Пэм Розенталь - Почти джентльмен

Он прижал свою книгу к груди, как будто хотел защитить детей, нарисованных на ее страницах. Пожалуй, стоит зайти – выпить эля и еще раз полюбоваться на свое сокровище.

К тому времени, когда кеб приехал на Брансвик-сквер, Феба немного расслабилась. «В конце концов, – подумала она, поморщившись, – мои страдания едва ли можно сравнить со страданиями библейского Иова. И потом, через несколько дней я уеду из города. Меня не будет несколько недель».

Она отдала пакет лакею, велев развернуть книгу и поместить ее на видное место в гостиной.

На столике в фойе, рядом с бледной фарфоровой вазой, лежала кучка писем – судя по всему, приглашения. Она просмотрит их позже. На большинство приглашений придется ответить вежливым отказом, поскольку она уезжает. «Начался сезон охоты на куропаток» – так она объяснит в письмах.

Но сначала нужно принять горячую ванну и, пожалуй, немного вздремнуть перед тем, как отправиться в качестве Марстона на очередную светскую вылазку.

Витая лестница, покрытая мягким ковром, приглашала взбежать наверх и отправиться в ароматную розовую ванную. Но Феба осталась на первом этаже и принялась бродить по комнатам, рассеянно перебирая разные милые безделушки.

«Все в порядке, – сказала она себе, отщипнув лепесток от увядающего розового букета. – Ты больше его не увидишь. Он скоро уедет в Линкольншир».

Что писала о нем газета?

«Этот человек гораздо лучше смотрелся бы на своих щедрых полях, среди тех поселян, чьи права он защищал».

Счастливые поселяне!

Во всяком случае, он совершенно ясно давал понять, что не одобряет городскую жизнь. Феба вздохнула: «Меня (то есть Фица Марстона) он тоже не может одобрить».

Иногда она забывала, что ее место прочно занял Фиц Марстон. Однако десять дней спустя после объединенных похорон Генри и Брайана леди Феба Кларингуорт упокоилась в могиле рядом с мужем и сыном. Кейт помогла все организовать. Она распустила слуг Фебы, тайно увезла подругу в деревню, нашла подходящий женский труп и подкупила врача, который зарегистрировал смерть Фебы.

Правду знали только Кейт и брат Фебы, Джонатан. Все остальные легко поверили в легенду Кейт и не стали возражать против простой панихиды и закрытого гроба. Говорили, что мать Генри, леди Фанни Кларингуорт, перенесла апоплексический удар, узнав о смерти любимого сына, и не смогла посетить умирающую невестку. Впрочем, более осведомленные представители высшего света шептались о том, что пожилая дама всегда презирала Фебу – за то, что она приехала из Тмутаракани; за то, что она на все имела свою точку зрения, и, наконец, за то, что она была слишком высокой. Высшее общество сошлось во мнении, что старая леди Кларингуорт была вполне довольна смертью молодой леди.

Впрочем, сейчас все это не имело значения. С тех пор прошло уже три года, и Феба окончательно перевоплотилась в Фица Марстона – надменного, легкомысленного джентльмена, который бродил по Лондону по ночам, ненавидел детей…

И спал с симпатичными юношами.

Вернее, с одним из них. Феба знала, что этот эпизод ее жизни закончен. Она будет и дальше принимать Билли у себя дома, но это будут невинные, почти семейные вечера. Он помассирует ей стопы, а она расспросит его о жизни. Конечно, Билли разочаруется, но спорить не станет. Их интимные отношения послужат хорошей основой для дружбы.

Эти встречи обойдутся весьма недешево (Фебе придется потратить деньги, отложенные на непредвиденные расходы). Зато она оградит Билли от сексуальных домогательств других джентльменов. Феба усмехнулась. Никто не поверит, если она скажет, что тратит свое состояние на подобные вещи. Однако Билли заслуживает того, чтобы о нем заботились. И потом, это так приятно – помогать другому.

Разумеется, внешне все будет выглядеть по-прежнему, и до лорда Линсли дойдут (если еще не дошли) слухи о том, что Марстон предпочитает спать с мужчинами.

Впрочем, ему нет необходимости выслушивать сплетни. Если он не дурак, то наверняка понял, что она к нему неравнодушна.

Феба покачала головой. Нет, лорд Линсли – далеко не дурак. Просто он мужчина до мозга костей, и его не волнует желание другого мужчины.

Ей надо было поподробнее расспросить Линсли о его планах вместо того, чтобы болтать о мистере Блейке и его работах. Если бы она поинтересовалась, когда он уедет из Лондона, ей не пришлось бы гадать, встретятся ли они снова.

Между тем они могли столкнуться друг с другом на любом светском сборище – в клубе, где она согласилась пообедать сегодня вечером, или в театре, куда она отправится позже. А может, в «Вивьенсе»? Нет, он не игрок, а значит, в «Вивьенсе» они не увидятся.

А как насчет «Олмака»? Послезавтра там снова будет бал, и лорд Линсли наверняка его посетит.

Феба позволила себе немного помечтать. Вот лорд Линсли подходит и приглашает ее на танец. Она улыбается и согласно кивает. Он легко и в то же время уверенно обнимает за талию.

На ней – платье из тончайшего шелка… Она чувствует тепло его ладони, затянутой в лайковую перчатку.

Черт возьми! Ей не надо было представлять прикосновение его руки.

Феба хватила кулаком по столику в фойе – так сильно, что китайская ваза, сделанная для императора пятьсот лет назад, опрокинулась на пол и разлетелась на тысячу мелких осколков.

– Ах, Симмс! Нет, ничего страшного. Да, конечно, жалко. Я разбила красивую вещь. Да, спасибо, мне в самом деле надо принять ванну и переодеться. Вода горячая? Отлично. Хорошо, я сейчас поднимусь наверх.

Дэвид толкнул дверь таверны «Приют бродяги» и оказался в темном, почти пустом зале. Кроме него, здесь было только два посетителя. Они заняли лучшие места у камина. Сначала Дэвид принял их за уличных хулиганов: большой звероподобный парень с огромными мясистыми кулаками производил жуткое впечатление. Но после минутного наблюдения лорд решил, что мужчина слишком тяжел и неповоротлив, чтобы представлять угрозу. Второй тип был совсем не опасен. Он сидел в тени и говорил тонким визгливым голоском, который выдавал в нем представителя светского общества. Повернувшись к ним спиной, Дэвид тихо заказал эль и сел за столик у окна за колонной. Ему хотелось просмотреть свою книгу в меркнущем предвечернем свете.

Спустя час он вновь прислушался к голосам у камина. Сидевший в тени джентльмен забыл, что они не одни, и заговорил сердитым, раздраженным тоном:

– Нет-нет, Стоукс, не надо его избивать! Достаточно будет немножко пощекотать ему нервы. Унизить. Если хочешь, можешь столкнуть его в грязную канаву. Или поставить ему синяк под глазом. Но я плачу тебе за другое – причем хорошо плачу, смею добавить. Мне надо, чтобы ты за ним проследил. Узнал, куда он уезжает. Создается впечатление, что он просто растворяется в воздухе. Он что-то скрывает, это понятно всем. Я хочу снять с него маску, хочу…

Мужчина умолк.

– Что вы хотите, барон?..

– Черт возьми, я же просил тебя называть меня мистером Брэдли!

Дэвид презрительно передернул плечом. Как видно, обладатель визгливого голоса был слишком труслив, чтобы самостоятельно разобраться со своим обидчиком. Он предпочитал делать грязную работу чужими руками, при этом не называя своего настоящего имени.

Дэвид попытался вновь углубиться в чтение книги, но разговор двух мужчин завладел его вниманием.

– Хорошо, мистер… э… Брэдли. Итак, мне надо проследить за мистером Филиппом Марстоном с Брансвик-сквер?

– Да. Ты проследишь за ним в следующий четверг. Вот тебе десять гиней, еще сорок получишь после, если скажешь мне, куда он уехал.

– Значит, бить не надо? А жаль. Я бы хотел немножко порезвиться.

– Порезвишься, когда получишь сорок гиней, Стоукс. Мы еще пощиплем ему перышки. Будет знать, как помыкать настоящим джентльменом!

– Таким, как вы, мистер Брэдли?

– Вот именно, Стоукс. Таким, как я.

Феба провела ничем не примечательную ночь, так и не встретившись с лордом Линсли ни на одном из светских мероприятий.

«Ну что, ты довольна? – спросила она себя на следующий день, пожав плечами и скорчив гримасу. – Тогда попробуй сделать что-нибудь полезное. Например, просмотри почту».

В письмах не было ничего интересного. Она быстро написала ответы. Так, а что здесь?

Обычный конверт из плотной бумаги, только без оттиска герба. Неразборчивая печать на скреплявшей конверт сургучной капле, незнакомый почерк…

Письмо состояло из букв, вырезанных из газет и приклеенных на листок тонкой бумаги. Текст был самым простым: «За тобой следят».

Что и говорить, неприятное известие!

Феба передернулась, но не поддалась искушению бросить гадкий листок в огонь.

Она проставила на письме дату, сложила бумагу и убрала ее в изящную резную шкатулку, где уже лежало около двух дюжин подобных листков. Марстон получал их на протяжении нескольких лет.

Шкатулка была сделана из сандалового дерева – слишком ароматного для грязных писулек, от которых за версту разило ненавистью и трусостью. Ни один из авторов этих посланий ни разу не встретился с Марстоном лицом к лицу. Отчасти поэтому Феба хранила загадочные письма: они напоминали ей о том, как глупы и безобидны враги Марстона.

Конечно, по большей части анонимки были длиннее и бессвязнее той, которую она только что достала из конверта. Исписанные неразборчивым почерком и запачканные кляксами, они обвиняли Марстона в самых разных грехах. Ее особенно позабавило одно письмо, в котором говорилось, что она шпионит в пользу Америки. Из другого послания она узнала, что ее родители – негры. Анонимки изобиловали сексуальными оскорблениями. Феба с интересом читала слова, которые описывали джентльмена, предпочитающего спать с мужчинами: от милого «гомик» до грубого «педераст». Судя по всему, врагам Марстона доставляло особенное удовольствие использовать столь специфические термины. Некоторые авторы грозились ее кастрировать. Да, это было бы впечатляющим подвигом!

Почти все письма, несмотря на содержащиеся в них угрозы, были написаны с одной-единственной целью – повысить самоуважение их авторов или помочь им преодолеть минутную вспышку раздражения. Враги Марстона изливали свою желчь на бумаге и отправляли письмо почтой – это их вполне удовлетворяло. Но последнее послание слегка напугало. Три коротких слова обещали, что будет продолжение.

И все-таки у нее не было повода для тревоги.

Феба убрала шкатулку в ящик своего секретера из красного дерева и вернулась к скучному занятию: надо было ответить отказом еще на несколько приглашений. Ее ждали и другие важные дела. Следовало собрать вещи для завтрашней поездки и отдать их мистеру Симмсу, чтобы он уложил их по сумкам. А еще сегодня придет мистер Эндрюс – принесет новый сюртук и брюки. Если они ей подойдут, она наденет их вечером для похода в «Олмак». Навсегда распростившись с красивыми шелковыми платьями, Феба облачалась только в идеально скроенные мужские костюмы.

– Нет, Вулф, сегодня, вечером я не танцую и не знакомлюсь с молодыми дамами. Мне надо быть свежим: завтра я уезжаю домой.

– Но, Линсли, я думал, ты отложил поездку на день, чтобы еще раз попытать счастья на «рынке невест». Ты сам мне об этом сказал.

– Хм-м, разве я говорил такое?

«Впрочем, вполне возможно», – печально подумал Дэвид. Он часто путался, когда приходилось лгать.

Он послал записку своему управляющему, сообщив, что задержится в городе, дабы уладить кое-какие юридические вопросы. У него и впрямь было много дел: он скупал все общинные земли, которые внезапно выставили на аукционе в Линкольншире. Он даже приобрел несколько участков, на которые положил глаз Крашоу. Вступив во владение этой землей, он тут же объявит соседям, что они могут опять выращивать на них свои культуры и пасти скот. В отличие от помещиков, постоянно живущих в Лондоне, Дэвид знал, что календарь фермера не терпит отсрочек.

Однако ему надо было еще день-другой провести вдали от собственного поместья и разобраться в ситуации на Брансвик-сквср.

– Девять часов утра, сэр. Я принес вам кофе.

С кровати донесся приглушенный стон. Феба поплотнее закуталась в стеганое пуховое одеяло.

«Сама виновата, – подумал мистер Симмс. – Обещала вернуться рано, а сама всю ночь танцевала и играла в карты. Интересно, помнит ли она, как, придя домой в пять утра, подарила мне тысячу фунтов стерлингов?»

– Сэр? – позвал мистер Симмс, пытаясь сдержать смех. «Возможно, она хотела меня подкупить, чтобы я дал ей поспать на часок подольше. И не ругал за то, что в последнее время она стала часто употреблять бранные слова».

Но этот номер у нее не пройдет. Он разбудит ее немедленно и заставит вспомнить хорошие манеры.

Три года назад, когда мисс Вон объявила о своем глупом решении замаскироваться под мужчину, мистер Симмс вызвался сопровождать ее в Лондон. Он уже тогда говорил своей госпоже, как опасен ее странный план. Девочка нуждалась в опеке, и он охотно взял на себя роль негласного опекуна. У Симмса не было собственных детей, но он любил Фебу и ее брата, как родных.