Тогда, в те времена, и брали первое попавшееся, то, что давали. Нравится, не нравится – дело второе, другого все равно до конца месяца не завезут, дома подгоним по фигуре или стельки подложим. Теперь стало еще хуже – приходилось выбирать. А как выбирать, если глаза разбегаются и мысли вслед за ними?

Из «Гименея» Ирина и Юлька вышли притихшие, вполне осознав трудность поставленной задачи, из «Юноны» – немного ошалевшие от разнообразия фасонов и тканей, из «Флер д’оранжа» – озадаченные ценами.

– Ма-ам, я больше не могу, – как маленькая, ныла Юлька. – Мне все эти тряпки вот уже где!

Наглядно показала, где именно, и в неузнаваемо преобразившемся «Салоне для новобрачных» решительно уселась на диванчик и объявила, что согласна «напялить на себя то, что выберет мама». Ирина, как человек ответственный и привыкший доводить начатое дело до конца, отправилась бродить среди одетых в белое манекенов в гордом одиночестве. Это было вполне ностальгическое путешествие. Тогда в магазине было два отдела – для женихов и для невест. Девочки – налево, мальчики – направо. В правой стороне, вспомнила Ирина, тогда пять размеров одного фасона были развешены по всему залу, и общий тон был траурно-черным. Очевидно, предполагалось, что именно с таким настроением будущий супруг должен переходить от просто свободы к осознанной необходимости.

В отделе для невест было повеселее: все же, как ни крути, женщины во все времена извлекали из мероприятия под названием «свадьба» больше положительных эмоций. Здесь все было белое, с цветами и кружевами. И даже двух или трех фасонов. Впрочем, у Ирины с Валентином тогда денег было негусто, поэтому мама Риты, которая была тогда директором Дома моделей, сшила ей свадебное платье. Точнее, не платье, а длинную юбку и блузку, что было гораздо практичнее: блузку Ирина еще несколько лет надевала в торжественных случаях, но уже с черной юбкой. А вот фата была из магазина – красивая, почти до пола, двухслойная, с ободком из мелких белых цветочков. Шикарная была фата. Ирина хранила ее для дочери, но теперь уж не пригодится – плохая примета, раз родители расстались. «Найду при случае – выброшу», – подумала Ирина. Куда бы выбросить воспоминания… А вот Ритке, помнится, ее жених купил «настоящее» платье, дорогое и шикарное, и Ритка была неподражаема!

Занятая своими мыслями, Ирина ходила между манекенами, улыбалась, задумчиво трогая платья. Из этого состояния ее вывела продавщица с вечным «вам помочь?». «Мне не мешать», – всегда хотелось ответить Ирине, но вместо этого она вежливо улыбалась, кивала и послушно смотрела то, что ей предлагали.

– Да, давайте померим вот это и это, – решилась Ирина. – Размер сорок шестой.

Продавщица проволокла блестящий и шуршащий ворох в сторону примерочной. Туда же со вздохом потащилась и Юлька. А Ирина с чувством выполненного долга в свою очередь устроилась на диванчике, вздохнула, вытянув уставшие ноги, и стала смотреть в окно, за которым все шли женщины с цветами и дети, наверное, со второй смены, а солнце уже уходило за крышу соседнего дома…

В первом платье Юлька была похожа на Наташу Ростову на первом балу: струящийся от лифа силуэт, открытые плечи, трогательная шея и ключицы в овальном вырезе. К платью прилагались диадема и перчатки выше локтя. Юлька смотрела на мать укоризненно. В ней не было ни грамма от любимой героини графа Толстого, скорее уж от Пеппи Длинныйчулок, так что платье не подходило совершенно.

Еще десять минут шуршаний, колыхания занавесок примерочной, ойканий и тяжких вздохов… Солнце село окончательно, сразу стало сумеречно и зябко, как бывает только осенью. В торговом зале включили свет, и когда продавщица с довольным видом отдернула шторки примерочной, Ирина ахнула. В центре небольшого подиума, в полусфере зеркал стояла… нет, не ее своенравная и смешливая дочь. Это была незнакомая красавица, царственная и уверенная, сияющая красотой и великолепием. Белоснежное платье с пышной юбкой и узким расшитым корсажем сидело на ней как влитое, как единственно возможное. Оно торжествовало и покоряло, это было платье-заговор против мужчин, платье-месть за все неудачи, платье-триумф. Из-под длинной мерцающей фаты с вуалью до половины лица Юлька смотрела загадочно и странно, немного печально, как будто уже издалека.

Даже довольная продавщица как будто что-то поняла и отступила молча. Ирина подошла к дочери, повернула ее к зеркалам, где немедленно отразились три красавицы в сказочных платьях. Ирина и Юлька встретились глазами в зеркале, и Ирина увидела, что Юлька плачет – только слезы не проливаются, а стоят в глазах, и тоже мерцают, как мерцают стразы на платье. Ирина почувствовала, что у нее тоже подступает ком к горлу. Дурацкий спектакль, и как не вовремя!

К счастью, в полной тишине пустого торгового зала зазвонил телефон. Юлька, шурша платьем, метнулась из примерочной к диванчику, нашла телефон, кивнула матери – Алан – и включила громкую связь.

– Hi! Julia, what are you doing? Can you speak now?[12]

– We are looking for a wedding dress, – доложила Юлька совершенно обычным голосом. – We can’t make the choice. I don’t fit for such a dress at all, you know…[13]

– That’s wonderful![14] – обрадовался далекий Алан.

– What’s wonderful?[15] – недоверчиво переспросила Юлька.

– I’ve just bought a dress for you! You’ll like it very much![16]

– Могу себе представить, – в сторону пробормотала Юлька, однако в трубку сказала: – Thank you! One problem is solved[17].

Ирина слушала, понимая отдельные слова, следила за выражением лица дочери. Кажется, все в порядке.

– The only real problem is that I’m in Switzerland, and you are in Russia. But I’m going to solve it too. I love you from the first look, Julia![18]

Алан замолчал, как будто чего-то ожидая.

– By, – тихо попрощалась Юлька.

– Ну что, что он сказал? – поторопила ее Ирина, сразу испугавшись интонации.

– Сказал, что платье купил. Что мне понравится. И что любит меня. С первого взгляда.

– А ты ему просто «бай» – и все?! – возмутилась Ирина.

Продавщица слушала, открыв рот.

– Так я же его не «лав», – вздохнула дочь. И повернулась к продавщице: – Извините, это платье мы не возьмем. Муж мне из Швейцарии привезет.

Юлька царственно повернулась и направилась к подиуму. Ирина и продавщица смотрели ей вслед с одинаковым изумлением на лицах.


Семнадцатого сентября приехал Алан. Он оказался вполне ничего. То есть ничего определенного о нем Ирина сказать не могла. Не красавец и не урод, средних лет. К вполне заурядной внешности прилагался средний рост, обыкновенный голос и волосы никакого цвета. Не чета Горюнову, невольно подумала Ирина, высокому, крепкому, красивому не журнально-глянцевой, а победительной мужской красотой, уверенному, энергичному… Держался Алан тоже скованно, говорил вполголоса, садился на краешек стула, улыбался из вежливости. И только когда в поле его зрения попадала Юлька, он немедленно начинал светиться отраженным светом, улыбаться завороженно, по-детски, и даже серые глаза вдруг становились зелеными, как у Юльки.

– Ирка, прикинь, на меня и то так мужики никогда не смотрели, – толкнула ее под локоть завистливая Маргарита.

В другое время Ирина немедленно прицепилась бы к этому «и то» и затеяла дискуссию, а тут она просто согласно кивнула, так была занята Аланом. Она исподтишка, стараясь по возможности соблюдать приличия, наблюдала за ним, а он следил за Юлькой, как магнитная стрелка: она нервничала – и он становился растерянным, она злилась – он тихо страдал, не понимая причины и не решаясь вмешаться, она улыбалась – и он расцветал улыбкой. Проследив эту зависимость, через два часа знакомства Ирина сочла будущего зятя вполне симпатичным.

И едва не упала со стула, когда Алан выложил перед ней, Юлькой и Ритой ворох документов и принялся что-то деятельно обсуждать с Марго. Юлька переводила, поначалу возмущаясь, потом махнула рукой и улетела по делам, буркнув что-то вроде: «Вам надо, вы и разбирайтесь сами». Маргарита, в свое время закончившая тогда единственную в городе школу с углубленным изучением английского языка и поднаторевшая в общении за годы командировок и стажировок, оказывается, и без Юльки общалась вполне сносно, задавала вопросы. Алан подробно пояснял, Рита кивала и улыбалась.

– Юль, чего он там? – увязалась за дочерью Ирина.

– Он документы привез, – непочтительно фыркнула дочь, – выписка из банковского счета, страховки всякие, какие налоги платит. Ты зря ушла, это для тебя все, чтобы ты не думала, что он жулик и прохвост.

– А я и не думала, – смутилась Ирина, потому что в глубине души она именно такого расклада и опасалась. А потому прониклась к не по-нашему обстоятельному и предусмотрительному Алану окончательной и бесповоротной симпатией.

– И заметь, нас он берет замуж так, без всяких справок, – полчаса спустя сообщила ей довольная разговором Рита. – Ты как хочешь, а мне он нравится. Серьезный парень и далеко пойдет, между прочим. В аудиторских компаниях и у нас нехило платят, а там и вовсе. Будет на что деток растить.

Родители Алана, мистер и миссис Мейл, а по-нашему Кэтлин и Дэниел, оказались фермерами из маленького городишки с длинным названием Маркет-Харборо, впрочем, если быть совсем точными, от этого самого городишки до их фермы было еще час езды. Причем ферма, как выяснила та же дотошная Марго, была какая-то хитрая, выращивали на ней голубей редкой породы, которых продавали по всему миру коллекционерам, а те, в свою очередь, тоже их то ли ели, то ли разводили, то ли дрессировали. Ирина руками развела: чем только люди не занимаются! Она ужасно нервничала, опасаясь заграничного высокомерия новых и, как выяснилось, небедных родственников. Ей казалось, что они должны очень переживать по поводу того, что их замечательный сын «женится на бедной девушке из дикой страны», и успокоилась только тогда, когда увидела, что они нервничают не меньше ее, если не больше.

Кэтлин и Дэниел, как выяснилось, нигде дальше Лондона не бывали и категорически противились попыткам сына вывезти их хотя бы на Лазурный Берег или в Женеву. Поэтому дорога из Маркет-Харборо до Лондона и перелет в Россию придавили их физически и морально. Они сидели рядышком на диване, сами как два нахохлившихся голубя, по-птичьи таращили глаза и крутили головами, стараясь уловить хоть что-нибудь из потока русско-английских слов. Время от времени Кэтлин брала мужа за руку, а он в ответ укладывал ее руку, как котенка, к себе на колено и успокаивающе поглаживал. По этому жесту Ирина все поняла про отношения и образ жизни мистера и миссис Мейл и остро им позавидовала. Дай бог и Юльке так же. Сама же она на осторожный вопрос Кэтлин о «мистере Литвиненко», заданный через сына, могла только пробормотать, что «он будет завтра на свадьбе».

– He’s very busy in his office[19], – вставила подвернувшаяся Юлька, а Ирина увидела, как старики понимающе переглянулись.

Они были пожилыми, лет под семьдесят, хотя Алану всего тридцать один. Поздний ребенок, единственный и, конечно же, безумно любимый. Если бы их драгоценный Алан женился и уехал навсегда в Россию, они бы, наверное, умерли от страха и беспокойства. Хотя, с другой стороны, живет же он в своей Женеве… «Это потому что их двое, – подумала Ирина. – А я вот одна остаюсь. И что? Да ничего, выживу. Лишь бы Юлька…»

Наутро Ирина совершенно потерялась среди невообразимой суеты, которую устроили Юлькины подружки, начисто отодвинув ее в сторону. Она сидела на диване вместе с Кэтлин и Дэниелом и точно так же, как они, крутила головой, когда мимо нее пробегали девчонки, хватали какие-то вещи и опять убегали. Ей очень хотелось поговорить с новыми родственниками, узнать, что там и как, но при помощи жестов выяснишь немногое. «Буду учить английский», – приняла решение Ирина и даже повеселела. А вскоре пришли Марго с мужем, у Ирины появился переводчик, и настроение у всех троих сразу улучшилось.

Девчонки, несмотря на протесты Юльки, заставили Алана выкупать невесту и проделывать кучу всяческих веселых глупостей, в которых поневоле обязан участвовать жених. Алан, которому все наперебой переводили, вдумчиво вникал в суть задания и бросался на штурм каждого препятствия серьезно и азартно. Ирине он нравился все больше и больше, подружки хохотали и аплодировали, мистер и миссис Мейл смотрели на всю эту этнографическую возню круглыми глазами (Юлькин однокурсник, приставленный к ним переводчиком, видимо, в нормальности происходящего англичан так и не убедил). «Наверное, у меня были бы такие же дикие глаза, если бы моя дочь вышла за мужика из Таиланда, – усмехнулась Ирина. – Мы для них – тот же Таиланд».

Приехавший Валентин тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Оглядывался по сторонам, будто проверяя, что изменилось в доме за время его отсутствия. Он приехал за час до того, как все должны были отправиться в загс, Ирина поздоровалась с ним нейтрально, а Юлька и вовсе не вышла – на нее уже надевали платье, и когда он сунулся было в святая святых – свой бывший кабинет, а ныне примерочную, – его прогнали, как за минуту до этого прогнали и Алана, который на всякий случай остался стоять под дверью.