– Да так. Начала и бросила. Я к этому делу вообще стала равнодушна. Дочка была маленькая, для нее наряжали, а так зачем?

– А ваш супруг? – в тему поинтересовался Профессор и вжал голову в плечи, опасаясь ответной реакции.

– Это вас не касается! – отрезала Ирина.

Гость понял, что первоначальная тема для беседы была выбрана более удачно, и предложил:

– А давайте я наряжу, пока вы чай завариваете…

Не дожидаясь отказа, он вскочил и принялся ловко расправлять слежавшиеся елочные лапы. Ирина сидела молча и заваривать чай не пошла – он еще будет распоряжаться! Профессор стал бережно доставать из стоявших рядом коробок игрушки, дождь.

Ирина не удержалась и подошла посмотреть. Она с детства особенно любила этот момент доставания игрушек, подзабытых за год и оттого особенно дорогих, как старые друзья, с которыми давно не встречался. Гирлянды из разноцветной фольги переливаются так, что невозможно не улыбнуться им в ответ – да-да, я поняла, что наступает праздник! Вот этой белочке из фольги – точно лет сорок, она была всегда, сколько Ирина помнила себя и Новый год. А этот шикарный заснеженный домик они покупали в прошлом году с Юлькой, хотя игрушек и так полным-полно, устанешь вешать…

– У вас нитки есть? – отвлек ее от воспоминаний развернувшийся вовсю гость. – Лучше черные или зеленые. А можно канцелярские скрепки. У вас есть скрепки?

– О господи, скрепки-то вам зачем? – вздохнула Ирина, мысленно уже покорившись неизбежному. Вообще-то он прав, конечно, этот ненормальный Профессор: Новый год есть Новый год, и надо его встречать как полагается, а не прятать голову в песок.

– Как, вы не знаете?! Несите, несите, я вам покажу, – уже распоряжался Профессор. – Вот, смотрите, разгибаете, сюда игрушку, а этим концом за ветку… Да нет же, не этим, маленьким за игрушку, а большим – за ветку, – строго прикрикнул он на Ирину. – Давайте тогда уж вы будете разгибать скрепки и подавать мне игрушки, какие я скажу, а я – подвешивать. У меня лучше получится.

Ничего не возразив на такое нахальное во всех отношениях заявление, Ирина решила довериться профессионалу и незаметно для себя увлеклась процессом. В четыре руки они быстро нарядили елку. Отойдя на шаг, вместе принялись любоваться результатом.

– Здорово у вас получилось! – честно признала Ирина.

– А где гирлянда? – требовательно спросил Профессор, очевидно, не вполне довольный результатом.

– Не знаю, где-то там. Может, не надо? И так красиво!

– Ни в коем случае! – категорически возразил новоявленный дизайнер. – Гирлянда совершенно необходима, это очень важно. Когда в комнате темно и горит елка – это самое прекрасное, что может быть в новогоднюю ночь. Темно, уютно, сказочно – как в детстве, там за окнами мороз, а нам до него нет никакого дела… Обязательно нужна гирлянда! Вот, почти готово!

– Как здорово у вас получается! – искренне похвалила Ирина.

Профессор отошел в сторонку, полюбовался проделанной работой и с чувством выполненного долга уселся на диван – уже не бочком, а как полагается.

– Мы с мамой всегда наряжали елку, обязательно живую, чтоб пахло хвоей, – улыбнулся он. – Сейчас многие предпочитают синтетические, как у вас, даже специальные ароматизаторы продают, чтоб от пластмассы хвоей пахло, но это все не то. Мама говорила, что в настоящем доме должна быть настоящая елка, без подделок. А еще мы с мамой каждый год делали несколько новых игрушек, знаете, из бумаги, из фольги, можно из яичной скорлупы или вот коробочек из-под йогурта – у нас целая коробка таких самоделок накопилась, большая.

– А ведь мама вас, наверное, ждет, волнуется? – осторожно поинтересовалась Ирина.

– Она умерла в прошлом году. За две недели до Нового года. Но я успел купить елку. Мама уже давно не вставала, и я не стал относить елку на балкон, на мороз, как мы всегда делали. Я поставил ее на табурет в углу, как обычно, и нарядил. Мама смотрела и улыбалась. Она умерла двадцать четвертого декабря. Елка стояла долго-долго, до марта, иголки почти все осыпались, и когда я стал ее убирать – только тогда я на самом деле понял, что мама умерла. Что ее больше нет. Будто еще одни похороны…

– Простите…

– Нет-нет, это вы меня простите, бога ради! – стряхнув минутное оцепенение, виновато воскликнул Профессор и стал прежним.

Тогда Ирина решила сделать ему приятное:

– Я так и не спросила, как вас зовут. А то неловко как-то. Вы меня знаете… из этой дурацкой газеты, а я вас нет.

Профессор вскочил и церемонно представился:

– Лев Николаевич… – наклонил голову, подождал и посмотрел искоса, снизу вверх. – Извините, я знаю, о чем вы сейчас подумали. Просто моя мама была учительницей литературы, она боготворила Льва Толстого. Мне это, конечно, совсем не подходит, я понимаю, что я смешон…

– Я совсем не думала об этом! – возразила Ирина и тут же, не удержавшись, все же спросила. – Простите, пожалуйста, Лев Николаевич, а правда, фамилия у вас… какая?

– Ох, извините! Я должен был сразу… – засуетился тезка классика русской литературы и принялся лихорадочно шарить по карманам. Наконец извлек полиэтиленовый мешочек с документами, торопливо разложил их на диване между собой и Ириной. Ирина посмотрела на мешочек: разноцветный, с надписью «Борщ «Московский». Очень трогательно.

– Вот, прошу вас: паспорт… диплом… свидетельство о научной степени… вот пропуск в университет… ой, это не то… это свидетельство о собственности на квартиру – у меня двухкомнатная, правда, так называемая «брежневка», но санузел раздельный, это наш альбом…

Справившись с изумлением – он ведь и вправду с серьезными намерениями пришел! – Ирина выбрала из всего предложенного только альбом с фотографиями, вежливо полистала.

– Это вы с мамой? У вашей мамы очень интеллигентное лицо, настоящая учительница. Какой у вас роскошный кот… А это ваши студенты?.. Ой, послушайте, Лев Николаевич, у нас уже чайник давно остыл! Пойдемте на кухню. Я, оказывается, есть хочу.

– Вы сидите, я сам, если позволите! – вскочил Профессор. – Я доставил вам столько хлопот, можно, я за вами поухаживаю?

– За мной давно никто не ухаживал, – весело согласилась Ирина. – А уж тем более в моем собственном доме. Что ж, давайте. Скатерть там…

– Не надо, у меня все с собой! – перебил ее Лев Николаевич. – Я же очень хотел произвести на вас хорошее впечатление. – Он огляделся и хлопнул себя по лбу. – Ирина Ивановна, а ведь портфель-то я за дверью оставил!

– Кстати, я свои пакеты тоже! – расхохоталась Ирина, вспомнив о драматичном начале их знакомства.

Смеясь над собой и над нелепой ситуацией, они отправились в прихожую, но едва успели открыть дверь, как из рядом расположенной квартиры тут же высунулась Евстолия Васильевна – похоже, она дежурила возле дверного глазка. На сей раз она была уже в длинном нарядном халате, а бигуди на голове удачно маскировал кокетливо повязанный шарфик.

– Ну, наконец-то! – от неподдельной радости, звучавшей в ее голосе, Лев Николаевич почему-то поежился. – А то я все смотрю – ваши, не ваши? Сейчас ведь знаете какое отношение у людей к оставленным без присмотра пакетам… Уже звонить собиралась! Чего же вы все побросали, давайте помогу…

Евстолия сунулась было к пакетам и портфелю, но Профессор проявил недюжинную смекалку и как бы невзначай придержал ее дверь ногой, бормоча:

– Огромное вам спасибо, уважаемая Евстолия Васильевна, мы сами, сами, не беспокойтесь.

– Можно просто Ева! – прокричала Евстолия, безуспешно пытаясь протиснуться в дверь.

– Непременно запомню, – пообещал Лев Николаевич, не убирая, однако, ноги.

Тем временем Ирина, воспользовавшись заминкой, подхватила пакеты, втащила их в прихожую, и они спаслись бегством. Захлопнув дверь и отдышавшись, Ирина и Лев Николаевич почувствовали себя заговорщиками.

– Боже, если б вы знали, как она мне надоела! – пожаловалась Ирина. – Это не соседка, это Штирлиц в юбке!

– Мне кажется, она просто очень одинока, вот и пытается жить вашей жизнью, хотя бы с краешку. – В голосе Льва Николаевича прозвучали примирительные нотки, и Ирина взглянула на лицемера укоризненно: как будто она не видела, как он только что придерживал ногой дверь! Но развивать эту тему ей не хотелось.

– Наверное… Между прочим, вы обещали за мной поухаживать.

– Прошу вас! Сидите и наблюдайте. Вы позволите накрыть на журнальном столике в гостиной? Я здесь уже как-то обжился…

Ирина позволила. Окрыленный Лев Николаевич усадил ее в кресло, заботливо придвинул пуфик, включил телевизор. Жестом фокусника принялся доставать из своего необъятного портфеля фартук, нарядную скатерть, салфетки, какие-то баночки и множество других вещей, непонятно как там уместившихся. Прямо как Мэри Поппинс, улыбнувшись, подумала Ирина: сейчас достанет раскладушку с уже заправленной постелью. Настроение у нее было отличное.

– Где у вас тарелки? – кричал уже из кухни Лев Николаевич. – Я принес с собой кальмаров в горчичном соусе и замечательный салат собственного приготовления, наш с мамой фирменный, тут сыр, фасоль, чеснок, майонез, гренки, если вам понравится, я потом обязательно продиктую рецепт…

Он сновал из кухни в комнату и обратно, накрывая на стол. Ирина угнездилась в кресле и с интересом следила за этими манипуляциями. Нет, она положительно не рассчитывала так развлекаться в эту ночь! Ее еще и накормят, надо же!

– …а где у вас заварочный чайник? Вижу, вижу, спасибо! Нет, заварка у меня своя, тоже фирменная, с мятой, вишней и малиной, тут очень важно соблюсти пропорцию. Я хотел сделать пирожки с капустой, это мое коронное блюдо, но, разогретые, они совершенно теряют вкус. Они должны быть, как говорится, с пылу с жару… Ну вот, все готово. – Замерев у стола, Лев Николаевич произвел генеральный смотр и тут же спохватился: – Ах да, хлеб! Ирина Ивановна, у вас есть досочка? Сидите-сидите, я вас умоляю! Я никогда не режу на столе, во-первых, это негигиенично, а во-вторых, портится поверхность. И нож… Ирина Ивановна, а где у вас ножи? – закричал он из кухни.

– В ящике стола! Слева! – тоже закричала Ирина. – Нашли? Лев Николаевич, нашли?

Но ответом ей было молчание. Обеспокоенная вдруг возникшей паузой, Ирина вскочила и отправилась было на кухню, но в дверях неожиданно столкнулась с Профессором – он молча шел ей навстречу с большим ножом в руках. Лицо у него было совершенно… опрокинутое.

– Вы что?! – Ирина испугалась так, что ноги подкосились.

– У вас ножи… наточены, – тихо и сосредоточенно сообщил ей Профессор о своем страшном открытии. – У вас идеально наточены ножи. Вам кто-то прекрасно точит ножи. Зачем же вы меня обманывали?

Ирина, рассердившись больше на свой испуг, чем на его бестактность, закричала:

– Я обманывала?! Да вы… Ну, знаете! Все, хватит, убирайтесь вон! Забирайте свое добро и убирайтесь! Ненормальный!

Она метнулась к дивану, кое-как сгребла лежавшие там документы, безжалостно комкая, швырнула их в портфель, портфель – в Профессора и отвернулась, чтобы не видеть его идиотскую физиономию. Ножи она всю жизнь, и при Валентине, точила сама, считая известную песенку барда Олега Митяева об одинокой женщине, которой «плевать, что не наточены ножи», очаровательной метафорой, не более. Откуда этот потомок Льва Толстого набрался дурацких предрассудков, хотела бы она знать! Нет, не хотела бы. Пусть проваливает, век бы его не видеть!

Профессор, поняв, что на этот раз его выгоняют окончательно и бесповоротно, с портфелем в одной руке и с ножом – в другой, потерянно побрел в коридор. Еще постоял, ожидая, не позовут ли его обратно. Но его не позвали. Что ж, значит, не судьба.

Лев Николаевич, двигаясь заторможенно, как в замедленном кино, открыл дверь, ссутулившись и опустив голову, побрел к лифту. Он смотрел под ноги, и поэтому едва не воткнулся головой в живот мужчине в милицейской форме. Этот так неожиданно появившийся милиционер был огромного роста. Он возвышался, как горный пик, и невысокий Лев Николаевич едва доставал ему до пояса. А может, ему от ужаса так показалось. Похоже, милиционер тоже не ожидал, что из темноты выдвинется странная фигура. Но положение обязывало его реагировать на новую вводную быстро и адекватно. Вводная была такова: из квартиры, где одиноко проживает гражданка Литвиненко, неосмотрительно подавшая объявление о знакомстве, выходит неизвестный мужчина с ножом в руке (на площадке темно, но цепким профессиональным взглядом милиционер успел заметить, как в правой руке мужчины холодно блеснула полоска стали). Милиционер действовал по обстановке: ударом ноги он выбил из рук мужчины оружие, и нож с тяжелым стуком упал на бетонный пол. Не дав противнику опомниться, милиционер резким движением заломил обезоруженному незнакомцу руки за спину, втолкнул его обратно в квартиру, где было светлее, и, поставив лицом к стене, начал обыскивать.

Вся «операция» заняла несколько секунд, и выбежавшая на шум и крик «Стоять!» Ирина увидела лишь, как Профессор неожиданно обмяк и сполз по стене на пол – ему дурно, на этот раз, похоже, по-настоящему. В открывшуюся дверь выглянула Евстолия, но, увидев в коридоре Ирининой квартиры милиционера, тоненько, по-мышиному, пискнула и моментально скрылась в своей норке. И защелкнула замки на все обороты.