Когда она открыла дверь, на ней была моя толстовка. Та, которую я ей одолжил, когда вез ее домой из больницы. И я понимал, что, скорее всего, это ничего не значит, это просто была первая попавшаяся ей под руку вещь, когда я так грубо начал к ней ломиться, так что она просто натянула ее, чтобы открыть мне дверь.

И все же. Почему-то эта толстовка не выходила из моих мыслей. И те части тела, которых она касалась.

– Эрик. – Айжа прервал поток моих мыслей, как всегда говоря безо всяких интонаций.

– Да?

– Ты только что проехал на красный.

– Что? – Я посмотрел в зеркало заднего вида. И точно, горел красный. – Разве? Но Айжа уже опять уставился в экран и мне не отвечал. Я пригладил волосы, выдохнул. Что на меня нашло?


В понедельник было так много работы, что я только успел позвонить Айже после полудня, проверить, что он добрался до дома и миссис Хольгерсон уже пришла. Когда я наконец сел в поезд в шесть пятнадцать, то вытащил из сумки «Дневник памяти». Мне оставалось всего страниц пятнадцать, но вместо того чтобы погрузиться в чтение, я откинулся на сиденье. И уже не в первый раз задумался, хочу ли я стать бизнес-партнером в своей компании? Стоило ли оно этого всего? Я пахал как проклятый последние годы. Ради призрачного обещания, которое я давал Стефани каждый раз, когда она жаловалась на мои задержки на работе, на то, что дома меня не видят, на то, что я не общаюсь толком ни с ней, ни с Элли.

– Все наладится, – обещал я ей, – когда я стану партнером.

И я так и не понял, что я все же был лучшим родителем, чем бóльшая часть моих коллег. Я даже уходил пораньше, ради родительского собрания, или ради игры в софтбол, или ради научной ярмарки, где Элли заняла второе место, когда училась в шестом классе, хотя остальные участники были старше. Я так и не понял, почему она получила промежуточную «двойку» по естествознанию в восьмом классе.

– Это же твой любимый предмет, – сказал я ей в один из тех немногих выходных, что я проводил с ней после развода.

– Больше нет. – Она закатила глаза, в той новой манере, которая выводила меня из себя.

– С каких пор?

– С этих самых.

Это было как раз перед тем, как она сказала, что пойдет к Дарси с ночевкой – тогда-то мы в первый раз и переругались. По крайней мере, мне казалось, что это был первый раз, не только потому, что она выпалила, что ненавидит меня, когда я запретил ей идти, но и потому, что она добавила:

– Я понимаю, почему мама с тобой развелась.

И теперь я думал, может, просто надо было ее тогда отпустить. Или именно это и было началом конца. Но, конечно же, я понимал, что отношения не рушатся после первого же конфликта, первой ссоры. Это целая череда ударов, которая попадает по тебе в течение долгого времени – апперкоты, выпады, хуки, – некоторых из которых ты даже и не чувствуешь. А потом вдруг ты уже лежишь на земле, видишь звездочки перед глазами и думаешь, что же случилось. Я подумал о смс, которую она прислала мне в четверг.

Что ты пытаешься сделать? Просто перестань.

Ответ! Моя дочь, моя Элли, ответила мне! Это первые шесть слов, которые я услышал от нее за несколько месяцев. Не совсем то бурное эмоциональное примирение, которого я ждал, но тоже пойдет. Два часа я потратил на то, чтобы придумать идеальный ответ. Жаря сосиски для хот-догов на ужин, я пытался выудить из памяти какую-нибудь цитату из «Девственниц-самоубийц» или «Под стеклянным колпаком», которая бы ее впечатлила. Я придумывал длинные объяснения, загружая посуду в посудомойку и протирая стол. Я оттачивал остроты, проверяя, заперта ли дверь, выключая свет и желая спокойной ночи Айже и Псу.

Но когда я лег в кровать, я понял, что все варианты плохи: слишком банально, не смешно, бестолково, пространно. И единственное, что мне осталось, – правда, которую я и написал, тыкая в одну букву за другой указательным пальцем.

Не могу. Ты моя дочь. Люблю тебя, папа.

Когда я вышел из вагона позже вечером, ветер так ударил меня в грудь, что я втянул голову в плечи, чтобы только глаза из-за воротника выглядывали. И опять я подумал о Джубили, которая в эту погоду ездила на велосипеде, я так страстно захотел, чтобы она согласилась на мое предложение возить ее.

Я бросился к своей машине, стоящей на парковке. Забравшись на водительское сиденье, я включил обогрев на полную и начал растирать ладони, чтобы хоть как-то согреться. Смотрел на часы. Было шесть пятьдесят шесть. Библиотека закрывалась в семь. И меня вдруг так потянуло туда поехать, хоть я и знал, что не надо этого делать. Хотел попытаться в последний раз.


Через квартал до меня дошло, что ее там могло и не быть. Было уже семь часов и четыре минуты, она скорее всего уже закрыла библиотеку, села на велосипед и едет домой. Но нет. Когда я приехал на парковку, она была еще там, стояла у двери спиной ко мне. Пульс вдруг участился, и я понял, что волнуюсь. Я так и слышал ее голос:

– Мне не нужна твоя помощь.

Я сглотнул. Зачем я сюда поехал? Может, стоило уехать? Но было уже слишком поздно. Свет моих фар, освещающий ее, привлек внимание, и она обернулась, держа связку ключей в правой руке, а левой прикрывала глаза. Чуть двинув рукой, я выключил фары, чтобы ее не ослеплять. Она моргнула, смотря на машину, а потом я понял, что она меня узнала. Я опять сглотнул и поднял руки, пожав плечами, пытаясь выглядеть как можно менее пугающе, потому что она ведь могла подумать, что я – какой-то жуткий маньяк, который следит за ней. Если поразмыслить, то примерно так я и выглядел, скорее всего.

Я не дышал, она не двигалась. А потом медленно покачала головой из стороны в сторону. И я увидел, как уголок ее губ пополз вверх. Это все, что мне было нужно. Я открыл дверцу и вышел.

– Что ты тут делаешь? – спросила она, и я услышал в голосе удивление, а не гнев. Мне сразу стало легче.

– Я же сказал, что библиотека по дороге домой. Я подумал сюда заскочить. Вдруг кого подвезти надо. Не тебя, конечно же, у тебя же есть велосипед.

Теперь уже она улыбалась так широко, что у нее сияли глаза.

– Да. У меня он есть.

Я шустро начал что-то придумывать.

– Знаешь, я подумал, а вдруг ты можешь мне помочь?

Она наклонила голову, ей стало любопытно. Но она молчала.

– Мне нужна помощь в расшифровке тайных смыслов всех этих книг, которые я читаю, увы, они от меня ускользают напрочь. А ты, кажется, их понимаешь. Я подумал, вдруг мы можем помочь друг другу: ты объясняешь, а я веду машину.

На этом она расхохоталась, откинув голову, чем застала меня врасплох. Но я понял, что у меня получилось. Тепло заполнило меня. Закончив смеяться, она пристально на меня посмотрела.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасно назойлив?

Я кивнул.

– Раз или два. Ну что, договорились?

Я вылез из машины и пошел к ней, протягивая руку. Но когда я увидел ее выражение лица, то остановился. Улыбка превратилась в гримасу ужаса. Все ее тело напряглось, и она смотрела на мою руку так, будто это змея, что вот-вот ее укусит. Я опустил ладонь и кашлянул. Она посмотрела на меня, выражение лица опять так же стремительно сменилось.

– Я просто… Мне нужно забрать велосипед. – Она ткнула большим пальцем в сторону стойки для велосипедов.

– Эм-м. Ладно.

Я пошел за ней, впрочем, держа дистанцию. Я не знал, что это было, но я не хотел опять ее так перепугать. Когда мы дошли до велосипеда, она обогнула его слева, а я справа, я взял его за раму в тот же момент, когда она взялась за руль.

– Ой, я не это имела в виду. Я сама справлюсь.

– Я знаю. Но мне бы хотелось помочь.

Она смотрела мне прямо в глаза.

– Разве ты делаешь недостаточно? – На ее лице была улыбка, но во взгляде – сталь, непреклонность. Боже, какая же она упертая.

– Просто отдай его мне, – выдавил я сквозь стиснутые челюсти, дернув велосипед с большей силой, чем стоило бы, так, что Джубили осталось только отпустить руль. Она отступила на шаг назад, смерила меня взглядом, а после пошла за мной к машине.

– И какая же теперь книжка? – спросила она, стоя у дверцы машины, пока я грузил велосипед.

Я поднял бровь:

– А?

– Ну ты же сам говорил. Я объясняю, ты ведешь, помнишь?

– А, точно. Это «Дневник памяти».

– «Дневник памяти»?

– Ага.

Смешок.

– Если ты и в нем не можешь разобраться, у нас проблемы.

Я замолчал и посмотрел на нее.

– Что же, кажется, у нас проблемы.


Не знаю, что случилось, когда мы сели в машину, но та легкость, что была между нами на парковке, куда-то делась, и теперь повисла неловкая тишина. Когда я выехал с парковки, щелканье поворотника было таким громким, будто бы это тикал таймер ядерной бомбы, которая вот-вот взорвется. Я глянул на нее, ее руки были крепко сжаты. Очевидно, ей так же было неуютно и неловко, как и мне, и вдруг я подумал, что это плохая идея. Ясно, что она сильная и независимая, но всю мою жизнь меня окружали волевые женщины, и, кажется, тут что-то другое. Так сложно было понять, что у нее на уме, хотя я в этом никогда не был хорош. Например, у нее дома, в субботу, я даже почти решил, что она не хотела, чтобы мы приходили. А потом, после того, как мы посмотрели машину, я вернулся и увидел, как они с Айжей смеются. Меня это ошарашило, даже не потому что я очень давно не слышал, чтобы он так смеялся, а потому что меня покорила ее улыбка. Она будто бы освещала всю комнату, и я даже приревновал, приревновал ее к десятилетке! К моему собственному сыну. К тому, что она так улыбалась именно ему. Я потер щетину. Что я делаю? Я приехал сюда ненадолго, чуть сменить работу и дать чуть отдохнуть от меня моей дочери, а теперь я вел себя как школьник, влюбившийся в библиотекаршу.

– Ты в порядке?

– А? – Я повернулся. Джубили смотрела на меня.

– Ты издавал странные звуки. На стон похоже.

– А, точно. Все хорошо. – Я смутился. – Просто тяжелый день на работе.

– А.

Пока она не успела задать больше вопросов, я решил сменить тему:

– Так вот. «Дневник памяти». Я только что его в поезде дочитал.

– Правда? – Интересно, показалось мне или нет, но, думаю, что она чуть расслабилась. – Ты плакал?

– Что? Нет. – На светофоре зажегся желтый свет, я нажал на педаль тормоза. – С чего мне плакать? Ты разве плакала?

– Ага. Каждый раз, когда его читала.

– Каждый? Стой, сколько раз ты его читала?

– Не знаю. Шесть или семь. Впрочем, я его уже несколько лет не перечитывала.

Я ошеломленно посмотрел на нее.

– Ради всего святого, зачем вообще читать книгу шесть или семь раз? Ты же уже знаешь, что случится.

Она на меня посмотрела, как Элли, словно мне бессмысленно что-то объяснять, если я этого не знаю и так.

– Ладно, но эту книжку? Это же банальщина. – Я потянулся на заднее сиденье и вытянул книгу из сумки на полу. Одной рукой управляя машиной, другой я листал страницы, в надежде найти подходящий пример.

– Что ты делаешь?! Нельзя одновременно вести машину и читать.

– Нам красный горит. – Я все еще листал страницы.

– Уже нет. – Я поднял взгляд и понял, что она права, светофор переключился на зеленый. Я посмотрел на нее, она улыбнулась во весь рот. За нами машина начала сигналить, и я отбросил книгу.

– Хорошо, та часть, на войне, когда у него в нагрудном кармане был томик «Листьев травы», в котором застряла пуля. Помнишь?

Она кивнула:

– Да.

– Серьезно, томик поэзии спас ему жизнь? – Я смеюсь. – Пошлее не придумаешь.

Джубили усмехнулась:

– Да, согласна, там много клише, но еще это удивительная история любви. Это как «Ромео и Джульетта» нашего времени.

– Так Николас Спаркс теперь Шекспир? Это уже святотатство какое-то. Думаю, он сейчас в гробу вертится.

Мне вообще-то надо было бы за дорогой следить, но я все равно посмотрел на нее. Она была застигнута врасплох, улыбалась, у меня даже дрожь по спине пошла. Та же, которая была, когда она улыбалась Айже, но теперь вся эта улыбка – моя. Телефон завибрировал где-то на приборной панели. Я решил, что это с работы, и не стал обращать на него внимания. Когда он замолчал, я взял его в руки и удивился, увидев на экране «миссис Хольгерсон». Я знал, что я немного опаздываю, но я предупреждал, что такое иногда будет случаться. Нет, что-то еще случилось. Сердце рвалось из груди, пока я набирал ее номер. И в ответ я услышал лишь длинные гудки, хотя она только что мне звонила.

– Черт. – Я резко вывернул руль, развернулся посреди улицы. Джубили вцепилась в дверь, но, на удивление, не произнесла ни звука.

– Что?…

– Айжа. – Я c каждой секундой волновался все сильнее.

Я мчу к дому, представляя все более жуткие варианты развития с той скоростью, с которой в детстве, забавы ради, вычислял квадратные корни чисел. Он опять убежал? Выпрыгнул из окна? Что-то еще хуже? Когда я добрался до парковки нашего дома, мне лишь чуть легче стало от того, что я не увидел машин полиции, пожарных или «скорой помощи». Не дожидаясь Джубили, я взбежал по ступенькам и открыл дверь, чуть не прибив ей миссис Хольгерсон, которая, стоя на коленях, оттирала ковер. Резкий запах чистящего средства и чего-то еще – сгоревшего ужина? – ударил мне в нос. В остальном в квартире было тихо.