Кэндис Проктор - Почему исповедуются короли

– Есть способ…

– Ш-ш-ш, –  пригладил он одеяло. – Спите.

Гибсон не ожидал, что Александри послушается, поскольку уже убедился, что эта пациентка не из покладистых. Но, к его удивлению, она, не прекословя, снова смежила веки.

Устроившись в кресле у камина, он осторожно отцепил деревянный протез. Это не помогло; боль не отпускала – и настолько сильная, что будь его левая нога по-прежнему на месте, он собственноручно отнял бы ее, лишь бы прекратить мучения. Но как ампутировать конечность, которой нет?

На лице выступила испарина, руку трясло мелкой дрожью, когда он вытирал рукавом лоб. Искушение освободить разум от боли, сбежать в сладостные опиумные грезы было почти дьявольски непреодолимым. Чтобы удержаться, пришлось стиснуть зубы и вцепиться в подлокотники кресла, не сводя глаз с измученной лихорадкой женщины, лежавшей в его постели.

Не потому ли он перенес Александри сюда? Не потому ли медлил послать за ее служанкой? Он обманывается, убеждая сам себя, будто борется за спасение ее жизни, когда правда заключается в том, что самим своим присутствием эта женщина спасает его.

– Проблема в том, миледи, что ваши жизненные жидкости не сбалансированы.

Достопочтенный Ричард Крофт, самый известный и уважаемый акушер в Британии, стоял спиной к огню, уткнув подбородок в складки белоснежного галстука. Это был худощавый мужчина немногим старше пятидесяти, с седеющими светлыми волосами,  высокими залысинами, длинным, как и лицо, носом, четко очерченным подбородком и губами тонкими и бледными, словно бы от привычки все время неодобрительно поджимать и втягивать их.    

Леди Девлин сидела в соседнем кресле, сложив руки на коленях. За ее спиной стояла горничная. 

– Я чувствую себя хорошо.

– Ах, – с уничижительной усмешкой Крофт зацокал языком и покачал головой, вызывая у Геро недостойное желание заехать ему в ухо.  – Может, вы и чувствуете себя хорошо, только это, к сожалению, не означает, будто все идет должным образом. Что вы ели вчера?

Геро перечислила.

Крофт в ужасе замахал мягкими белыми руками:

– Но это слишком много! На завтрак вам следует ограничиваться лишь чашкой чаю, причем не раньше десяти. Затем в два часа пополудни можно съесть немного холодного мяса или фруктов, но не то и другое. Ужин должен быть таким же скромным – жидкий суп, например, или кусочек курицы с небольшой порцией овощей. Все вареное, естественно. 

– Если я буду следовать предложенному вами режиму, то вскоре ослабну так, что не смогу перейти эту комнату.

– Именно в этом вся суть, миледи!

– Вчера я читала статью доктора Агостины де Фиоре из Падуанского университета…

– Женщины? – негодующе выплюнул Крофт. – Итальянки?!

– … которая утверждает, что хотя, находясь в положении, и нужно стараться не набирать лишний вес, тем не менее важно по-прежнему употреблять достаточное количество разнообразной и здоровой пищи. Голодание не только ослабляет здоровье будущей матери, но также подвергает риску ребенка.

– Совершеннейший вздор! – Крофт прочистил горло: – Надеюсь, вы принимаете прописанное мной слабительное?

– Мне от него делается нехорошо.

– Вам и не должно делаться от него хорошо! Оно предназначено, чтобы вернуть ваши жизненные жидкости в равновесие. Миледи, прошу, вы обязаны доверять мне в данном вопросе. – Доктор сложил ладони вместе, словно в молитве. – У вас излишне цветущий вид и слишком много энергии. К этому сроку пациентки, которые следуют моим ограничениям, бледны и апатичны, как и подобает женщинам, готовящимся рожать. Мне придется опять прибегнуть к кровопусканию.

Геро молча наблюдала, как Крофт ставит таз и достает из саквояжа ланцет.

– И боюсь, весьма обильному, – добавил он. – В сложившихся обстоятельствах было бы неразумно пустить менее двух пинт[27].

– Двух пинт?!

– Именно, миледи, – подтвердил Крофт, наступая на пациентку с плотно сжатыми губами и взглядом, выражающим устало-снисходительное презрение к слабому полу, с капризами которого он вынужден бороться изо дня в день.

          * * * * * * * *

К тому времени, когда Себастьян добрался до Брук-стрит, пошел снег. Большие, мягкие белые хлопья слетали на землю, припорашивая мостовую и железные перила ведущей в подвал лестницы.

– Сыровато на улице, милорд? – поинтересовался дворецкий Морей, принимая у хозяина шляпу, пальто и перчатки.  

– Боюсь, до вечера нам грозит куда больше сырости. – Взгляд Себастьяна упал на скромную мужскую шляпу, лежавшую на соседнем стуле. – Вижу, приехал доктор Крофт? 

– Да, милорд. Он…

Дворецкий запнулся от донесшегося сверху дребезжащего грохота.

Мгновение спустя по лестнице, развевая полами черного сюртука и обеими руками сжимая перед собой саквояж, пулей слетел невысокий, худощавый человечек с опущенной головой, сжатыми в сердитую линию губами и упрямо выдвинутым подбородком. Но при виде Себастьяна он остановился, раздувая ноздри и дрожа всем телом от негодования.

– Лорд Девлин, – сухо поклонился Крофт, делая последний шаг с лестницы в холл. – Рад видеть, что вы дома, ибо это дает мне возможность лично сообщить вам, что я отказываюсь – да, отказываюсь! – впредь выступать в качестве акушера леди Девлин. Она упряма, своевольна и полна сумасбродных идей, почерпнутых из каких-то нелепых иностранных статеек. Она игнорирует мои советы, не выполняет предписаний, а только что швырнула в меня таз, когда я попытался настоять на кровопускании.

– И как же именно вы «настаивали»?

Тщедушная грудь доктора дернулась от  возмущенного вдоха.

– Иногда у будущих матерей возобладают эмоции, и требуется проявлять мужскую твердость.

– Вам повезло, что леди Девлин не воткнула в вас ланцет.

Черты Крофта потемнели от новой вспышки гнева.

– Действительно, она грозилась это сделать. – Он одернул жилет, сбившийся от поспешного спуска по лестнице. – Я не могу брать на себя ответственность за исход родов, когда пациентка не желает соблюдать мой  «разгрузочный режим». Поэтому отказываюсь от должности. Я также не смогу с чистой совестью рекомендовать леди Девлин в качестве пациентки никому из моих коллег. Откровенно говоря, не представляю, чтобы при сложившихся обстоятельствах вам удалось найти компетентного врача, который согласился бы принимать у вашей супруги роды.

– При каких таких «обстоятельствах»? – с обманчивым спокойствием осведомился Себастьян.

Достопочтенный Ричард Крофт открыл было рот, но затем явно передумал произносить то, что намеревался, и закрыл его.

– О чем это вы? – придвинулся ближе к акушеру Себастьян.

Тот попятился, стукнув каблуками о нижний подступенок.

– Каких обстоятельствах, черт вас дери?

Крофт тяжело сглотнул.

– Ребенок…

– Да?

Кадык дернулся снова.

– Ребенок в неправильном положении. На таком сроке он уже должен был повернуться головкой вниз, готовясь войти в родовые пути. Но этого не произошло. Он лежит… наоборот.

Себастьяну словно кто-то сдавил сердце в груди и двинул локтем в солнечное сплетение, поэтому он не сразу смог выговорить: 

– Что можно сделать?

Крофт покачал головой:

– Ничего.

– В каком смысле, «ничего»?

– Ребенок может еще повернуться сам.

– А если не повернется?

Акушер бочком продвинулся к двери.

– Некоторые младенцы с ягодичным предлежанием переносят роды благополучно. 

– А их матери?

– Некоторые роженицы остаются в живых, – последовал ответ. – Но…

– Но?!

Крофт выпрямил спину и встретил свирепый взгляд Себастьяна с достойной восхищения храбростью.

– Но чтобы выжили и мать, и дитя… Такое случается крайне редко.

Положив руку на полотнище тяжелой шторы, Геро стояла у окна своей спальни и смотрела на падающий с небес снег.

– Мне следует извиниться перед бедным доктором, – заговорила она, когда муж встал у нее за спиной.

– Ты действительно швырнула в него таз?

– Хм. Безобразный поступок, да?

Себастьян обнял жену и привлек спиной к себе. Она пахла шелком, лавандой и собой, и на мгновение его охватил такой прилив чувств, что пришлось крепко зажмурить глаза.

– Пожалуй. Но тем не менее вполне объяснимый. Этот доктор – напыщенный, педантичный осел.

Геро покачала головой.

– Может, и осел, но у него благие намерения. Он искренне верит в свои предписания.

Когда муж промолчал, она добавила:

– Я так понимаю, Крофт сообщил тебе, что ребенок, скорее всего, лежит неправильно?

– По его же словам, ребенок еще может повернуться.

– Может.

Себастьян положил ладони на выпуклость ее живота, надеясь, что Геро не заметит, как нетверды его руки.

– Нам нужно подыскать другого акушера – и желательно не идиота.

– Они все идиоты. – Геро прислонила голову к его плечу, и ее губы изогнулись в странной улыбке. – Если хочешь знать мое мнение, неправильное предлежание ребенка – вот настоящая причина, по которой Крофт умыл руки. Он попросту боится.

 «А кто в здравом уме не побоялся бы принимать тяжелые роды у дочери лорда Джарвиса?» – подумал Себастьян, но вслух не произнес.

– Как насчет Гибсона? – предложила Геро.

– Пол – хирург, а не врач общей практики и не акушер, – напомнил Себастьян.

– Думаешь, для меня это имеет значение? Ты не хуже меня знаешь, что ему уже случалось принимать роды. Во всяком случае, он наверняка может кого-то порекомендовать.

– Увы, по-моему, он разделяет твое нелестное мнение о представителях этой профессии. Но я спрошу.

Себастьян замолчал. В его голове теснились мысли о тех младенцах, которых потеряла мать Геро. «Из-за чего? – задавался он вопросом. – Тоже неправильное предлежание? Или причина совершенно иная? Какое-то отклонение у самой леди Джарвис, едва не стоившее ей жизни?»

– Догадываюсь, о чем ты думаешь, – обронила Геро. – Но я не моя мать.

Она повернулась в объятьях мужа, накрыла ладонью его щеку и поцеловала в губы.

– Все будет хорошо.

Он пропустил сквозь пальцы ее волосы, обхватил затылок и привлек ближе, обводя взглядом очертания щек, нежный изгиб губ. Ему хотелось признаться, как он страшится потерять ее, как не мыслит без нее дальнейшей жизни. И все же он ничего не сказал, даже не прошептал три простых слова: «Я люблю тебя». Произнести их сейчас означало бы допустить возможность, что она может умереть. Поэтому он смолчал.

Геро оказалась храбрее.

– Я не собираюсь умирать.

Себастьян приклонился к ее лбу. Но снова ничего не сказал, ведь она не хуже него понимала, что человек не волен выбирать час собственной смерти.

          * * * * * * * *

Пока Себастьян добирался на Тауэр-Хилл, снег посыпал быстро и густо, крупными хлопьями, которые обжигали лицо и стремительно укрывали город белой пеленой.

– Господи Боже, Девлин, – охнул Гибсон, когда приятель ввалился к нему в дом, оббивая снег с сапог. – Зачем тебя понесло на улицу в такую погоду?

Себастьян высвободился из мокрого пальто.

– Мне срочно нужно имя хорошего акушера, Пол.

Гибсон запнулся на полпути к своей крохотной гостиной и с изумлением оглянулся:

– Я думал, леди Девлин наблюдает достопочтенный Ричард Крофт.

– Он от нее отказался. Будто бы потому, что моя супруга не самая кроткая и послушная пациентка. С этим не поспоришь, но, если говорить начистоту, полагаю, Крофт попросту боится Джарвиса. Ребенок лежит неправильно, Пол.

– Я бы пока не особо волновался – срок ведь еще небольшой. Младенец должен появиться на свет в апреле. Он повернется поближе к родам.

Себастьян открыто встретил взгляд друга.

– Боюсь, срок был несколько преуменьшен, чтобы успокоить языки великосветских сплетников. До родов неделя-две.

– Ох. – Выражение лица Гибсона подтвердило все худшие опасения, даже с избытком. – Матерь Божья, – негромко добавил он и отвернулся, чтобы налить два стакана бургундского.

– Все так плохо? – спросил Себастьян, не сводя с него глаз.

Гибсон протянул ему вино.

– Иногда ребенок поворачивается чуть ли не в последнюю минуту.

– Имя знающего акушера, Пол. Мне оно необходимо. И срочно.

Гибсон смахнул со лба упавшую прядь волос. Себастьян наконец заметил, что друг не только побрился, но и повязал чистый галстук и явно заставил миссис Федерико выгладить ему рубашку.