Достаю из шкафчика два высоких стакана и медленно, осторожно иду к задней двери. Выключаю сигнализацию и несколько минут просто смотрю на замок.

В моей голове разворачивается сражение. Часть меня хочет открыть эту дверь так же легко как вчера. Но другая часть твердит мне, что чудовища не смогут попасть в мой дом, если я останусь внутри и буду держать дверь на замке.

Открой ее.

Оставь ее закрытой.

Открой эту чертову дверь, Эйлин.

Они вернутся за тобой.

Открой проклятую дверь.

Никогда не отпирай ее.

Доминик снова начинает напевать ту же песенку, и глубокий звук его голоса возвращает меня в настоящее.

- Ты любишь цыплёнка? - спрашивает он беспечно. - Надеюсь, что «да», потому что я приготовил нам сэндвичи с цыпленком, авокадо и салатом. Хлеб я, конечно, не сам пёк, я его купил. Но я сложил все вместе, чтобы приготовить нам сэндвичи.

Я оборачиваюсь посмотреть на него, стоящего в паре метров от меня, ухмыляющегося милой улыбкой, и ждущего, когда я наконец-то открою дверь.

- Я еще и одеяло для пикников привез, чтобы нам не сидеть на влажной траве.

Я опускаю руку на дверную ручку и закрываю глаза, приказывая себе открыть эту чертову дверь.

- Если хочешь, я могу вынести подушки, чтобы ты могла полежать на солнце и впитать в себя его тепло.

- Когда-то я любила солнце, - говорю я, опираясь лбом о дверь. Прохлада древесины мгновенно проходит через все мое тело, успокаивая пульсирующий в каждой частичке меня жар.

- И очень скоро ты снова научишься любить его. Начиная прямо с сегодняшнего дня. Мы можем сидеть здесь и есть наш ланч, а когда закончим, соберем все, и ты сможешь вернуться внутрь. Но сейчас мы должны накормить свои тела с тем, чтобы мы смогли подпитать наш разум.

Я отпираю мой первый замок.

- Я собирался сделать это, - кашляет он. - Ну, знаешь, купить для нас пирог с фундуком, но я не знал, есть у тебя аллергия на орехи или нет. У тебя есть на что-нибудь аллергия?

- Нет, по крайней мере, мне об этом ничего неизвестно, но я не большой фанат мяса, предпочитаю цыпленка и индейку. А еще я не люблю цветную капусту, это просто отрава.

- Ага, я тоже ее не люблю, - говорит Доминик.

Отпираю второй замок и на несколько сантиметров открываю дверь.

- Я принес клубнику и чернику тоже. Надеюсь, ягоды в сумке еще не превратились в месиво. Если «да» то мы можем положить их в стаканы с лимонадом и назвать все это пуншем.

Я широко открываю дверь.

- У тебя есть какой-нибудь любимый сорт сыра? Мне нравится бри… Подожди, или это камамбер? Они выглядят похоже и для меня на вкус одинаковые, я имею в виду, они оба покрыты этой белой субстанцией и оба потрясающие на вкус. Но знаешь, чего я терпеть не могу? Голубой сыр. Сама посуди, они заражают сыр этими бактериями, чтобы сделать его таким жилистым. Пахнет он при этом носками, не то чтобы я засовываю свой нос в вонючие носки или еще что, но так, мне кажется, могли бы пахнуть грязные носки.

Дверь полностью открыта теперь, и я стою всего в шаге от того, чтобы оказаться на улице.

Поворачиваюсь и смотрю на Доминика, он подбадривающе улыбается мне в попытке успокоить.

- Ты близко, Эйлин, - его голос нежен. - Шагни вперед и дыши.

Я поднимаю свою ногу и ставлю ее уже по другую сторону дверного проема.

- Сегодня прекрасный день, чтобы жить, - говорит он, даже не двигаясь в мою сторону.

Он делает то же, что и всегда, даря мне необходимое пространство, и позволяя мне делать это на своих условиях.

- Сегодня прекрасный день, чтобы наконец начать видеть, Доминик, - и я полностью выхожу наружу.

Солнце омывает меня своими яркими, теплыми лучами.

- Думаю, вот здесь замечательное местечко, как по-твоему, Эйлин? - Доминик зовет меня на полпути во двор.

- Конечно, - говорю я, идя ему навстречу.

Он встряхивает свое одеяло для пикников и расстилает его, потом стягивает свои ботинки и садится. Он начинает вытаскивать из полотняных мешочков еду, выкладывает ее на одеяло.

- Знаешь, еда гораздо вкуснее, когда ты сидишь и ведешь приятную беседу с другим человеком, - говорит Доминик, жестом приглашая меня сесть напротив него.

Я тоже снимаю туфли и, переплетя ноги, опускаюсь на одеяло.

- Так, теперь неважно, насколько невкусной окажется моя стряпня, тебе разрешается только хвалить меня.

Я понимаю, что улыбаюсь его глупой шутке.

- Доминик, это фантастически вкусно, я никогда не пробовала ничего вкуснее, - с сарказмом дразню его я.

- Может, перед тем, как заявлять такое, тебе стоит отведать кусочек? Тогда, знаешь ли, это прозвучит более правдоподобно.

- Ты хочешь иметь детей? - спрашиваю я, полностью меняя тему разговора.

Доминик слегка покашливает, но потом быстро восстанавливает свое самообладание.

- В общем-то, это не то, о чем я когда-нибудь серьезно задумывался. Были такие мысли, конечно, но я никогда не был на сто процентов готов для детей.

- Ты женат?

- Был и, полагаю, фактически все еще женат, по крайней мере, пока бракоразводный процесс не завершен.

- И вам с женой никогда не хотелось иметь детей?

- Такая абстрактная мысль посещала меня, но, как я уже сказал, я никогда не рассматривал ее по-настоящему. Да и моя жена не хотела ребенка, поэтому мы и не обсуждали это серьезно.

- Я никогда не задумывалась, хотела ли я ребенка, а теперь я даже забеременеть не могу, - я поднимаю голову к солнцу и закрываю глаза.

- Почему?

- Из-за того, что они сделали. Они лишили меня этого, как и всего того, что они сломали во мне.

- Если и когда ты будешь готова, всегда можно найти другие подходящие варианты, если ты захочешь стать матерью. У тебя еще есть шансы.

Я смотрю на Доминика, который сейчас наливает для нас свой лимонад. Он протягивает мне стакан, и я отпиваю глоток. До чего же кисло! Ничего не могу поделать и зажмуриваю глаза, но, должно быть, у меня получилась какая-то смешная физиономия, потому что Доминик начинает хохотать.

Он делает глоток и морщится сам.

- Блин, должно быть, я забыл положить сахар.

- Ага, я тоже так думаю.

- Ладно, похоже, придется воду пить. Пойду, принесу, - он встает, обувается и заходит в дом, принести нам воды.

Я смотрю на дом, а когда перевожу взгляд снова на одеяло для пикников, я ошеломлена и теряю дар речи при виде того, что находится рядом с моей коленкой.

Блестящее голубое перо.


Глава 12

Проснуться сегодня - пытка. Все мое тело болит; горло саднит так, будто я проглотила кучу острых лезвий, и еще, кажется, у меня озноб.

Даже пошевелиться не могу, не ощутив при этом острую боль во всем теле.

Слышу, как Доминик внизу стучит в дверь, но я не могу себя заставить вылезти из постели и впустить его. Дотягиваюсь до телефона, но в тот момент, как моя рука показывается из-под одеяла, холодный озноб охватывает все мое тело.

Зубы стучат так сильно, что я могу слышать их, и сама я вся трясусь от холода.

Как только я беру телефон, мне звонит Доминик.

- А-а-алло, - сквозь дрожь заикаюсь я.

- Эйлин, открой эту чертову дверь. Что случилось? - Его голос звучит так взволнованно и напряженно.

- Бо-ле-ю, ухо-ди, - с трудом говорю я.

- Не думаю, встань и сейчас же открой мне дверь.

- Н-н-ет, очень плохо. - Я совсем не могу согреться, как бы не старалась укутаться.

- Открой эту треклятую дверь, Эйлин, или я вызову полицию, чтобы они вынесли ее к чертовой матери.

- Лад-лад-но.

Я заставляю себя спуститься и впускаю Доминика. Как только он переступает порог, то кладет свою ладонь мне на лоб и заглядывает мне в глаза.

- У тебя Тайленол есть?

- К-к-кухня, - говорю я, крепко обнимая себя руками.

- Хочешь, я отнесу тебя обратно в постель?

Я трясу головой, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

- Я сейчас принесу тебе Тайленол.

Медленно, я иду к себе и залезаю в кровать, до самого подбородка натягивая все одеяла.

Я слышу его тяжелые шаги на лестнице.

- Вот, держи, - говорит Доминик, протягивая мне две таблетки и стакан воды.

Доминик

Она вся дрожит и такая бледная.

Сажусь на край кровати, пока она глотает и протягивает мне обратно почти полный стакан воды.

- Я приготовлю тебе немного супа, и если озноб не пройдет, я отвезу тебя в больницу.

Она распахивает глаза и, гневно глядя на меня, трясет головой.

- Я не-не-могу…

- Если от этого зависит твое здоровье, то можешь и будешь.

- Н-н-н-нееет, - сквозь сжатые зубы шепчет она.

- Эйлин, я не могу оставить тебя в таком состоянии.

- Я по-по-по-позвоню м-м-моей ма-мее.

- Сейчас я здесь и присмотрю за тобой. Но в случае необходимости, я сам отвезу тебя в больницу.

Она все еще качает головой, но если ей действительно не станет легче, я сделаю все, чтобы обеспечить ее безопасность.

- Я спущусь вниз, приготовить тебе что-нибудь поесть. Я хочу, чтобы ты попыталась заснуть, хорошо?

Она кивает и сворачивается клубочком.

- Эйлин, нельзя так сильно укутываться. Я должен снять с тебя пару одеял, чтобы твой организм мог остыть. У тебя очень высокая температура. - Она издает болезненный утробный звук, но позволяет мне снять с нее несколько одеял.

Она одета в маленькие пижамные шортики, носки и майку. Все ее ноги покрыты шрамами, майка задралась кверху так, что мне виден ее плоский живот. Там тоже везде шрамы и следы от укусов. Я стягиваю с нее носки, ее ноги огнем горят.

- Не укрывайся, хорошо? Тебе надо остыть.

- Уугуу, - стонет она, переворачиваясь.

Меня больше всего беспокоит пневмония. Я останусь и понаблюдаю за ней, и если улучшения не будет, я определенно отвезу ее в приемный покой. В профессии врача есть свои преимущества.

Спускаюсь вниз и звоню Лорен.

- Привет, Дом. Все в порядке? - спрашивает Лорен.

- Нет, Эйлин заболела. Мне надо, чтобы ты позвонила в аптеку, пусть приготовят для меня шприц антибиотика и упаковку пенициллина. Скажи им, что как только я получу лекарства, я передам тебе рецепт. Мне также нужно, чтобы ты принесла мой стетоскоп и мою медицинскую сумку.

- Я позвоню Чарли в аптеку, этот старый кобель мне задолжал услугу, - смеется она. - Я скоро тебе перезвоню.

- Спасибо, Лорен.

Я иду в кухню и начинаю открывать все шкафчики. Здесь не так уж много всего. Может, ее родители как раз должны были привезти ей продукты, но так или иначе на суп для Эйлин здесь не хватит.

Я ищу в ее холодильнике - там и того меньше. Но в морозилке мне улыбается удача. Там есть несколько домашних блюд, два из которых с наклейками «куриный бульон».

Вытаскиваю одно из них и ставлю в микроволновку размораживаться.

Пока я жду, сверху доносится жуткий грохот.

Перепрыгивая через две ступеньки, несусь наверх, пока не оказываюсь у Эйлин в комнате. Она, должно быть, перевернулась на другой бок и упала с кровати, потому что лежит на полу, свернувшись калачиком.

- Эйлин, - пытаюсь разбудить ее я.

- Угу, - шепчет она.

- Ты можешь подняться?

- Уугуу.

Я легко сгребаю ее в охапку и кладу обратно на кровать. Она вся потная, влажные волосы липнут к лицу, а зубы стучать от температуры.

Я убираю волосы с ее лица, и когда снимаю мокрую прядку с ее щеки, она льнет к моей ладони. Это еле заметное движение, но она определенно прижимается к моей руке. Она слегка урчит у моей руки, впитывая мое тепло.

Твою мать.

Что происходит?

Что все это значит?

Твою мать.

Я отодвигаюсь от нее и отхожу к двери и, уперевшись на косяк, наблюдаю за ней.

Через несколько минут раздается звонок микроволновки, указывая на то, что разморозка закончена, и я спускаюсь вниз проверить, приготовился ли суп для Эйлин. Помешиваю его, но там еще попадаются льдинки, поэтому ставлю его обратно в микро.

Слышу кого-то у двери, полагаю, что это Лорен. Я открываю дверь, и Лорен приветствует меня большущей улыбкой и белым бумажным пакетом со шприцом с антибиотиками и таблетками пенициллина.

- Чарли просил передать, что ты можешь не торопиться, но я принесла твои рецептурные бланки, чтобы ты мог выписать рецепт, а я буду возвращаться на работу и занесу ему.

- Спасибо тебе большое за это, Лорен. Ей довольно плохо, но если мне удастся влить в нее немного бульона и лекарств, может, и не нужно будет везти ее в больницу. Тебе нужно будет отменить оставшихся на сегодня пациентов.

Лорен входит в дом и осматривается в холле.

- Не переживай, Дом. Я отменила всех сразу, как ты позвонил мне.

Микроволновка опять пищит, и я гляжу в сторону кухни.