– Только не для Элвина.

– Вы говорите о его родителях? – Дженет прервала мои воспоминания. – Вспоминаете прошлое вместе? Рассказываете ему истории?

Я задумался. Конечно, я это делаю. Я так часто думаю о Динеше. Что бы он сделал на моем месте. Что он был гораздо лучшим отцом, мужем, да кем угодно, чем я. Он бы так все не портил, как я. Но говорю ли я о нем? С Айжей?

– Не уверен.

– Хм. – Сколько осуждения в этом звуке.

– В смысле?

– Ничего. Я бы хотела, чтобы на этой неделе вы попытались. Расскажите ему что-то об отце, как его звали?

– Динеш. – Мой голос сорвался в писк на втором слоге, я сам удивился. Я кашлянул.

– Или о его матери.

– Кейт. – Ее лицо всплыло в моей памяти. Темные, прямо-таки эльфийские кудри обрамляют круглые щечки, а улыбка, кажется, великовата ее лицу. Я почти могу услышать ее звонкий смех в ответ на выходки Динеша. Он был похож на китайские колокольчики, звенящие на ветру. Или, может, это просто мои о нем воспоминания.

Я сглотнул.

– Сможете это сделать?

– Ага. Могу. – Я собрал свои вещи и собрался уходить в последний раз. – Спасибо, доктор… – Я ищу взглядом табличку с фамилией, потому что уже ее забыл.

– О, бросьте. Просто Дженет.


По дороге домой Айжа все еще был поглощен игрой. Я похлопал его по плечу.

– Можешь их вынуть?

– Что?

– Наушники. Вытащи их. – Я говорил громче.

Он намотал провода на пальцы и потянул.

– Нам надо поговорить.

Он уставился в одну точку.

– Завтра я вернусь на работу. А тебе надо вернуться в школу.

Тишина.

– Но соцработник в больнице считает, что я больше не должен оставлять тебя одного днем, так что та милая женщина, которая заходила во вторник, миссис Хольгерсон, будет дома, когда ты придешь из школы. Она побудет с тобой, немного приберется и приготовит нам ужин. Думаю, она отлично готовит шведские блюда.

Когда я понял, что мне нужна сиделка для Айжи, Конни поспрашивала у себя на работе, и оказалось, что помощник юриста знал некую женщину, которая вышла на пенсию и искала подработку. Гленда Хольгерсон пахла жареным луком, но у нее было внушительное резюме и суровый, но добрый нрав. И она даже глазом не повела, когда я рассказал о недавних проблемах Айжи. Я тут же ее нанял и добавил это в длинный список вещей, которыми я обязан сестре.

– Айжа.

Он не отвечал, так что я продолжил говорить.

– Помнишь те фрикадельки, что мы ели в «Икее»? Думаю, она может такие сделать. А еще она говорила о каком-то десерте. Фила? Фика? Что-то такое. В любом случае нам будет полезно попробовать что-то новое.

Айжа что-то пробормотал.

– Что?

– Я сказал, что мне не нужна нянька.

– Я знаю. Но ведь и она не нянька. Просто человек, к которому можно будет подойти, если тебе что-то понадобится.

– Она чужая. Не люблю чужих.

– Она не совсем чужая. Ты же видел ее во вторник.

– Почему просто нельзя все оставить как есть?

– Потому что нельзя. – Я сказал это громче, чем хотел.

И тогда Айжа опять сунул в уши наушники. Я вздохнул и включил поворотник, подъезжая к парковке нашего жилого комплекса. Телефон завибрировал в кармане в третий раз с тех пор, как мы сели в машину, и, припарковавшись, я вытащил его и пролистал список пропущенных звонков и сообщений с работы. Пять из них от моего начальника, как я и предполагал. Но шестое? Ох, дорогое шестое сообщение. Оно от Элли.

Глава четырнадцатая

Джубили

В пятницу вечером я сидела дома за столом и разглаживала мятую бумажку. Мэдисон дважды позвонила за эту неделю, чтобы напомнить, что мы не отправимся на наше первое «приключение» (это ее словечко, не мое!), пока я не получу свои эпипены.

– Я не хочу быть виноватой в твоей преждевременной гибели! – сказала она самым трагическим тоном, в лучших традициях Мэдисон Х.

Но не потому я решила связаться с доктором Чен. Не только поэтому, во всяком случае. Сыпь – та, на моем животе – поползла как плющ вверх от пупка по всей груди, плечам и спине. Я испробовала все домашние лекарства, в которых моя мать стала экспертом, в надежде спасти меня от зуда. Ничего не помогало от ярко-красных шелушащихся пятен: ни ванны с овсянкой, ни слоновьи дозы бенадрила, ни противоаллергенные кремы, которые я мазала жирным слоем, после чего чувствовала себя пирожным. Ничего не сработало. И я знала, что только доктор Чен может мне помочь. Я написала ей письмо на электронную почту, письмо, над которым думала два последних дня. Мне пришлось писать ей напрямую, потому что, когда в пятницу я позвонила в ее офис, чтобы записаться на прием, жизнерадостная секретарша сказала, что у доктора Чен нет окна на следующие семь месяцев для приема новых пациентов. Я попыталась объяснить, что я вообще-то не новый пациент, но она только усмехнулась:

– В последний раз вы были на приеме двенадцать лет назад? Ну что же, дорогая моя, вы новый пациент.

Я перечитала все, что написала. Письмо жалостливое, чересчур простое, и в нем немного проскальзывало отчаяние, но я и вправду была в отчаянии, и это лучшее, на что я была способна.

Нажимаю «Отправить».

И жду.

Через четыре минуты пришел ответ.

Джубили! Конечно, я тебя помню! Сможешь приехать во вторник к 10 утра?

Я дошла до кухни, сердце дико заколотилось, хотя я прошла всего ничего. Я набрала номер Мэдисон. Она не ответила, так что я оставила сообщение. А потом, хотя еще не было восьми вечера, я пошла наверх и легла в кровать.


Тук-тук-тук. Открыв глаза, я оглядываю комнату, моргая. Подушка была влажная, видимо, во сне у меня текли слюни. Я вытерла подбородок тыльной стороной ладони. Судя по тому, что в окна пробивается свет, уже было утро, но я понятия не имела, который сейчас час. И был ли тот барабанящий звук реальным или просто мне приснился. Тук-тук-тук. Ну, на один вопрос у меня теперь был ответ. Я села и задумалась, кто бы это мог быть. Может, продавец чего-то или свидетель Иеговы – и те, и другие стучались ко мне за последние девять лет. Я всегда сидела тихонько на кухне и ждала, когда они уйдут. Но теперь любопытство выманило меня из кровати, я прокралась к окну и чуть сдвинула занавеску. Отсюда мне не было видно крыльцо, но я заметила машину Эрика. У своего дома. Я быстро отскочила от окна, сердце в груди заколотилось. Я ведь совсем забыла, что он сегодня собирался заехать, но еще важнее то, почему я вообще на это согласилась. Мне же даже не было важно, заведется ли «понтиак» – я бы все равно не села за руль. Я прекрасно добираюсь до библиотеки и на велосипеде. Думаю, он просто застиг меня врасплох. Он вел себя совсем не как Эрик. Более вежливый, чем того требует этикет, добрый, уютный и даже иногда забавный. Но сейчас, при свете дня, мне кажется, что я – какое-то жалкое существо, и он просто чувствует себя обязанным, потому что я спасла его сына. Как я жалею, что не отказалась. Тук-тук-тук. Я не шевелилась, в надежде, что он просто уйдет, если я буду ждать достаточно долго. Тук-тук-тук. Я начала медленно считать, и в тот момент, когда я дошла до сотни и решила, что он сдался… Тук-тук-тук. Видимо, нет. Я натянула пару потрепанных леггинсов, что висели на стуле. Спустилась по лестнице и открыла дверь как раз в тот момент, когда он занес было руку, чтобы постучать снова. Я ощутила порыв холодного ветра.

– Прости… Я… я только что встала. – Я перевела взгляд с Эрика на Айжу и обратно. Рука Эрика так и застыла в воздухе, интересно, почему он ее не опускал. Я знала, что на голове у меня был бардак, но не могла же я выглядеть так плохо, как читалось в его взгляде. Он кашлянул и наконец опустил руку.

– Доброе утро, Джубили.

Когда Айжа услышал мое имя, у него глаза полезли на лоб так, что даже я удивилась. А потом я перевела взгляд на Эрика, но он на меня не смотрел. Не в глаза, во всяком случае. Кажется, он уставился прямо на мою грудь. Впрочем, там особо не на что было смотреть, как сказала бы моя мать. Она мне часто это говорила. Грубо, но, увы, честно – я не унаследовала ее выдающихся форм. И не могла понять, что так привлекло его внимание.

Испугавшись, что я в каком-то странном сне, и переживая, что я просто забыла одеться, я смотрю вниз. И то, что я увидела, было хуже всякого кошмара. Мне жутко хотелось захлопнуть дверь прямо перед ними, забраться в кровать и никогда из нее не вылезать больше.

Я все еще была в его толстовке. Той самой, с университетом Уортона. В которой я спала каждую ночь с тех пор, как он привез меня из больницы. Не потому что это его вещь, конечно же, просто в ней было удобно. И она вкусно пахла. Но он-то видел только то, что я в ней, и мне от этого хотелось немножко умереть.

Жар подступил к лицу, пока оно наконец не начало гореть.

– Ну что же, спасибо, что заехали. – Я пыталась говорить ровно и спокойно. – Машина… Ну, вы уже знаете, где она. Дайте знать, если вам что-то понадобится.

Я уже собиралась закрыть дверь, но Эрик протянул руку и поймал ее.

– Стой.

Я смотрела на его руку, вцепившуюся в дерево. Вспомнила тот сон, где его пальцы касались моих, и задышала чаще. Одним из моих онлайн-курсов в Гарварде было введение в искусство под названием «Как нарисовать человека». И профессор тогда сказал, что сложнее всего рисовать руки, не только потому что они непросто устроены и нужно соблюсти все пропорции, но потому что они столь же выразительны, как и лицо, в плане эмоций. Тогда я подумала, что это бред. А сейчас я все поняла. Мне еле удалось сглотнуть.

– На самом деле я жду свою сестру, Конни. Она сказала, что поможет с машиной. Ты не возражаешь, если мы зайдем на минутку?

Я отступила на шаг, пытаясь сохранить дистанцию до рук Эрика, но он принял это за приглашение. И выбора у меня не было, я сделала еще шаг.

– Конечно. Проходите.

Я закрыла за ними дверь, и теперь мы стояли у лестницы, в неловкой тишине. Мне стоило бы сказать какую-то избитую фразочку вроде: «Чувствуйте себя как дома» или что-то в этом духе, но я не могла не думать о том простом факте, что в моем доме сейчас на два человека больше, чем обычно. Гости. Которых я, в общем-то, не приглашала, но они все равно тут. К реальности меня возвращает то, как Эрик растирает ладони, чтобы согреть их. Я хотела что-то сказать – что угодно, лишь бы не молчать – но я отвлеклась на его руки, на этот раз потому, что меня удивило, что он в такую погоду не носит перчатки. И тогда до меня дошло. Я не надела перчатки. Убираю руки за спину.

– Эм-м, я сейчас вернусь. – Я нащупала ногой ступеньку. – Можете присесть, – кивнула я в сторону гостиной. – Если хотите, конечно.

Наверху я стянула с себя толстовку Эрика и швырнула ее в корзину для белья, опять покраснев от унижения. Я тут же почувствовала кожей холодный воздух, и от того мне захотелось почесаться еще сильнее. Я знаю, что от этого станет не легче, а больнее, так что я справилась с этим порывом, быстро втерев еще больше крема в бугристую кожу, и натянула футболку и свитер крупной вязки. Я надеялась, что горло свитера прикроет сыпь, которая добралась уже до ключицы.

Надев перчатки, я сделала глубокий вдох и спустилась.

Дойдя до нижней ступени лестницы, я замерла. Айжа погрузился в игру на планшете, сидя в плюшевом кресле. В моем кресле. Эрик сел на диван, на левую его половину. На место моей матери. Я и не знала, что это было ее место, или, точнее сказать, что я все еще считаю, что это ее место, пока не увидела там его и на меня не накатила волна тревоги. А потом я заметила и другие вещи. То, как продавилась спинка кресла и что она не поддерживала хрупкую спину Айжи, отчего он выглядел как веревочная марионетка, выступающая на фоне кресла. Пепельницу посреди кофейного столика. Я убрала из нее недокуренную сигарету матери несколько лет назад, но так и не выкинула уже слежавшийся в камень пепел.

И книги. Боже мой, книги. Стопки книг покрывали каждую горизонтальную поверхность. Тут две-три, там, у кресла, около пятнадцати, как раз та высота, на которую удобно ставить кружку. И не то чтобы я их не убирала, просто мне их и убрать-то было некуда. Полки были забиты до отказа, во все уголки и ниши заткнуты книги, составляя мозаику из корешков. И вдруг мне стало стыдно от мысли о том, сколько денег за эти годы я потратила на чтение. Вдруг я осознала всю иронию: если бы я просто брала их в библиотеке, мне бы сейчас, может, не пришлось там работать, чтобы оплачивать счета. Мне стало интересно, считает ли Эрик меня барахольщицей. Была ли я для него похожа на тех братьев, которых нашли в Нью-Йорке в квартире под завалами из ста сорока тонн их барахла. Если не обращать внимания на книги и пепельницу, у меня дома было чисто – я мысленно благодарю саму себя за педантичную привычку вытирать пыль и убирать паутину. Я кашлянула, и Эрик посмотрел на меня.

– Простите за… беспорядок. – Я махнула рукой, показав на книги.