легкость, с какой он, встав на ноги, выпрямился, удивляла – даже не верилось, что он весит больше двухсот фунтов. Открыв кран, Шейн начал мыть руки.

– Ваш брат на заднем дворе.

Было хорошо видно, как под тонкой майкой перекатываются мышцы на его плечах.

Сесили встряхнула головой. Как хорошо, что ей, в сущности, безразличны широкие плечи, выпуклая грудь, упругие бедра. Здравый смысл, рациональность – качества, на которые она привыкла опираться, – позволяли ей не идти на поводу у гормонов.

Но тут ее взгляд упал на его ягодицы.

Нет, нет, ей нет никакого дела до подобных глупостей!