Лицо доктора расплылось в улыбке. Он поклонился ей.

— Всегда к вашим услугам.

Она стала продвигаться к трапу. Ахмед шел за ней следом, чувствуя себя не в своей тарелке в светло-коричневых брюках и грубой хлопковой рубашке, которая туго натянулась на его широких плечах. Он обменял свои атласные шлепанцы на пару потертых черных сапог, которые были ему маловаты.

Бриттани взглянула на капитанский мостик, где стоял Торн с развевающимися на ветру черными волосами, сосредоточив внимание на моряке, который устанавливал сходни. Когда это было сделано, он перевел взгляд на Бриттани и на короткий миг задержал его. Затем, коротко отсалютовав ей, привязал штурвал и, похоже, выбросил ее из головы.

Бриттани снова повернулась к доктору и улыбнулась ему:

— Сэр, пожалуйста, передайте капитану, что мы с Ахмедом всегда будем у него в долгу.

Добрый доктор кивнул:

— Хорошо, мисс.

Тут рядом с Бриттани появился Кэппи и протянул руку, указывая, чтобы она спускалась. Бросив последний взгляд на корабль, который в течение шести недель был ее домом, она вместе с Ахмедом спустилась по сходням, затем прошла по пирсу к ожидающему экипажу.

Кэппи вежливо помог Бриттани сесть в карету, затем забрался внутрь следом за ней. Ахмед расположился на сиденье напротив Бриттани.

Итак, эта глава ее жизни закрыта, с грустью подумала она. Торн выбросил ее из своей жизни, словно между ними не было никакой близости. Но разве не она сама заявила ему, что между ними ничего не может быть?

С позвякиванием уздечки и стуком копыт о булыжную мостовую экипаж отъехал от пирса.

Бриттани рассеянно скользила взглядом по проплывающему мимо пейзажу. Она смутно видела оживленный морской порт и город в отдалении. Через короткое время карета остановилась перед гостиницей с высокими фронтонами и вывеской, которая поскрипывала на ветру. Кэппи вышел и помог Бриттани спуститься на тротуар.

— Капитан сказал, что вам будет удобно расположиться в «Зеленой утке». Ее владелица — вдова, и я могу подтвердить, что она хорошая кухарка.

Девушка вошла вслед за Кэппи в дверь. Он подвел ее к стойке и заговорил с мужчиной, который стоял за ней.

— Это госпожа Синклер, которая остановится у вас на несколько дней. Ей также потребуется комната для слуги, — добавил он, кивнув на Ахмеда.

Бриттани устроилась на втором этаже. Она настояла, чтобы Ахмеда поместили в комнату, где ему будет удобно, поэтому Кэппи пообещал позаботиться, чтобы его устроили в комнатке рядом с конюшней.

Кэппи вручил ей ключ от номера и улыбнулся:

— Если вам что-то потребуется, сразу пошлите Ахмеда ко мне. Я буду на борту «Победоносца», пока его не разгрузят.

Она протянула ему руку.

— Дорогой Кэппи, вы были мне другом. Я благодарю вас за вашу неоценимую помощь. — Она наклонилась и чмокнула Кэппи в щеку, отчего лицо его засветилось от удовольствия.

— Я знаю, вам сейчас нелегко. Но надеюсь, жизнь будет добра к вам, и вы найдете счастье. — Первый помощник пошел прочь, и Бриттани провожала его глазами, пока он не сел в карету и не уехал.

Рассказав Ахмеду, где он будет располагаться, она поднялась по лестнице в свою комнату. Все в Америке было для нее новым и пугающим.


Глава 19


Торн натянул поводья серого мерина, которого взял напрокат в платной конюшне Чарлстона. Он спешился и молча стоял, любуясь Стоддард-Хиллом.

Время как будто остановилось, и его подхватила лавина детских воспоминаний. Словно глядя на долго отсутствующего друга, он прошелся взглядом по широкой лужайке к старому зданию из красного кирпича, которое было родовым гнездом семейства Стоддардов с середины семнадцатого столетия.

Особняк был выстроен в стиле итальянской виллы, с высоким и величественным главным зданием, похожим на часового, с двумя одинаковыми крыльями по бокам. Крыло с правой стороны дома служило огромной библиотекой, а в другом мужчины семейства Стоддардов из поколения в поколение собирались, чтобы обсудить новости и виды на урожай.

Стоддард-Хилл когда-то славился урожаями индиго, риса и хлопка. Великолепные сады и прекрасные парки поднимались над зеркальными водами озера.

Но сейчас повсюду виднелись следы запустения. Стояло лето, однако он не обнаружил признаков того, что поля возделываются. Нигде не было видно хлопковых стеблей с нераскрытыми коробочками, как должно было быть. При более внимательном рассмотрении он заметил, что обычно безупречный сад неухожен, а цветочные клумбы заросли сорняками. Что произошло?

Более сотни лет плантация переходила к старшему сыну семьи. Теперь Вильгельмина, наверное, воображает себя полновластной хозяйкой. Как, должно быть, злорадствовала и торжествовала она в ту ночь, когда отец выгнал его из дому.

Неприкрытый гнев вспыхнул в душе Торна. Даже сейчас эта ведьма, возможно, попытается не дать ему увидеться с отцом, но он к этому готов. Никто больше не помешает его возвращению домой.

Конечно, всегда существует вероятность, что отец не захочет его видеть. В этом случае Торн готов уехать и больше никогда не пытаться связаться с отцом.

Торн намотал поводья коня на руку и повел животное вперед, не зная, какого приема ожидать.

Он всегда считал себя человеком бесстрашным, но предстоящая встреча с отцом волновала его. Он всегда восхищался отцом, и до появления в доме Вильгельмины они были очень близки, очень любили эту землю.

Теперь, став старше, Торн осознал, каким дураком был, что позволил Вильгельмине так легко избавиться от него. Он должен был рассказать отцу всю правду, а сейчас, возможно, уже слишком поздно.

Когда он приблизился к конюшне, ему навстречу вышел мальчишка с улыбкой на черном лице.

— Хотите, чтоб я поставил вашу лошадь в стойло, сэр?

— Нет, — ответил Торн. — Возможно, я ненадолго. Просто держи ее в тени, дай воды и овса.

— Слушаюсь, сэр, — бодро отозвался мальчишка и повел коня в прохладу конюшни.

— Хозяин дома? — спросил Торн, не сознавая, что затаил дыхание в ожидании ответа.

Глаза мальчишки окидывали Торна с открытым любопытством.

— Да, сэр, хозяин дома, но ему нездоровится, и хозяйка… она больше не разрешает ему принимать гостей, а сейчас ее дома нету, поэтому вы не можете с ним увидеться.

Глаза Торна обежали конюшни, ища старого конюха Рубина, который занимался лошадьми, сколько Торн себя помнил. Рубин усадил Торна на его первую лошадь и учил его ездить верхом. С замиранием сердца он спросил:

— Кто ухаживает за лошадьми?

Мальчик покачал головой.

— Хозяйка наняла нового человека после того, как старый Рубин помер. Теперь тут командует мистер Тернер. Я его помощник, — с гордостью добавил он.

С суровой решимостью Торн зашагал к дому, не зная, как его там встретят и насколько серьезна болезнь отца.

Когда он поднялся по ступенькам и остановился перед дверью, целая лавина чувств обрушилась на него, и он положил ладонь на дверной молоток и, пока не передумал, постучал.

Торн не был знаком с человеком, который открыл дверь, и вперил в него угрюмый, мрачный взгляд. Сколько он себя помнил, дворецким у них был Франклин. Этот мужчина, должно быть, заменил его. Неужели все так изменилось? — недоумевал он.

— Я хочу видеть мистера Стоддарда, — сказал Торн властным тоном.

— Хозяин не принимает гостей, а хозяйки нет дома. Вам придется заехать в другой раз.

Дворецкий начал было закрывать дверь, но Торн схватился за нее и оттолкнул его в сторону.

— Я Торн Стоддард и желаю видеть своего отца. Где он?

Дворецкий ошеломленно заморгал.

— Вы его сын?

— Разве я не сказал это только что? А теперь немедленно проводи меня к отцу.

Хотя Торн не повышал голоса, дворецкий, судя по расширившимся зрачкам, понял, что с этим человеком шутки плохи.

— Д-да, сэр. Он в саду.

Торн отпихнул дворецкого в сторону и зашагал через холл, мимо винтовой лестницы, к задней двери. Он несколько секунд постоял на застекленном крыльце, потом пошел дальше по выложенной кирпичом дорожке, обуреваемый детскими воспоминаниями. Он вспомнил время, когда они с отцом гуляли в саду, делились впечатлениями о книгах, которые прочли, или обсуждали последнее политическое событие.

Он взглянул на другую сторону зеркального пруда, туда, где склон холма радовал глаз ярко цветущими азалиями. Вдалеке виднелись орошаемые рисовые поля. Сонный ручеек лениво журчал среди магнолий, и яркое солнце заливало своим теплом и светом весь Стоддард-Хилл. Земля так и бурлила жизнью. Торн знал, где найдет отца. Когда он увидел маленький коттедж «Медовый месяц», то приостановился, чтобы полюбоваться его красотой. Коттедж был построен Винсентом Стоддардом более ста лет назад, когда ему захотелось иметь уединенное местечко, где бы он мог проводить время со своей молодой женой. Коттедж был выстроен из итальянского мрамора, с окнами от пола до потолка, из которых открывался великолепный вид на Стоддард-Хилл.

Торн нерешительно подошел к приоткрытой двери, распахнул, ее и оказался лицом к лицу с отцом.

Время, похоже, не было благосклонно к Бенджамину Стоддарду. Когда-то гордо расправленные плечи теперь ссутулились, голубые глаза потускнели, а волосы почти полностью побелели.

Целую долгую минуту мужчины разглядывали друг друга, и когда Бенджамин улыбнулся, в его голубых глазах промелькнула неуверенность.

— Наконец-то блудный сын вернулся домой к своему горюющему отцу. Почему тебя так долго не было? Ты мог меня уже и не застать.

Торн ответил не сразу, был слишком встревожен болезненным видом отца.

— Мне сказали, что ты нездоров, отец.

Бенджамин покачал головой, глаза его блестели, губы тряслись.

— Ничего страшного. Как ты, сынок?

— Полагаю, ты знаешь, что после смерти дяди Дэвида я стал владельцем и капитаном «Победоносца».

— Слышал. Я часто пытался представить тебя в каком-нибудь далеком порту. — Глаза Бена опечалились, а мысли, казалось, разбежались. — Как жалко, что ты не приехал раньше. Теперь от меня осталась одна оболочка. Я старый и уставший, как эта земля. Мы с ней износились.

Торн никогда раньше не слышал, чтобы отец жаловался на жизнь, и это разрывало ему сердце. Его голос, однако, прозвучал спокойно, когда он заговорил:

— Я не был уверен, что мне будут рады, отец.

Глаза старика затуманились, и он опустился в одно из двух кресел в стиле королевы Анны.

— Сынок… Торн… я очень дорого заплатил за то, что не поверил тебе. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

— Мы не будем об этом вспоминать, если не хочешь, — сказал Торн.

Счастье осветило морщинистое лицо Бенджамина, рот расплылся в улыбке.

— Я так долго молился об этом дне. Боялся, что умру раньше, чем снова увижу тебя. Теперь, когда ты здесь и возьмешь бразды правления в свои руки, Стоддард-Хилл снова расцветет.

— Я пока еще не решил, что буду делать.

Глаза Бена горели энтузиазмом.

— Ты сам видишь, как ты нужен. Стоддард-Хилл нуждается в крепкой руке.

— Я бы приехал раньше, но…

Бенджамин вскинул руку.

— Не бери вину на себя, когда ты знаешь, что она на мне. Я уже сто раз побывал в аду, но это ад, который я сам создал. В том, что случилось, мне некого винить, кроме себя, самого.

— Давай забудем об обвинениях и о том кто виноват, отец.

— Позволь мне закончить, Торн. Теперь я знаю, что произошло той ночью, когда я выгнал тебя. Я знаю, ты был ни в чем не виноват.

— В этом нет необходимости, отец.

— Для меня есть, Торн. Мы оба знаем, кто виноват в том, что…

Вильгельмина стояла в дверях с лицом, пылающим гневом и с колотящимся от страха и возбуждения сердцем. То, чего она страшилась, произошло. Итак, Торн вернулся, и она не знает, чем это чревато.

— Так-так! — проговорила она голосом, пронизанным сарказмом и бравадой, которой отнюдь не чувствовала. — Значит, блудный сын вернулся?

Торн взглянул на нее. Она выглядела прекрасно. На лице по-прежнему ни морщинки, черные как смоль волосы уложены в затейливую прическу на затылке. Одета она была в дорожное платье зеленого шелка, облегающее женственную фигуру. Торну подумалось, что большинство мужчин сочли бы ее красивой — только не он.

Бенджамин не без труда стал подниматься на ноги, и Торн помог ему.

— Да, мой сын вернулся, Вильгельмина, и теперь, когда он здесь, все будет по-другому.

— Но, мой дорогой муженек, ты же так не любишь какие бы то ни было перемены. Сколько раз ты говорил мне, что хочешь оставить в Стоддард-Хилле все как есть? — Она напоминала Торну гибкую кошку, когда прошла вперед и подставила щеку для поцелуя. Он предпочел проигнорировать этот жест и отступил на шаг.