Джоанна Линдсей - Побеги любви

– Гилберт не обрадуется, потеряв Киркбург и тебя.

– Ты думаешь, меня это заботит? – ядовито сказала Ровена. – После всего, что он сотворил, меня меньше всего волнует его радость, в чем бы она не заключалась.

Гилберт только вернулся из города, где нанял еще троих всадников и четверых пехотинцев. Тут ему принесли сообщение, которое привело его в сильнейшую ярость. Ровена злорадствовала, видя все это со своего места, где занималась вышиванием.

Она спускалась в большой зал на несколько часов каждый день и могла, таким образом, сообщать всем, что лорду Годвину уже лучше, но он все еще очень слаб, чтобы покидать свою комнату. Гилберт рассудил, что так лучше. Когда придет время, он скажет, что у старого лорда был приступ и он умер.

Сейчас Ровена увидела, что Гилберт вне себя. Он побагровел, свирепо орал на всех, слуги его носились, как сумасшедшие. Первой мыслью ее было – кто-то обнаружил, что пленник бежал. Хотя вряд ли – Гилберт не поднимался в спальню.

Когда он заметил, что она сидит в зале, то постепенно взял себя в руки. Видно было, что он задумался, глядя на нее, и что-то просчитался про себя. Когда Гилберт подошел к ней, у Ровены перехватило дыхание от внезапного страха, что он опять будет принуждать ее к тому, чего сделать она уже не в состоянии. Однако услышанная новость была такова, что, не будь здесь рядом Гилберта, она бы рассмеялась.

– Не знаю как, но Фулкхест обнаружил, что я здесь, в Киркбурге, и движется сюда!

– Ты говорил, что он в Туресе.

– Он и был там. Но его предупредили о приближении моего войска, и он ушел оттуда еще до начала осады, чтобы собрать пополнение. И, должно быть, собрал, поскольку движется сюда с пятьюстами воинами.

– Но если он собрал новое войско, почему тогда не вернулся в Турес?

– Не говори глупостей, Ровена, – нетерпеливо осадил ее Гилберт. – Замок Турес был главной крепостью твоего отца. Ты знаешь, как надежно он защищен. Те люди Фулкхеста, что остались внутри него, могут выдержать многие недели осады. И, конечно, ему незачем ехать в Турес, если он уже разузнал, что я здесь не более чем с десятком воинов. Если он меня поймает, то будет диктовать такие условия, что мне придется распустит войско.

– Или он может убить тебя! – Ровена обрадовалась про себя, увидев, как он побледнел. – А ты уверен, что это он? – спросила она. – Ведь Турес в двух днях езды.

– Здесь невозможно ошибиться. Это его знамена, его герб. Проклятый красный огнедышащий дракон на черном поле. И он будет здесь меньше чем через час, так что я вынужден бежать.

– А я?

– Он возьмет эту крепость, буду я здесь или нет. Фулкхест узнал, что она моя, а он обещал захватывать все мои владения, после того как мы вторглись в его Дайвуд. Черт побери, никак он не успокоится, даже смерть моего отца ничего не изменила.

Ровена не понимала этих вещей. Но она не была испугана тем, что сюда идет лорд Фулкхест, или тем, что Гилберт оставляет ее здесь. Если это помешает Гилберту в его планах, она будет только рада.

– Ты договоришься с ним от себя, – продолжал Гилберт. – Он не причинит тебе вреда. В прошлом году, захватив леди Эванс, единственное, чего он требовал – дать вассальную клятву. Сделай то же самое, если он будет настаивать, поскольку это не имеет никакого значения. Я вернусь сюда с войском через три дня и выбью его отсюда. Это легче сделать здесь, чем под Туресом, потому что Киркбург легче окружить. И у меня сейчас достаточно людей, чтобы это сделать – в три раза больше, чем у него. Не бойся, Ровена, я возьму тебя обратно под опеку очень быстро.

Говоря это, он притянул ее к себе и поцеловал отнюдь не братским поцелуем. Она была в шоке и смятении. До сего самого момента она не догадывалась, что он желает ее.

Только когда Гилберт уехал, Ровена поняла, что теперь, благодаря этой неожиданной помехе, она спасена. Гилберт был так занят нападением Фулкхеста, что совсем забыл про пленника, прикованного наверху. Если теперь возникнет вопрос о нем, она сможет все свалить на захватчиков.

Удачно, что об этом можно не беспокоиться. И можно вообще не думать о Гилберте. Сначала ее намерением было тоже уехать из крепости и спрятаться в городе. Но Фулкхест, видимо, жаждет не только захватить крепость, он еще обуреваем жаждой мести, и такой человек может сжечь дотла город в поисках Гилберта и леди Киркбург. Бежать в леса, подобно тому, как бежал их пленник, бессмысленно. Пешком, без денег, она не имеет шанса добраться до матери раньше, чем Гилберт узнает о ее побеге.

Значит, пока ей придется последовать указаниям Гилберта, поскольку ничего иного не остается. Она подождет и посмотрит, какие условия ей предложат, и будет исходить из них. Возможно, они не знают, что крепость совсем беззащитна. Ворота закрыты. Снаружи Киркбург выглядит могучей крепостью. Скорее всего, она сможет выторговать приличные условия для себя и для слуг.

И раз она встретится с Фулкхестом и примет его условия, может быть, ей даже удастся обратиться к нему за помощью. Если он не хуже Гилберта, она могла бы стать его вассалом. Конечно, он уже захватил три ее владения и не захочет отдавать их обратно. Она может не касаться этого вопроса. У нее остались другие земли, которые сейчас под контролем Гилберта, однако Фулкхест все равно собирается отнять их у Гилберта для себя. Она может помочь Фулкхесту. Но поверит ли он ей?…

Милдред собиралась идти с ней в надвратную башню, но Ровена убедила ее остаться в главном зале и сделать все возможное, чтобы успокоить домашних. Она взяла с собой пятерых слуг, так как у нее одной не хватило бы сил опустить железную решетку ворот. Но она опоздала. Воины Фулкхеста были уже рядом, и один взгляд на их войско – пять сотен пеших и около пятидесяти всадников – привел ее слуг в состояние паники.

Они хотели только убежать и спрятаться, и она не могла осуждать их за это, так как в глубине души чувствовала то же, что и он. Но она не поддавалась страху, он только придал некоторую холодность ее тону, и Ровена невозмутимо объяснила им, что если они убегут, то умрут. Либо враг расправится с ними, когда разобьет ворота, либо, если это не удастся, она прикажет их убить за то, что они ее бросили. Люди остались с ней, но распластались на полу, так как лучники врага уже обстреливали башню.

Ровена наблюдала за происходящим, призывая себя к спокойствию. Красный дракон, изрыгающий пламя, да, этот герб ясно виделся на знаменах и на одежде воинов. Это действительно войска Фулкхеста, хотя она не могла понять, кто из всадников – он сам.

Через некоторое время один из них отделился и поскакал к воротам. Это был не рыцарь, скорее оруженосец.

У него оказался зычный голос, и Ровена расслышала каждое слово. Она не верила своим ушам. Никаких условий, никаких предложений. Полная сдача или полное уничтожение. Ей давалось десять минут на размышление.

Размышлять здесь было не о чем. Даже если это хитрость, в чем она сомневалась, она не успела ничего сказать, так как слуги ее бросились открывать ворота без всякого приказания. Ровена не останавливала их. Все, что оставалось сделать, это спуститься во двор и ждать неприятеля.

Рыцари въезжали в ворота, выровняв строй, а во дворе не осталось никого, кроме Ровены. Не было похоже, что они этому удивлены. Они рассредоточились вдоль стен крепости, явно не ожидая сопротивления.

Остальные воины с тремя рыцарями во главе приблизились к тому месту, где стояла Ровена. Рыцари спешились, двое из них – в богато украшенных доспехах – явно лорды, возможно, один из них Фулкхест, а другой его вассал. Третий медленно направился в сторону Ровены, доставая на ходу меч из ножен. Он не смотрел в ее сторону, и лицо его было в тени.

Ровена стояла так, что солнце позади него било ей прямо в глаза. Поэтому она не могла ничего разглядеть, кроме сверкающих доспехов. Шлем был надвинут низко на лоб и скрывал черты лица. Единственное, что было заметно, это жесткие складки вокруг рта.

Ровена хотела было поздороваться, но сумела издать только стон, потому что в этот момент рыцарь скрутил ей руки, причем так сильно, что она думала, он переломает ей кости. Глаза ее закрылись от боли, но он легонько тряхнул ее, и она взглянула на него.

– Твое имя?

Его голос был таким же жестким, как складки вокруг рта. Ровена не знала, что можно ожидать от него. Он должен был знать, что разговаривает с леди, но вел себя с ней так, будто она из самых низших вилланов, и это ужасало ее.

– Ле-леди Ровена Бел… Лионс, – едва выговорила она.

– Больше не леди. Теперь ты моя пленница.

Ровена испытала почти облегчение. По крайней мере он не собирается зарезать ее прямо здесь, на ступенях. Быть пленницей не так страшно, и это временно. Многие люди знатного рождения попадали в плен, и с ними обращались вполне любезно, соответственно их положению. Но что означают его слова о том, что она больше не леди?

Он все еще держал ее мертвой хваткой, чего-то ожидая. Чего? Что она будет возражать против плена? Но это явно бессмысленно. Из того, что она видит и чувствует, ясно, что он намного хуже Гилберта. Чего можно от него ожидать?

Она постаралась привести себя в чувство, зная, что он наблюдает за ней, но не рискуя взглянуть на него и убедиться в правильности своей догадки. Наконец он повернулся, не выпуская ее, но лишь затем, чтобы передать ее в руки другого человека, стоявшего позади него.

– Отвези пленницу в замок Фулкхест и помести ее в мою темницу. Если ее там не будет, когда я вернусь, ты поплатишься головой.

Мужчина побледнел. Ровена не видела этого. Она была потрясена его словами.

– Но почему? – вскричала она, однако Фулкхест уже отвернулся и пошел прочь.

Милдред наткнулась на него в злополучной комнате, куда ходила кормить пленника последние несколько дней. Высокие свечи уже прогорели, но он нашел еще свечу и вставил ее в металлический подсвечник. Его люди рыскали по крепости, забирая все, что попадалось под руку. Она не понимала, что он собирается найти здесь, ведь одного взгляда достаточно, чтобы понять, что в этой комнате нет ничего, кроме кровати. Она не решалась заговорить.

Он просто стоял, глядя на эту кровать. Он снял свой железный шлем, но подшлемник все еще скрывал его волосы. Он был очень высок. И эти широкие плечи ей напоминали…

– Что тебе надо?

Она вздрогнула. Ей казалось, что он не заметил ее в дверях, так как стоял отвернувшись, а она не издала ни звука. И сейчас, задавая вопрос, он не обернулся в ее сторону. Вместо этого он наклонился и вытащил длинную цепь из-под кровати, и она наблюдала, сбитая с толку, как он обмотал себе эту цепь вокруг шеи, как шарф, оставил болтаться свободно свисавшие до его пояса концы. Ее проняла дрожь. Для чего он берет эту цепь, не иначе как собирается использовать для кого-нибудь.

– Отвечай!

Она дернулась и залепетала:

– Они… они сказали, что вы лорд Фулкхест.

– Да.

– Пожалуйста, скажите, что с моей леди. Она не вернулась…

– И не вернется – никогда.

Он повернулся к ней при этих последних словах, и Милдред отпрянула назад.

– Милостивый Господь, только не вы?!

Угол его рта прогнулся в угрожающей усмешке.

– Почему же не я?

Милдред подумала о бегстве. Она подумала о мольбе. Она подумала о ее милой Ровене в руках этого человека, и ей хотелось закричать.

– О, Господи, пощадите ее! – вскричала она в ужасе. – У нее не было выбора…

– Замолчи! – заглушил ее его окрик. – Ты думаешь, сможешь оправдать в моих глазах то, что она сделала со мной? Меня не интересуют ее резоны. Но я дал клятву, что никто из тех, кто причинил мне вред, не избежит моей мести, пока не получит стократ за нанесенную обиду.

– Но она леди!

– То, что она женщина, только спасло ее жизнь! Но это не изменит ее участи. И ты не спасешь ее. Или будешь подвергнута той же участи сама.

Пока Уоррик вел ее к дверям комнаты напротив, Милдред молчала. Он вошел в комнату. Милдред немного отстала. Уоррик не оглядывался, но понял, что она остановилась, чтобы взять себя в руки, унять слезы, которые лились непрерывными потоками из ее карих глаз. Он обязан ей, но если она еще будет просить за эту русоволосую шлюху, то он действительно посадит ее в ту же темницу. Он никого не предупреждает дважды.

Большая комната, в которую они вошли, была украшена и обставлена так, что было сразу видно – она предназначалась для кого-то из знатных людей. В ней, правда, не чувствовалось личных примет того, кто здесь обитал. Но Уоррик догадывался, чья это комната. Он откинул крышку сундука, и обилие богатых вещей и украшений подтвердило его догадку.

Он только спросил:

– Ее?

Голос не слушался Милдред, но каким-то образом она сумела ответить:

– Да.

– Моим дочерям это подойдет.

Он сказал это с таким равнодушием, которое возмутило Милдред, и гнев пришел на место страха, однако она была не настолько глупа, чтобы показывать ему свои чувства.