Кэндис Проктор - Почему исповедуются короли

– Да, несколько лет назад.

– Но Пельтан по-прежнему любил ее?

– Неизменно.  

– Вы знаете, как зовут эту женщину? – сохраняя ровный тон, поинтересовался Себастьян.

– Он называл только ее имя. Джулия.

За их спиной с металлическим лязгом стукнула калитка. Обернувшись, Себастьян увидел, что к ним широким шагом направляется Армон Вондрей, размахивая сжатыми в кулаки руками и осторожно ставя ступни, чтобы не поскользнуться на подтаявшей дорожке.

– Вы! – издалека зычно выкрикнул француз, протыкая воздух указательным пальцем. – Что вы здесь делаете? Не приближайтесь к моей дочери! Держитесь от нее подальше!

Коснувшись края шляпы, Себастьян поклонился молодой вдове.

– Благодарю вас за помощь.

В ее взгляде он не заметил ни тени страха. Шумное неистовство отца явно не испугало Мадлен.

– Я приложила бы все силы, чтобы вам помочь, – негромко сказала она. – Я очень хочу, чтобы убийцу Дамиона Пельтана предали правосудию.  

Голос Вондрея гремел по заснеженному садику.

– Зачем вы сюда явились, а? Что, по-вашему, такого может рассказать моя дочь, чем вы могли бы воспользоваться? На Пельтана напали грабители; если хотите найти его убийц, ищите в трущобах Лондона. А не здесь!

Себастьян еще раз коснулся края шляпы:

– Monsieur.

Француз резко остановился. Его полное лицо раскраснелось, дыхание хрипло вырывалось из груди и клубилось вокруг белыми облачками, пока он молча сверлил незваного гостя свирепым взглядом.

Проскользнув мимо него, Себастьян направился к калитке.

– Держитесь подальше от моей дочери! – выкрикнул вслед ему Вондрей. – Вы слышите? Слышите?!

Себастьян снова развернулся к нему лицом: 

– Вы явно чего-то боитесь. Чего же?

Но Вондрей только сжал челюсти, тараща глаза, словно человек, вдруг увидевший наяву один из худших своих кошмаров.

          * * * * * * * *

– Итак, леди Питер солгала тебе, – подытожила Геро, беря мужа под руку. Еще не пробило полдень, и супруги пришли сюда, в Гайд-парк, на короткую прогулку, категорически не одобряемую достопочтенным Крофтом. В этот неурочный час и при столь холодной и сырой погоде парк, по сути, находился полностью в их распоряжении. Но дорожки были скользкими, поэтому приходилось внимательно следить, куда ставишь ногу. – Между Дамионом Пельтаном и его обожаемой Джулией было нечто гораздо большее, нежели детская дружба. 

– Да уж. Хотя вполне возможно, что она не понимала, насколько глубоки его чувства.

– Понимала. Она же обещала ждать его.

– Твоя правда. Но прошло слишком много времени. Девушка не могла быть уверена, любит ли Дамион ее по-прежнему или нет. Ее семья была вынуждена покинуть Францию девять лет назад. Это долгий срок.

– Для некоторых мужчин не такой уж долгий, – спокойно ответила Геро, и Себастьян почувствовал, как загораются его щеки. Он сам любил Кэт Болейн восемь долгих лет и даже дольше, и для Геро это не составляло тайны.

Спустя секунду она спросила: 

– Думаешь, поэтому Пельтан решился поехать в Лондон? Чтобы снова ее увидеть?

– Я бы сказал, это весьма вероятно. Хотя не добавляет чести Пельтану, принимая во внимание, что его возлюбленная уже несколько лет как удачно вышла замуж.

– Ты не знаешь, счастлива ли она в браке.

Себастьян вспомнил об увиденных на тонком запястье отметинах, иссиня-черных отпечатках карающей руки разгневанного мужчины.

– Твоя правда, не знаю. На самом  деле, с учетом всего, что мне известно об ее супруге, леди Рэдклифф скорее несчастлива в своем замужестве.

– Интересно, знал ли об этом Дамион Пельтан? – посмотрела на мужа Геро.

Себастьян ответил на ее взгляд: 

– Именно этот вопрос я и намерен ей задать.

          * * * * * * * *

В платной библиотеке Клиффорда на Стренде леди Питер Рэдклифф пыталась поставить книгу обратно на высокую полку, когда Себастьян взял у нее тонкий голубой томик и засунул на место.  

– Позвольте помочь.

– Благодарю вас. – Обтянутые перчатками пальцы нервно сжали ручки ридикюля, зеленые глаза метнулись по сторонам, словно опасаясь свидетелей.  

Сегодня на даме было элегантное прогулочное платье из жаконета с тремя отделанными кантом оборками и лиловый бархатный спенсер. Но наряд был сшит не по последней моде и наводил на мысль, что финансовые дела ее супруга не в лучшем состоянии.

– Я обнаружил, что вы не были правдивы со мной, леди Питер, – негромко сказал Себастьян.

Ее губы приоткрылись в стремительном вдохе.

– Не понимаю, о чем вы.

– Дамион Пельтан не просто друг ваших детских лет. Когда-то он любил вас, как и вы любили его. Покидая Париж, вы обещались ждать его. Вечно.

Следовало ожидать, что Джулия Рэдклифф станет отпираться. Но она только опустила взгляд на свои руки и прикусила нижнюю губу.

– «Вечно» – это слишком долгий срок, – ее голос звучал не громче шепота. – Особенно для женщины.

– Вы знали, что он до сих пор любит вас?

Она медленно покрутила головой. Но предательски погустевший румянец на ее щеках  обличал неправду. 

– Я слышал, Пельтан приехал в Лондон из-за некой дамы. Из-за вас, не так ли?

– Нет! Прошу вас, – хрипло воскликнула леди Питер, поднимая на Себастьяна умоляющие глаза. – Если муж узнает, что я снова разговаривала с вами, он…

– Изобьет вас?

Все краски сбежали с ее лица.

– Конечно же, нет! Что вы такое говорите?!

– Доктор Пельтан приехал в Лондон, чтобы встретиться с  женщиной. Если не с вами, то с кем же?

Джулия Рэдклифф попятилась от него, по-прежнему мотая головой из стороны в сторону.

– С его сестрой, – прошептала она. – Дамион приехал повидаться с сестрой.

– Сестрой? Какой сестрой?

Собеседница воззрилась на Себастьяна так, словно его неосведомленность захватила ее врасплох.

– С Алекси.

Он ощутил, как пульс заколотится в горле. 

– Хотите сказать, Александри Соваж – сестра доктора Пельтана?!

– Разве вы не знали?

– Нет. Не знал.

Себастьян громко постучался в хирургический кабинет на Тауэр-Хилл. В ответ не раздалось ни звука.

Чертыхнувшись под нос, он забарабанил в соседнюю дверь, ожидая увидеть экономку Гибсона, миссис Федерико. Но ему открыла Александри Соваж собственной персоной.

Француженка застыла, держа руку на щеколде, каждой своей чертой выражая неприязнь, и Себастьяну на миг показалось, что сейчас она хлопнет дверью прямо ему в лицо.

– А где Гибсон? – спросил он.

– В больнице Святого Варфоломея.

На раненой было то же самое поношенное серое платье, что и в ночь нападения, однако кто-то явно предпринял попытку отчистить с ткани пятна.

– Похоже, вам гораздо лучше.

– Так и есть. Сегодня утром я сказала доктору Гибсону, что чувствую себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой.

– Тем не менее вы все еще здесь, – кольнул Себастьян, проскальзывая мимо Александри в коридор.

Она щелкнула дверью и развернулась к визитеру:

– Доктор возражает против моего отъезда. 

Себастьян всмотрелся в ее лицо – изящный нос, темно-карие глаза, высокие скулы, – ища сходство с мужчиной, которого коротко видел на прозекторском столе.

Нет, совсем не похожи.

Александри подбоченилась одной рукой:

– Насколько я понимаю, вы считает Пола Гибсона своим другом.

– Да, он мой друг. А в чем дело?

– Вам известно, что он злоупотребляет опием?

Направляясь сюда, Себастьян ожидал совсем не такого разговора.  

– Я знаю, что Пол время от времени принимает лауданум.

– Он зашел в своем пристрастии гораздо дальше.

Не дождавшись ответа, Александри выдохнула:

– Так вы знали – и ничего не предпринимали?

– А что я должен был предпринять? Пол страдает от боли – жестокой, истязающей душу боли. Вы как врач должны понимать его состояние лучше, чем кто бы то ни было. Опий позволяет ему справляться с этим.

– Опий убивает его.

– Боль тоже убивала бы.

– Есть способы помочь избавиться.

– Помочь избавиться от боли или от его при… – Себастьян начал было произносить «пристрастия», но успел поправиться, – привычки.

– От того и от другого. 

– Я пришел сюда говорить не о Гибсоне. Я пришел спросить, какого дьявола вы утаили, что Дамион Пельтан – ваш брат?

Александри  держалась вымученно прямо.

– Как вы это выяснили?

– А разве имеет значение, как я это выяснил?

– Думаю, нет. – Француженка своеобразно, едва заметно передернула плечом. – Я узнала ваш голос еще в самую первую ночь. И сообщила вам только то, что была вынуждена, поскольку не доверяю вам.

– Из-за того, что случилось в Португалии?

– Естественно. А вы ожидали другого к себе отношения?

Себастьян отмечал напряженные линии возле ее ноздрей, темные тени в ее глазах. Но явились они следствием недавнего ранения или горьких воспоминаний, вызванных его присутствием,  определить не мог.

– Вы больше ничего не вспомнили о нападении в Кошачьем Лазе?

– Кое-что вспомнила, но не все. – Александри сглотнула. – Помню, как мы вышли от мадам Бизетт и направились обратно к Тауэру, надеясь найти там извозчика. Было очень холодно и темно, и Дамион… нервничал. 

– Нервничал? Почему? 

– Он еще с тех пор, когда был маленьким, терпеть не мог темноты.

– Так что же произошло?

– Кажется, я услышала за спиной шаги. Сначала они были далеко, но быстро приближались. Я повернулась посмотреть, кто нас нагоняет, и…  – Александри запнулась и покачала головой: – Это последнее, что я помню.

– Расскажите мне о Самсоне Баллоке.

Шоколадные глаза удивленно распахнулись, затем прищурились. 

– А про него-то откуда вам известно?

– Мне известно, что этот тип угрожал прикончить вас. Почему, черт подери, вы не удосужились упомянуть о нем?

– Но я говорила о нем – по крайней мере Гибсону. Заметьте, Баллок угрожал мне, а не Дамиону. Так какое он может иметь отношение к случившемуся?

– Он винит вас в смерти своего брата. А теперь обнаруживается, что Дамион – ваш брат. Этот мебельщик вырос в семье, где сыновей нарекли Самсоном и Авелем. Нетрудно представить, какие злобные, ветхозаветные взгляды на месть он может вынашивать.

– Око за око и брат за брата? Вы это имеете в виду? – Александри склонила голову набок, словно обдумывая предположение. – Но… Баллок никак не мог знать, что я сестра Дамиона. Никто не знает.

– Я знаю. И тот, кто мне об этом рассказал. Баллок тоже мог выяснить.

– Нет, – мотнула головой Александри. – Наверняка Дамиона убили из-за его причастности к парижской делегации.

– О мирных переговорах было известно весьма ограниченному кругу людей.

– Тем легче определить виновных.

Себастьян присмотрелся к исхудалому, бледному лицу француженки. Кожу бороздили морщинки, оставленные тяготами жизни, недавним ранением и продолжающейся лихорадкой. Собеседники так и не ушли из коридора, а остались у входной двери – давние враги, столкнувшиеся вплотную в узком, ограниченном пространстве. Александри прислонилась спиной к стене. И хотя она нипочем не созналась бы в этом, похоже, находиться на ногах столь долгое время было утомительно для нее.

– Брат рассказывал мне, что какой-то человек пытался его подкупить.

– Подкупить? С какой целью?

– Что-то связанное с делегацией. Дамион тогда перепугался: он опасался как того, что могут сделать с ним за отказ, так и того, что может произойти, если об этом предложении узнают другие члены миссии.

– Почему же вы раньше умалчивали от меня столь важное обстоятельство?

Александри только дерзко посмотрела в ответ.

 – Он отказался?

Темные глубины карих глаз вспыхнули яростным огнем.

–  Mon Dieu, разумеется, отказался! За кого вы его принимаете?

– Кто же предлагал вашему брату взятку?

Француженка нахмурилась:

– Не помню в точности имя. Вроде какое-то шотландское. Не то Килмер, не то Килминстер, не то…

– Килмартин?

– Да, именно так, – подтвердила сестра Дамиона Пельтана. – Килмартин.

Никто не имел более сильного пристрастия к посещению званых вечеров, балов и венецианских завтраков, устраиваемых великосветскими хозяйками лондонских салонов, чем Ангус Килмартин. Себастьян подозревал, что Килмартин на подобных сборищах занимался примерно тем же, чем карманник в толпе, собравшейся поглазеть на повешение, – искал либо нового знакомства, либо пикантную новость, чтобы потом использовать находку для приумножения  своего капитала. Хотя нельзя исключать, что шотландцем двигало стремление показать всему миру, что сын скромного торговца из Глазго теперь достаточно богат и влиятелен, чтобы быть желанным гостем практически повсюду.