– Ты так говоришь только потому, что женишься на моей сестре.

Митч сделал большой глоток, затем опять передал бутылку Шейну.

– Я так говорю только потому, что не позволил Мадди уйти.

– Похоже, что теперь твоим зятем будет Майлз Флетчер, так что привыкай к новой реальности. – Шейн тупо смотрел перед собой, его сознание было уже отуманено алкоголем. – Так, небольшой совет, умный поймет с полуслова. Майлз жульничает, играя в гольф, так что следи повнимательнее за его игрой.

Митч рассмеялся:

– Никогда не доверяй тому, кто жульничает, играя в гольф.

Вот именно.

Теперь это проблема Сесили. Его это больше никак не касается.


В доме Грейси Сесили выплакала всю свою накопившуюся обиду и все слезы, которые у нее были. Когда больше не осталось ни слез, ни сил, она забылась тяжелым, печальным сном. Проснулась Сесили только днем, с тяжелой головой.

Горло саднило от выплаканных слез, глаза покраснели и опухли. Никогда в жизни Сесили так не плакала, точнее вчера она рыдала, ревела белугой. Она тяжело вздохнула. Настоящий истерический припадок с рыданиями, криками и стенаниями, и все это на глазах у Грейси.

Какой унизительный нервный срыв!

Если бы две недели назад кто-нибудь сказал ей о такой возможности, она пришла бы в ужас, а сейчас была очень благодарна, что у нее есть кто-то, к кому она смогла обратиться за поддержкой в тяжелую минуту.

Сесили встала и, не одеваясь, с голыми ногами прошла на кухню, где Грейси уже что-то пекла.

Она оглянулась на Сесили, и тут же улыбка сползла с ее лица, Грейси зацокала языком:

– О-о, плохо выглядишь. Просто ужасно.

– Спасибо за откровенность, – хриплым голосом ответила Сесили и направилась к кофейнику.

– Постой, я сама, – остановила ее Грейси, мягким толчком усадила на стул и налила чашку кофе, затем взяла блюдо с любимыми кексами и поставила перед Сесили. – Попробуй, они с бананами и орехами. В них много калия, думаю, после стольких слез это то, что тебе нужно.

На глазах у Сесили опять заблестели слезы, и она с чувством жаркой признательности схватила Грейси за руку.

– Спасибо тебе, Грейси, даже не знаю, что бы я делала без тебя!

– А как же иначе, Сисси. Без друзей в таких случаях никак не обойтись.

В горле Сесили застрял комок, перехватило дыхание. Теперь у нее были друзья, подруги. По крайней мере, одна точно. Подруга, которую она потеряет после свадьбы Мадди, когда вернется в Чикаго и опять с головой окунется в прежнюю жизнь.

Если только каким-нибудь чудесным образом не изменится ее судьба. Грейси вернулась к стойке и принялась что-то отмерять на больших весах.

– Звонила Мадди, ей хотелось посудачить. Я не знала, что ей ответить, поэтому просто сказала, что у тебя все чики-пуки.

– Спасибо тебе, Грейси, – промолвила Сесили.

Грейси принялась разбивать яйца в отдельную чашку.

– Она шепнула по секрету, что вчера Шейн и Митч как следует надрались и теперь отсыпаются.

Шейн – разве могла она теперь смотреть ему в глаза?

Начав растапливать фунт масла, Грейси обернулась к Сесили.

– Скажи, почему ты так поступаешь?

– В двух слов это не объяснишь. Слишком сложно.

Грейси нахмурилась, но не успела она открыть рот, как в заднюю дверь постучалась Шарлотта.

– Я поговорю с ней. – Сесили поспешно встала, чтобы открыть.

Глаза Шарлотты широко распахнулись, как только она увидела дочь. Положив руку ей на плечо, Шарлотта с живостью спросила:

– Как ты? Все хорошо?

– У меня все хорошо, – спокойно ответила Сесили и сделала шаг вперед, тем самым вынуждая мать отступить. Закрыв за собой дверь, она вместе с ней отошла подальше, чтобы их разговор не отвлекал Грейси от работы.

В золотистых глазах Шарлотты застыла тревога.

– Вчера я долго думала, впрочем… это лишнее. Я была не права. Сесили, неужели это правда? Ты любишь Шейна?

– Кто тебе это сказал?

Как Сесили ни хотелось во всем признаться матери, но делать это было ни в коем случае нельзя. Отношения между ее родителями сейчас были крайне натянутыми. Если Шарлотта узнает о том, что задумал ее муж, она может выкинуть все, что угодно. Она может пожаловаться, кому не следует.

Сесили не хотела вмешивать в их дела Шейна.

– Никто, – призналась Шарлотта, направляя палец прямо в лицо Сесили. – Это видно по твоим глазам.

Любые вопросы по этому поводу сейчас были совершенно лишними. Сесили предпочла сменить тему.

– Мои намерения не изменились. Я выхожу за Майлза Флетчера.

К ее удивлению, на глазах матери заблестели слезы, и та в растерянности всплеснула руками:

– Нет, Сесили! Пожалуйста, не делай этого!

– Я должна. Так надо.

Никто и никогда не поймет ее, видимо, ей придется смириться с этим. Каждый будет считать ее бесчувственной женщиной с холодной кровью, ну и пусть.

Только бы придумать план, чтобы спасти Шейна. Жаль, что у нее сейчас не так много возможностей, слишком многое ей неизвестно.

Шарлотта схватила руку дочери, ее пальцы были холодны, как лед.

– Ты всегда так отчаянно боролась за то, чтобы заслужить похвалу отца. Как бы тяжело ни было, ты никогда не опускала руки. Если ты всерьез берешься за дело, то ты можешь все. Подумай об этом. Я верю в тебя. Начни бороться за себя, а не за него.

Сесили показалось, что мир вокруг нее начал быстро вращаться, старые вещи вдруг стали видеться иначе, и ситуация представилась в новом свете.

Неужели именно поэтому отец и Майлз так хотели, чтобы она играла за них? Ее опыт, ее искусство, ряд профессиональных качеств, которыми она обладала и которые не раз пускала в ход, чтобы выручить отца. Разве она сама иногда не подумывала об этом же? Как и о том, чем зарабатывать на жизнь. Действительно, а не создать ли ей фирму по решению непростых, нетривиальных и даже очень сложных ситуаций?

С такого рода проблемами она справлялась прекрасно, лучше, чем многие другие, так не пришло ли время обратить приобретенные навыки на пользу себе, а не другим людям, пусть даже и отцу?

Да, Сесили была властна над своей жизнью. Как знать, если ей повезет, возможно она сумеет извлечь выгоду даже из такого запутанного и скверного положения, в котором она оказалась? Сесили с чувством сжала руку Шарлотты:

– Я постараюсь, мама. Обещаю тебе.

Да, она справится, обязательно справится. Надо только придумать план действий.


Два дня спустя Сесили в привычном деловом наряде сидела в крохотном офисе брата. Митч задерживался. Ожидая его, она с любопытством огляделась вокруг.

Первое, что бросалось в глаза, – это царящие здесь бедность, запущенность и неухоженность. Одна стена была заставлена полками с юридической литературой. Обшарпанный стол вносил свою лепту в общий фон. Нынешний офис был полной противоположностью прежнему, который был у Митча в Чикаго. Бывший офис, поражавший своими огромными размерами, блеском и роскошью как бы говорил, кричал: вы пришли на прием к адвокату, консультация которого стоит не меньше, если не гораздо больше четырехсот долларов в час.

Сесили стало любопытно, как брат переносит столь резкую перемену. Как может жить в такой дыре, ничтожном городишке, который с трудом найдешь на карте, да и то не на каждой. Да, Митч изменился. Он больше не принадлежал к тому блестящему миру богатых, частью которого некогда был. Раньше Сесили искренне жалела его, но теперь, взглянув под другим углом, увидела брата таким, каким он был на самом деле. Счастливым. Довольным собой. Он обрел свое место в мире.

Интересно, а сумеет ли она найти свое место? Место, где ей будет так же хорошо, легко и радостно, как и Митчу?

Таким прибежищем, она очень хорошо это знала, для нее мог бы стать Шейн, но она намеренно избегала его и даже переехала жить в свободную спальню в домике Грейси. За все это время она видела его всего лишь раз. Это была напряженная, тяжелая минута. Он смотрел прямо, но мимо нее, казалось, что он стал к ней равнодушен, но по его глазам, по тому, что пряталось в их глубине, Сесили видела, как сильно он страдает.

Как же ей хотелось, чтобы его глаза опять засветились прежним радостным светом!

Дверь открылась, и она торопливо прогнала непонятно откуда взявшиеся слезы обратно. Незаметно смахнув просочившуюся слезинку, Сесили не спеша повернулась к брату. Последние две недели они часто виделись, но все равно он по-прежнему оставался для нее чужим.

Войдя, Митч кивнул, сразу наполнив пространство вокруг себя необычным, но впечатляющим ощущением полной своей тут уместности, оно как бы приросло к его коже, стало неотъемлемой частью его натуры, что он даже не пытался скрывать. Офис у него был совсем крошечный и неказистый, а на нем был дорогой, сшитый у хорошего портного костюм – наглядное напоминание о его прежней блестящей жизни, но костюм тоже казался тут уместным.

Сесили прищурилась, рассматривая брата. Как ему удалось так органично объединить две ипостаси – прежнюю и новую? Или Донованы обладали волшебным свойством – помогать находящимся рядом людям обрести цельность характера?

Митч вопросительно изогнул бровь:

– Почему ты так странно смотришь на меня?

Сесили заморгала и небрежно отмахнулась:

– Прости, пожалуйста, задумалась. Вспомнила, каким ты был раньше, и отметила, как ты сильно переменился.

Митч чуть-чуть улыбнулся краешками губ:

– Слишком отвлеченные рассуждения для делового визита в разгар рабочего дня.

– Возможно.

Стена неловкости, легкой отчужденности начала расти между ними, что сразу не понравилось Сесили; они же были родными братом и сестрой, и сейчас она нуждалась в родственной поддержке. Сесили не знала, за что ухватиться, Митч тоже не спешил подавать ей руку помощи. Ломать пресловутую стену никто из них пока не собирался.

– Так каким ветром тебя сюда занесло? – Митч обогнул стол и сел в кресло, жалобно заскрипевшее под тяжестью его тела.

Сесили попыталась перейти к делу, из-за которого пришла к нему, но вместо этого задала вопрос:

– Скажи, ты не скучаешь по…?

– По Чикаго? – переспросил брат, и никакой грусти не было ни в его голосе, ни в выражении его лица.

– Да, по прежней жизни?

Митч нашел ручку между разбросанными по всему столу бумагами и жестом пригласил сестру сесть.

– Поначалу скучал, но сейчас нисколько.

Сесили села и, скрестив руки, опустила их на колени:

– Из-за Мадди?

– Да, в основном из-за нее. Я предлагал ей вернуться в Чикаго, и я бы вернулся. Но по иронии судьбы я влюбился в Ривайвл. Без этого городка мне было бы скучно жить. Ривайвл стал моим домом, а Чикаго остался в прошлом.

У Сесили подкатил комок к горлу. Теперь, когда ее чувства вырвались на свободу, взяв верх над ее хладнокровием, вернуть их обратно под прежний жесткий контроль было не так легко. Ее чувства уже жили своей собственной жизнью, не подвластной ее благоразумию. Кашлянув, она попыталась заговорить о том, что ее привело сюда:

– Я так рада за тебя! Тебе удалось невозможное. Теперь ты живешь настоящей жизнью, и я восхищаюсь твоим выбором.

– Спасибо, – растерянно произнес брат.

Прежде чем перейти к своему делу, она решила извиниться перед ним – это был знак уважения, который Митч заслужил.

– Мне очень жаль, что все так вышло. Мне следовало бы поступить по-другому, жаль, что я не сумела.

Митч пожал плечами:

– Какое это теперь имеет значение? Никакого. Все окончилось для меня как нельзя лучше. Тебе не в чем винить себя, я сам во всем виноват.

Сесили тихо выдохнула:

– Я ничего не знала о соглашении между отцом и Томасом, пока это не выплыло наружу. Если бы мы были чуть ближе, ты мог бы рассказать мне о том, что происходит, а я смогла бы убедить тебя не уничтожать доказательства. Может быть, вместе мы придумали бы что-нибудь получше.

Сесили хотелось верить, что уж кто-кто, а она сумела бы найти правильный выход и тем самым помочь брату.

– Вряд ли от этого что-нибудь бы изменилось.

– Да, сейчас говорить об этом нет никакого смысла.

Прошлое – вот такое оно, его нельзя ни вернуть, ни исправить.

Митч повертел ручку между пальцами.

– Признателен тебе за сочувствие. Во избежание каких бы то ни было недоразумений запомни: я ни в чем не виню тебя.

Сесили закусила губу, чтобы не расплакаться, слезы подступили к горлу. Ей захотелось поделиться с братом самым сокровенным.

– Знаешь, я всегда так тебе завидовала!

Митч от удивления раскрыл рот:

– Нет, не знал. Но не понимаю почему.

Сесили чуть улыбнулась:

– Все просто. Я всегда хотела обладать твоими способностями. Тебе все давалось так легко, почти без усилий.

Митч откинулся на спинку кресла и переплел пальцы рук, положив их на живот:

– Забавно. Ведь тебя я считал более одаренной, едва ли не совершенством.

– Я только притворялась. За всем этим скрывалась упорная работа. – Сесили перевела дыхание и решительно произнесла: – Наш отец часто повторяет, что у меня есть мозги, но в отличие от тебя, нет огня, желания преуспеть во что бы ни стало или убойного инстинкта.