Джил Грегори - Побещай мне рассвет

– А потом, уже под конец плавания, она как-то остановила мою бедную женушку, Летти. Я видел, как они разговаривают на палубе, но стоял слишком далеко, чтобы разобрать, о чем шла речь. Но, когда эта ведьма закончила говорить, Летти заплакала. Она бросилась ко мне, словно перепуганный кролик, и пересказала слова госпожи Кэди.

Белинда, застывшая на скамье, ошеломленно смотрела на говорившего. Ей просто не верилось, что он произносит под присягой столь чудовищную ложь, но Фелпс рассказывал все дальше и дальше свою гнусную историю, а весь зал завороженно ему внимал.

Кузен Джонатан наклонился вперед, крепко сцепив костлявые руки; его странные глаза-ледышки блестели.

– Продолжайте, йомен Фелпс, – проскрежетал Джонатан Кэди, кивая, – расскажите, о чем эта молодая женщина разговаривала с вашей женой.

– Она пригрозила Летти, что напустит порчу на нее и еще не родившееся дитя! Сказала, что они стоят у нее на пути и что она избавится от обоих! О, судья Кэди, какого страху она нагнала на мою бедную женушку! Я отправился к госпоже Кэди, предупредил, чтобы она оставила нас в покое, а потом, сэр, мне оставалось только молиться о защите от ее колдовских козней.

Фелпс повернул рыжую голову и посмотрел на Белинду. Ее огненные рыжие волосы свободно падали на плечи, пламенея на фоне мрачного шерстяного платья.

– Когда мы причалили, я думал, я надеялся, что мы от нее избавились! – продолжил Фелпс, и голос его задрожал от гнева. – Мы с Летти обосновались в Ан-довере и вскоре по чистой случайности познакомились с женщиной по имени Ханна Эмори. Она приехала из деревни Сейлем ухаживать за больной сестрой. Ханна рассказала, что раньше работала у судьи Кэди, но потом его осиротевшая родственница, девица по имени Белинда Кэди, заменила ее.

Джонатан кивнул. Его бледное лицо зловеще выделялось в полумраке молельного дома.

– Продолжайте.

– Ханна Эмори дурно отзывалась о госпоже Кэди. Говорила, что побаивалась ее из-за дьявольских волос. Ее беспокойство передалось мне, хотя я и не сказал Летти ни слова. – Фелпс покачал головой, в его голосе появилась грусть. – А потом Летти подошла пора рожать. У нее начались ужасные боли. Не было никаких сил слушать, как она кричит, что ведьма убивает ее! Я страшно перепугался, но все время молился за нее. Однако она умерла при родах, судья, и ребенок вместе с ней! Я остался без жены и сына, совсем один! – Он в гневе подскочил к скамье, на которой сидела объятая ужасом Белинда и ткнул в нее пальцем. – Она убила их! – взревел Фелпс. – Эта рыжеволосая ведьма своими сатанинскими заговорами убила мою жену и ребенка!

– Нет! – Белинда вскочила. – Это ложь! Я была едва знакома с Летти Фелпс, но… но она мне нравилась! Я никогда не ссорилась с ней и не угрожала ей. Поверьте! В его рассказе ни единого слова правды!

– Повесить ведьму! – взвизгнула Фрэнсис Майлз, в очередной раз схватившись за голову.

– Повесить ведьму! – подхватили девицы писклявыми, пронзительными голосами.

– Да, повесить ведьму! – заорал Том Фелпс, потрясая в воздухе своими огромными кулачищами. – Пусть жизнью заплатит мне за жену и сына!

– Нет! – вскрикнула Белинда, отбиваясь от схвативших ее угрюмых охранников. – Я невиновна! Невиновна! Все мое преступление заключается в цвете моих волос, но я такой родилась. Я спасла жизнь ребенку Уилла Гершолма – отыскала его, не дав утонуть в пруду! Неужели вы этого не понимаете? Я никому не причинила зла в этой деревне – и ни в каком другом месте. Я требую, чтобы вы доказали обратное!

– Ты погубила мою семью! – заорал Фелпс.

– Ты денно и нощно истязала меня и других несчастных девушек! – выкрикнула Фрэнсис.

– Повесить ведьму!

Джонатан Кэди ударил кулаком по столу, призывая к порядку. Наконец рев в зале стих. Стражи, схватив Белинду за руки, подтащили ее к столу мирового судьи. Джонатан оглядел ее. Его худое, бледное лицо было сурово и непреклонно.

– Моя обязанность – сообщить, что вы признаны виновной в колдовстве, – объявил он. – Я приговариваю вас к казни на Холме виселиц, где вы будете висеть до тех пор, пока нечистая сила окончательно не изыдет из вашего тела. – Его губы злобно скривились. – Повешение состоится завтра, ведьма Кэди. Вы и ведьма Бруер умрете вместе. На рассвете вы обе взойдете на виселицу!

Белинда смутно воспринимала суету вокруг себя: крики, толкотню, бормотание молитв. Она почувствовала, как чьи-то грубые руки схватили ее, поволокли, и сообразила, что она уже не в молельном доме, а на улице, на солнце, и ее ведут по площади обратно в тюрьму. Она заморгала, ослепленная ярким светом, споткнулась, но охранники потащили ее дальше. Белинда попыталась вырваться из цепких рук, но у нее не осталось на это сил. Далее она очутилась в коридоре, потом – возле своей крохотной камеры. Дверь распахнулась, и ее втолкнули внутрь. Белинда распласталась на своем тюфяке, сквозь шум в ушах едва слыша стук закрываемой двери и бормотание удалявшихся стражников. Потом она услышала исполненный ужаса голос Люси и с трудом подняла глаза на взволнованное лицо подруги.

– Белинда, Белинда, ты слышишь меня? – Голос Люси, казалось, доносился откуда-то издалека. – Что они с тобой сделали? Что случилось?

Белинда облизала пересохшие губы. Она попыталась заговорить, но из горла вылетело лишь хрипение. Она откашлялась и медленно, как во сне, покачала головой.

– Нас повесят, Люси, – прошептала она. – Тебя и меня. Завтра, на рассвете, на Холме виселиц.

Люси с плачем упала возле нее.

– Нас повесят, – повторила Белинда.

Джастин Гардинг наблюдал, как рассвет развеивает последние зыбкие ночные тени. Едва зародившись, он разливал по небу теплое розовое сияние, с каждым мигом становясь все сильнее, увереннее. День обещал быть солнечным. Джастин уткнул лицо в ладони.

Рядом заворочался на своем тюфяке Саймон Фостер.

– Джастин? – раздался в темноте камеры его хриплый шепот. – Ты… в порядке?

Джастин медленно поднял голову и уставился на Саймона затуманенным взглядом.

– Да, – отрывисто произнес он, но искаженное мукой лицо выдавало его истинное состояние.

Саймон сел, потянулся, затем наклонился вперед и похлопал друга по широкой спине.

– Ты опять не спал, – спокойно заметил он. – Все думаешь про… Ублюдка?

– Нет. На этот раз нет. – При упоминании этого прозвища Джастин скривил губы.

Шесть лет назад, когда он вступил в единоборство с пиратами, охотившимися за торговыми судами, Морскому Ублюдку, одному из пиратских главарей, удалось захватить Серого Рыцаря в плен. Джастин тогда провел на корабле Ублюдка целую неделю и вдоволь насиделся взаперти, подвергаясь пыткам, прежде чем команде удалось его вызволить. То ужасное время он запомнил навсегда. Прошлой ночью – сразу после заточения в бостонскую тюрьму – он пролежал без сна почти до рассвета, отгоняя воспоминания, навеянные этой темной, тесной камерой. Уже почти на заре он наконец задремал, но вскоре проснулся, весь в поту, и распахнул горящие ужасом глаза. Морской Ублюдок снова явился ему в ночном кошмаре. На какое-то время кошмар этот перестал его донимать, но теперь, в тюремной камере, мучения возобновились, и Джастину пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы справиться с охватившей его паникой. Однако этой ночью, после того как его целый день допрашивали бостонские чиновники, ему мешал спать уже не Морской Ублюдок. Нет, это был кое-кто другой. Тот, кто занимал его мысли значительно сильнее, чем жестокий пират. Женщина, чьей силой стали красота, нежность, изящество. Белинда.

– Как ты думаешь, что они с ней сделали? Саймон молча смотрел на друга. Еще до того, как тот заговорил, он знал, о чем думает Джастин.

– Вероятно, она, как и мы с тобой, сидит сейчас в тюрьме, в деревне Сейлем, – сам себе ответил Джастин, сжав губы. Он беспокойно поворочался и встал – высокая, грозная фигура почти целиком заполнила маленькую камеру. – Без сомнения, будет суд. Эх, знать бы, как скоро он состоится и когда их собираются…

– Когда их повесят? – Саймон тоже поднялся. – Джастин, мы не можем допустить, чтобы это случилось! Мало того, что они убили Элизу, – воскликнул он яростно, – так теперь еще погубят и госпожу Кэди?! Вот дьявол, жалко меня там не было, когда появился ее кузен. Уж я бы… – Тут он осекся.

Джастин резко обернулся к нему. На какой-то миг взгляды их встретились. Затем Джастин негромко сказал:

– Ну и что бы ты сделал, Саймон? Подрался бы со всей этой толпой, что собралась в доме? Освободил бы ее? – Он покачал головой. – Неужели ты не понимаешь – я и сам с удовольствием бы так поступил. Мне хотелось разорвать на части Джонатана Кэди, перебить всю эту толпу злобных идиотов! Но, к счастью, здравый смысл одержал верх. Я понял: единственный реальный шанс спасти Белинду в том, чтобы выждать, разыгрывая святую простоту, твердить, будто я понятия не имел, что ее разыскивают за колдовские проделки в Сейлеме. Если бы я попробовал применить силу и потерпел неудачу, то положение было бы еще хуже, чем сейчас. При нынешней ситуации, – он задумчиво прищурился, – мы либо убедим их, что не причастны к укрывательству беглой преступницы, и тем самым добьемся своего освобождения, либо… нам удастся бежать.

– Бежать? – Саймон мрачно оглядел толстенные тюремные стены, массивную дверную решетку. – И как, позволь спросить, ты собираешься это сделать?

Глаза Джастина засверкали.

– Пока не знаю, – пробормотал он. – Но поверь мне, Саймон, я что-нибудь придумаю – даже если для этого мне придется голыми руками согнуть прутья решетки!

Саймон горько усмехнулся:

– Я не сомневаюсь в тебе, Джастин. Я видел, на что ты способен. И конечно, мы как-нибудь сбежим от этих чертовых пуритан. Вот только не опоздать бы. Ты ведь знаешь – на карту поставлена жизнь бедной девушки.

– Да.

Джастин отвернулся и подошел к окну, не обращая внимания на все еще спавших трех других узников. Их арестовали за различные проступки – пьянство, воровство и праздность. Джастин выглянул в окно: солнце заливало золотистым светом пробуждающийся город. На душе у него скребли кошки. Страх переполнял его, не за себя – мало что могло испугать Серого Рыцаря, – но за Белинду. Он все не мог забыть тот последний взгляд, который Белинда бросила на него в ночь, когда ее выволокли из его дома. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы не броситься на ее защиту прямо там, на месте, и все-таки он сумел обуздать свой неистовый порыв и сохранить внешнее безразличие. Он мигом сообразил, насколько важно убедить власти, что он знать не знал о побеге Белинды из Сейлема и о том, что ее разыскивают.

Его история была такова. Они случайно повстречались в Бостоне, возобновили свое мимолетное знакомство, Белинда сказала, что покинула деревню Сейлем, и предложила наняться к его будущей супруге в качестве компаньонки и служанки. Она якобы явилась в особняк на Оливер-стрит в день приезда Гвендолин, познакомилась с ней и тотчас же была принята на службу. Вот почему девушка оказалась в доме и захотела присоединиться к гостям. Все это время он стоял на том, что Белинда лгала ему и он понятия не имел об истинном положении вещей.

После дня дотошных расспросов его история не изменилась ни на полслова. Всегда умевший хладнокровно противостоять нажиму, он не поддавался на попытки смутить или запутать его. Саймон, арестованный в ту же ночь, подтвердил его рассказ. Гвендолин, похоже, тоже пока держалась. Ее не арестовали. Схватили лишь его самого и слуг-мужчин. По иронии судьбы их отправили в ту самую бостонскую тюрьму, где ночевала Белинда, хотя и в другое крыло, так что она даже не узнала об их аресте. Гвендолин же допросили на следующий день на Оливер-стрит, и, кажется, она в точности повторила то, что он шептал ей на ухо, пока уводили Белинду.

Итак, пока все было в порядке. Джастин знал: освобождение его самого и слуг – лишь вопрос времени. И все-таки напряжение не покидало его. Одна мысль о том, что Белинда оказалась во власти Джонатана Кэди, сводила его с ума. Что эти мракобесы там с ней делают? Если ее обидели… Его могучая рука стиснула прутья оконной решетки так, что побелели пальцы. Он выругался, и его голос резко прозвучал в утренней тишине. «Если ее обидели». Конечно, обидели. Но не только Кэди и суеверные обитатели деревни Сейлем. Нет, страдания Белинды гораздо глубже, чем те, которые способна причинить физическая боль. Обиду ей нанес не кто иной, как он сам.

Джастин застонал. Почему, ну почему он вел себя как последний мерзавец? Вместо того чтобы выложить ей всю правду о Гвендолин, объяснить, что он не собирается жениться на этой корыстной ледышке, он сознательно внушил Белинде, что она ничего для него не значит. Он сделал это в гневе, намереваясь преподать Белинде урок, когда она засомневалась в нем, но эта жестокая затея завела его в тупик.

Гнев бурлил в нем – гнев, всецело обращенный на самого себя. Гвендолин перестала что-либо значить для него в ту самую ночь, когда он первый раз предался любви с Белиндой, – в ту непроглядную, ветреную ночь, когда они лежали возле очага в доме ее кузена. Именно тогда он понял, что отныне сердце его без остатка, на веки вечные принадлежит этой пылкой, обворожительной гордячке с огненными волосами. Она избавила его от наваждения, изводившего его душу долгие десять лет, она заставила Джастина осознать: то, что он испытывал к Гвендолин все эти годы, не любовь, а желание самоутвердиться. Гордость – вот что заставляло его так сильно желать Гвендолин, а вовсе не страсть. Белинда, необузданная, прекрасная и любящая, заставила его это понять. Она пробудила в нем страсть, какой он раньше не знал, и, более того, пробудила в нем давно забытую нежность. Она – из тех сильных и преданных женщин, что готовы встать рядом с мужчиной и противостоять любым невзгодам. Ее любовь – настоящая, это не прихоть и не минутный каприз. А он? Что он сделал с ее любовью, с ней самой? Вспомнив о том, сколько боли было в ее глазах, когда она впервые столкнулась с Гвендолин и поняла, что ее предали, Джастин с размаху ударил кулаком по стене. Ему нужно прорваться к Белинде! Он обязан ее вызволить, спрятать в безопасном месте, а потом объяснить и вымолить прощение. А если она откажется простить… Он даже боялся представить, что тогда будет. Закрыв глаза, с одержимостью отчаявшегося человека он молился о том, чтобы она осталась невредимой. Если с ней что-нибудь случится…