– Нет. – Она перевела взгляд на дверь, а потом вернулась ко мне. – Только когда это необходимо.

– Необходимо кому? – Такое чувство, будто я что-то упускал, будто бы я не понимал, почему мне будут задавать какие-то вопросы, но меня застигли врасплох, и ничего не приходило на ум.

– Почему бы нам не присесть, мистер Киган? – кивнула она в сторону лавочки в коридоре.

У меня не было выбора, так что я пошел за ней, как щенок на поводке. Когда мы сели, она посмотрела прямо мне в глаза, и я услышал сталь в ее голосе:

– Мы боимся, что Айжа упал не случайно.

Она попыталась поймать мой взгляд, и тут я понял, к чему она клонит.

– Нет-нет-нет. Он не пытался покончить с собой. – Я замолк. Я не знал, как объяснить то, что он делал.

Она сжала губы, и все лицо ее выразило озабоченность.

– Я понимаю, что это нелегко, но если бы вы просто ответили на несколько вопросов… – Она оглянулась, будто ждала, что кто-то вот-вот подойдет к нам. – А миссис Киган? Мама Айжи к этому как-то причастна?

– Нет. Его родители умерли несколько лет назад, и я его усыновил. Я… Я в разводе.

Хотя сейчас развод – явление нередкое, я терпеть не могу говорить эту фразу вслух. Это как объявлять о том, что потерпел поражение. Что ты неудачник.

– Подождите, это же все есть в истории болезни. Вы же с ней ознакомились?

– В Нью-Джерси? На него ничего не было.

– А, точно. Мы сюда только переехали.

Она быстро кивнула и вернулась к теме:

– Вы не замечали у него признаков депрессии? Может, он себя странно вел в последнее время?

Я потер щеку, недостаток сна прошлой ночью начал на мне сказываться.

– Это как?

– Он проводит слишком много времени в своей комнате или лежа в кровати, не общается с друзьями, отстраняется от вас, идеализирует то, что может ему навредить, например оружие, взрывчатку…

Я чуть не засмеялся в голос и сразу закашлял, пытаясь это скрыть. К счастью, у меня зазвонил телефон, и я вытащил его из кармана. Это была Стефани. Моя бывшая жена звонит редко, но сейчас ей придется подождать. Я выключаю звук.

– Ничего необычного не было. Понимаете, мне кажется, что все это – огромное недоразумение.

– А я боюсь, что вы не понимаете, насколько серьезно то, через что проходит ваш сын. – Ее голос почти срывался. – В его семье были случаи психических заболеваний?

– Нет, – жестко ответил я. А потом задумылся. Правда в том, что я ничего не знал о родителях, бабушках и дедушках Динеша и Кэти, кроме тех мелочей, что они сами мне рассказывали.

– Проблемы в школе? Может, над ним там издевались?

Я засомневался, вспомнив о трехдневном отстранении и Джаггере, об этой громадине.

– Небольшое недоразумение. Всего раз.

Телефон завибрировал в моей руке. Опять Стефани.

– Извините, мне надо… я быстро. – Я провел пальцем по экрану и поднес телефон к уху.

– Стефани, прости, я сейчас занят…

– Элли.

Я встал, а сердце будто падало. Я посмотрел на соцработника и поднял палец:

– Не могли бы вы дать мне минуту. Простите. – Я ушел дальше по коридору, не дожидаясь ответа. – Что случилось? Она в порядке?

– С ней все хорошо. Но я подумала, что тебе стоит об этом знать. Ее… ее отстранили.

– От школы?

– Ну, конечно, от школы, Эрик, от чего еще?

Я не обратил внимания на ее сарказм.

– За что?

Секундная пауза.

– Ее поймали курящей на территории школы.

– Сигареты? – прошипел я, смотря на Латойю. Она не сводила с меня глаз. Я повернулся к ней спиной.

– Не совсем.

– Травка?!

– Да.

– Боже, Стефани!

– Успокойся, Эрик! Это просто небольшой косячок. Это же не героин.

– Пока что нет.

– Ой, вот только давай без этой хрени о стартовых наркотиках. Мы сами курили травку. Так все подростки делают.

Я поверить не мог, что она так беспечно к этому относится.

– Но не в четырнадцать же лет!

– Не в четырнадцать. Нам было семнадцать. Невелика разница. Слушай, я понимаю, что это плохо, я с ней об этом поговорила, но давай не будет сходить из-за этого с ума.

– Мне кажется, не понимаешь. Дай ей трубку.

– Нет. Она не хочет с тобой говорить. Даже если бы и хотела, ее тут нет.

Я сжал челюсти и прорычал так, чтобы Латойя меня не слышала:

– Ее отстранили от школы из-за наркотиков, а ты разрешила ей уйти из дома? Что ты вообще за мать такая? – и в этот самый момент я понял, что сказал лишнего. Я закрыл глаза и жду приближающегося цунами.

– Что я за мать?! Ты серьезно? Я мать, которая хотя бы здесь, чего нельзя сказать о тебе, не так ли?

Я потер переносицу, поняв всю иронию. Нет, меня там нет. Я с другим своим ребенком, в больнице.

– Это всего на полгода, и ты на это согласилась. На то, что это лучший вариант. – Я устал. – Послушай, давай не будем… мы обещали друг другу, что не будем.

– Мы вообще друг другу много чего обещали, и что в итоге? – Я услышал щелчок, она положила трубку.

Я крепче сжал телефон и еле сдержался, чтобы не запустить его в стену. Я ненавидел, когда она так делала, – сваливала все на наш развод, будто бы сама его не хотела, едва ли не сильнее меня. Я сделал глубокий вдох и вспомнил, где я нахожусь. Мое лицо ничего не выражало, я повернулся к Латойе, которая все еще сидела на лавочке, взволнованная.

– На чем мы остановились? – Я подошел к ней.

Она скептически покачала головой, будто бы хотела спросить о телефонном звонке, но потом, слава богу, посмотрела в свои записи.

– Нас волнует эмоциональное состояние…

– Что именно он вам сказал? – перебил я.

Она опустила взгляд.

– Не много, – признает Латойя. – Я задавала ему стандартные вопросы: хотел ли он навредить себе, думал ли он об этом раньше, хотел ли он когда-нибудь навредить другим. Он почти ничего не сказал.

Я кивнул, абсурдно радуясь тому, что он игнорирует не только меня.

– Но когда я спросила, хотел ли он на самом деле прыгнуть с моста, он ответил «да».

Я кашлянул.

– Не думаю, что он имел в виду, что хотел покончить с собой. – Я замолчал и обдумывал, как это объяснить. – Его в последнее время очень интересуют всякие суперспособности. Телепатия, телекинез, штуки а-ля «Люди Икс». Думаю, что вчера он пытался, как бы глупо это ни звучало, левитировать над водой.

Я даже усмехнулся, вроде как говоря, что дети есть дети, но женщина не улыбнулась в ответ. Она поджала губы и выпрямилась.

– Понимаю. Вы знаете, что такого рода заблуждения могут быть симптомом более серьезного психологического заболевания?

– Знаю. Он ходил к специалистам. Несколько раз, причем и они не смогли поставить диагноз.

– Также думаю, что вы понимаете, что ваш сын может не говорить вам всей правды? Я не говорю, что он – лжец, совсем нет. Просто дети не всегда честны с родителями.

Я увидел лицо Элли.

– Расскажите поподробнее.

– Ну и мы все еще не можем полностью исключить возможность того, что это все же была попытка суицида.

Я уже было возразил, но тут понял, что у меня не осталось сил. Я знал, что Айжа не пытался себя убить, но я знал, что то, что он делал, не многим было лучше. Некоторое время мы оба молчали, а потом она взяла портфель и открыла его. Она перебирала бумаги, пока наконец не нашла нужную.

– Хорошо, вот что я хотела бы сделать, мистер Киган. Учитывая обстоятельства, мне кажется, что не нужно переводить Айжу в психиатрическое отделение, но я бы советовала показать его специалистам – их могут предоставить. Вы должны будете записаться на прием в течение недели, а потом этот врач разработает для вас дальнейший план лечения. – Она протянула мне листок с именами докторов и их номерами телефонов. – Также я думаю, что он должен быть под круглосуточным наблюдением. Вы работаете, мистер Киган?

– Да.

– Кто отвозит Айжу в школу?

– Я. Я довожу его до школы, а потом еду до железнодорожной станции.

– А кто сидит с ним после школы?

– Никто, – признался я, думая о рутине последних дней. – Он ездит на автобусе, а я звоню ему, проверить, что все в порядке. Он играет в компьютерные игры и делает домашнюю работу, пока я не приеду домой. Это всего пара часов. Я знаю, что это не лучший вариант, но…

– Вам нужно будет что-то придумать. Его не стоит оставлять одного, на случай, если он решит опять проверить свои теории. До выписки Айжи я составлю документ, который вам нужно будет подписать, подтверждая, что вы согласны с этими требованиями. Я перешлю информацию по этому случаю в Департамент детей и семьи, они будут иногда вам звонить и заходить к вам домой, чтобы удостовериться, что вы выполняете все предписания. Если условия не будут соблюдены, Айжу могут у вас забрать. – Она чеканила слова как печатная машинка, проговаривая восемьдесят слов в минуту, четко и монотонно.

– Стоп. Подождите. Заберут? Вы хотите у меня его забрать? – Страх и злость овладели мной, и я вскочил. Она подняла руку.

– Успокойтесь, мистер Киган. – Ее голос зазвучал мягче, будто бы она хотела успокоить меня интонацией. – Мне просто нужно было вас предупредить о стандартной процедуре. Если вы все сделаете, ничего такого не произойдет.

– Вы чертовски правы, этого не будет.

Она сидела, ожидая, пока я успокоюсь. Это мне напомнило о том, как я боролся со вспышками гнева у Элли и понял, что в текущем сценарии именно я веду себя как ребенок. Я закрыл рот. Спустя какое-то время она заговорила:

– Послушайте, мы все тут желаем Айже только добра. – Она накрыла мою ладонь своей. Она впервые до меня дотронулась, и это был настолько нежный жест, что я вдруг почувствовал, как у меня в уголках глаз скопилась влага. Я отвернулся в надежде, что она высохнет. – Вне зависимости от того, пытался он себя убить или нет, у него почти получилось. И нам нужно убедиться, что больше этого не случится.

Мои плечи поникли под весом ее слов. Я знал, что она был права. Я знал, мне надо было слушать, что говорит Стефани об Элли, и последний терапевт Айжи, и школьный советник. Я знал, что как отец я провалил еще одну задачу. Но еще я знал, что я сделаю все, но не потеряю Айжу.

Глава двенадцатая

Джубили

Я никогда раньше не надевала мужскую одежду. Оказалось, в ней чувствуешь себя очень уютно. Мне понравилось, что толстовка Эрика не пахла как свежевыстиранная. У нее был какой-то лесной запах – что-то сладкое и хвойное одновременно. Думаю, так пахло и от него самого.

Я запаниковала, когда доктор сказал, что не отпустит меня домой, если обо мне некому будет позаботиться. Если бы мне пришлось остаться в той больнице, в той странной палате, в которую то и дело заходят какие-то люди, хоть на секунду дольше, клянусь, я бы умерла. А тот серьезный мужчина из библиотеки – Эрик Киган – заглянул вовремя, и все завертелось само собой.

Меня удивило, как легко он на это пошел. Казалось бы, все в нем натянуто, как струна: осанка, плечи, даже его взгляд, то, как напряжены его губы, похожие на знак равенства. Но вот он расслабился, а потом удивил меня тем, что предложил подбросить меня до дома. А сейчас я сидела рядом с ним, на пассажирском сиденье его машины, и он снова обратился в камень, весь, до кончиков пальцев, вцепившихся в руль, – Атлант, держащий всю тяжесть этого мира на своих плечах.

Впрочем, его сын чуть не погиб. Чуть. И хоть я и говорила Эрику, что меня особо не за что благодарить, я рассчитывала, что он все же чуть оттает, будет благодарным, а не останется таким же равнодушным. Может, он просто придурок, как и говорила Луиза. Но при этом он был таким тактичным. Не закидывал меня вопросами о том, как я оказалась в больнице или что у меня с лицом, когда врач ушел из палаты. Он принес мне свою одежду, что лежала у него в машине на всякий случай – толстовку с логотипом университета и треники. Моя одежда так перепачкалась и вымокла, что ее пришлось выбросить. И он даже слышать не хотел, чтобы я поменялась местами с Айжей, как он представил своего сына.

Да какая разница. Неважно, кем мне приходился этот парень, сейчас важно то, что он наконец везет меня домой. После бешеной круговерти событий последних суток, после того, как я не сомкнула глаз всю ночь, проведенную на больничной койке, все, о чем я могла думать, – как я закрою дверь своего дома. И буду одна. И в безопасности.

По дороге я несколько раз нарушала тяжело повисшую тишину, односложно говоря, куда ехать: тут направо, налево. А когда мы уже подъезжали к дому, я изо всех сил старалась не выпрыгнуть из машины еще до того, как она полностью остановилась, заскочить внутрь и с таким приятным щелчком закрыть замок.

Но я знала, это было бы невежливо.

– Спасибо, что подвез. – Я открыла дверь машины, каждое слово давалось мне с трудом, они еле выходили из моего пересохшего горла.

Он поставил машину на ручной тормоз и повернул ключ зажигания, выключая его.