– А это безопасно?

– Не знаю. А ты сможешь устоять от соблазна коснуться моих сексуальных ручек? – Я пошевелила пальцами, маня его. Не знаю, откуда во мне взялось такое нахальство, но я расслабилась, когда он усмехнулся, словно пустив ток по моему позвоночнику. Я снова взяла в руки сковороду. Мы работали в тишине, как слаженный конвейер, пока я не решилась спросить о том, что давно меня терзает.

– Ты многое обо мне узнал из той статьи в «Нью-Йорк таймс».

– Да. – Он бросил на меня взгляд, будто бы хотел понять, к чему я это говорю.

– Так нечестно. Расскажи мне что-то, чего я о тебе не знаю.

Он продолжил мыть посуду, яростно оттирая жир. Он делал это так долго, что я уже было подумала, что он не расслышал вопрос.

И вдруг он перестал тереть, и в кухне воцарилась тишина.

– Я убил своего лучшего друга.

Я ошарашенно посмотрела на него.

– Вообще-то я ждала чего-то вроде «мой любимый цвет – фиолетовый» или что у тебя на левой ноге шесть пальцев.

Он не засмеялся. Я взяла вымытую деревянную ложку и начала ее вытирать. А потом тихо спросила:

– Что случилось?

Он сполоснул тарелку и поставил ее на стол, чтобы я вытерла, а потом выключил воду.

– У меня был клиент, «Билбрун и Ко», они покупали алюминиевую фабрику в Кентукки. Небольшой завод на пять сотен рабочих мест. Моя команда отвечала за экспертизу деятельности, потому что я думал, завод переоценил свою стоимость. Мне пришлось нанять риелтора в незнакомом мне штате Кентукки, так что нужно было поехать туда, чтобы вместе с ней все изучить и удостовериться, что все по-честному. – Он замолчал и облокотился на стол у раковины. – У Элли в те выходные был матч по футболу, а я в том сезоне и так достаточно игр пропустил. Так что я спросил Динеша, не съездит ли он вместо меня.

– Так вы работали вместе?

– Да. В разных отделах, но мы всегда вот так друг друга выручали.

– Всегда хотел увидеть штат мятлика, – ответил он. – Может, возьму жену, покатаемся там на лошадях.

При этих воспоминаниях на лице Эрика появилась полуулыбка.

– «Билбрун» заказал самолет. Я даже не знал, взял ли он Кейт, пока… пока мне не позвонили и не сказали, что самолет рухнул по пути туда. Двигатель отказал или что-то такое.

– О, боже, – чуть слышно сказала я.

Я хотела добавить еще что-то, но крик, столь первобытный, столь пронзительный, рассек воздух и лишил меня дара речи. Айжа вдруг оказался на кухне, он вопил, словно баньши, маленькие ручки стиснуты в кулаки, глаза зажмурены, смуглое лицо становится красным. А потом звуки обернулись в слова:

– ТЫ УБИЛ ИХ! ТЫ УБИЛ ИХ! КАК ТЫ МОГ?

Слезы водопадом бежали по его лицу, и слова начали сливаться в одно, будто бы он устал произносить их, и силы осталось только на звуки.

– ТЫУБИЛИХТЫУБИЛИХТЫУБИЛИХТЫУБИЛИХ.

– Боже, Айжа, – еле услышала я вздох Эрика.

Он подался было к мальчику, но тот его увидел и пулей умчался к себе в комнату, захлопнув дверь с такой силой, что стены затряслись. Эрик пошел за ним, я услышала тихий стук и какие-то слова, но уже через минуту он вернулся, крепко сжал спинку стула обеими руками.

– Твою же мать, – протянул он.

– Он в порядке? – спросила я.

Эрик покачал головой:

– Я не знаю. Он не хочет со мной говорить. Не хочет открывать дверь.

– Хочешь, я попробую?

Он сжал губы в линию и ответил:

– Не нужно. Дай ему время остыть.

Он резко выпрямился, встал во весь рост.

– Мне нужно выпить.

Зайдя в гостиную, он взял бутылку виски со стола и принес на кухню, где разделил остатки напитка на два небольших стаканчика.

– Ой, я не… я никогда не…

– Никогда не пила скотч?

– Вообще никогда не пила.

– А, так ты, скорее, по таблеткам?

Я замотала головой.

– Это была необходимость!

Мы оба улыбнулись, и напряжение чуть спало.

Он открыл морозильник, достал несколько кубиков льда, положил в стакан и протянул его мне.

– Сначала пусть лед чуть растает, а потом пробуй.

Я беру стакан и все равно подношу его к губам. Ну не может же это оказаться так плохо. Глоток. Плохо. Это очень плохо. Я зафыркала и начала плеваться. Те капли жидкости, что все же попали в горло, обжигают, будто мне в глотку плеснули бензина, а потом туда же кинули горящую спичку.

Он покачал головой и пробурчал:

– Вот упертая.

Но тут же он налил и протянул мне стакан воды, который я с благодарностью приняла. Когда я пришла в себя, он сел по другую сторону кухонного стола. Так мы и наслаждались своими напитками. Я все же предпочла воду.

– Э-э-э-э-э-эх. – Он издал звук, похожий и на стон, и на вздох. – Да я просто ударник родительского труда в этом году.

Я смотрела на него и просто не могла сдержаться. Я начала смеяться.

– Что?

– Ударник труда?

– Ну да, это значит…

– Я знаю, что это значит. Но сейчас же вроде не пятидесятые. Да и ты не такой старый.

Уголки его губ поползли вверх, и я обрадовалась этому.

– Ах, простите. Мне жаль, что мои идиомы недостаточно современные и модные для вас.

Я улыбнулась ему в ответ. Пока мы сидели в уютной тишине, я прокручивала в голове то, что рассказал мне Эрик. Сделала еще глоток воды, а потом решила спросить:

– Так вот как Айжа стал твоим сыном? Он сказал, что его усыновили после… но я точно не знала, что случилось.

Эрик вздохнул.

– Да. Стефани считала, что мы не должны этого делать. Усыновлять его. Это было причиной нашего последнего скандала. Во всяком случае, как женатой пары.

– Что? Почему? Как вообще можно не хотеть Айжу?

Он с минуту на меня смотрел, чуть ухмыльнулся и отпил еще виски.

– Она считала, что ему лучше будет с родственниками. В Англии. Но Динеш хотел не этого. А еще. – Он замолчал и выглянул в коридор, чтобы удостовериться, что Айжа там волшебным образом не появился. – Она волновалась из-за Элли. Как это на нее повлияет. Меня это тоже беспокоило, конечно же, но дети быстро привыкают к новому. Я думал даже, что для нее это будет полезно, что-то вроде урока на всю жизнь. Что мы должны быть рядом с теми, кого любим. Принимать их.

Он было пригладил рукой волосы, забыв о том, что на нем резиновые перчатки. Осознав это, он положил ладонь на стол.

– Стефани так и не согласилась. Сказала, что не может пройти через это. И не смогла.

– Ого.

Он осушил стакан.

– Таким образом, для нас это было начало конца, для меня и Стефани. Мы заполнили бумаги для развода вскоре после смерти Динеша и Кейт.

Я обхватила руками свой пустой стакан, обдумывая все, что рассказал Эрик.

Все, что он пережил. Сердце за него почему-то заболело так, как никогда не болело за меня саму. Я смотрела на него. Принимая его целиком, не только приятное телосложение и оливковые глаза, но и крошечные линии, очерченные у его рта; то, как торчат его волосы, будто он только что встал с кровати, и не важно, сколько раз он бы ни пытался их пригладить; незастегнутый ворот рубашки, открывающий хрупкую выемку ключицы; нелепые резиновые желтые перчатки, что все еще на нем.

И только тогда я заметила.

Одна из перчаток двигалась. Ко мне. По столу.

Я не дышала. Смотрела. Ждала.

Она остановилась в миллиметрах от моей ладони, все еще держащей стакан.

– Знаешь, а я ведь не могу. – Его голос охрип, это уже почти шепот.

– Не можешь что? – спросила, уверенная в том, что Земля перестала вращаться, а время остановилось.

– Устоять от соблазна коснуться твоих невероятно сексуальных рук.

Он бережно сжал мое запястье, убеждая меня выпустить стакан. Я смотрела, как его пальцы передвигаются по ладони, пока они не переплелись с моими, как корни старого дерева. Он вздохнул.

– Боже, я правда здорово напортачил с Айжей, да?

Так и есть, но ему не нужно было, чтобы я это подтверждала, так что я не ответила. Так мы и сидели, держась за руки за кухонным столом, как самая обычная пара в самый обычный вечер вторника или среды в нашей самой обычной квартире. Но это было не так. Было Рождество. Мой самый любимый праздник.


Шайна сидела за стойкой, когда я пришла на работу в понедельник. Голова наклонена, черные шелковые волосы вуалью прятали ее лицо, и, подойдя ближе, я увидела, что она усердно красила ногти лаком. Кажется, черным. Я и не думала, что она вообще заметила, что я рядом, пока она не спросила, не поднимая головы:

– Слышала, что надвигается снежная буря? – Она ни на секунду не отвлеклась от маникюра. – Говорят, выпадет до шестидесяти сантиметров снега.

– Ага, – согласилась я и вспомнила, что об этом говорила мама Эрика.

– А может, ничего и не будет. – Она дует на ногти правой руки. – Помнишь, как в том году? Было все то же самое, но обещали до метра снега, а выпало всего сантиметров двадцать. – Она закатила глаза.

– Ага. – Хотя я не помнила, что было в прошлом году. Я пошла в заднюю комнату, чтобы повесить пальто и сумку. Мэри-Энн сидела у себя в офисе, дверь была открыта. Я ей махнула.

– Как прошло Рождество?

Она глянула на меня и вернулась к тому, над чем работала.

– Хорошо.

– Ладно. – Я и не ждала, что она спросит о моем. Она стала тихой и незаметной с тех пор, как уволила Луизу. И я пыталась ее понять и дать ей время. Нелегко увольнять друга, особенно того, с кем ты так долго проработал.


Снег пошел сразу после окончания смены Шайны, около трех часов. Сначала крошечные снежинки, будто кто-то сыпал рис из огромных корзин, как на свадьбе. Около четырех моим глазам предстал Айжа весь в снегу. И снега стало гораздо больше – это уже был не рис, а пышные, влажные зефирины, которые пристали к его волосам и объемистой зимней куртке.

Я кивнула ему, и он пошел к своему привычному месту за компьютером, кинув сумку. В пять позвонил Эрик.

– Расписание сбилось. Все пытаются выбраться из города. Приеду сразу, как смогу.

– Без проблем. Тут все в порядке. Не думаю, что все будет так плохо, как говорят.

Эрик что-то ответил, но на линии вдруг пошли помехи, и он отключился.

Я положила трубку, оглянулась и поняла, что мы с Айжей остались одни в библиотеке. Даже гольфист с подушкой ушел.

– Эй, – подошла я к мальчику. – Хочешь по-играть?

Он неуверенно посмотрел на меня.

– Давай, будет весело. Иди к стеллажам и возьми стопку книг. Штук пять-десять. Любых.

Я тоже взяла несколько, и мы сели на пол, окружив себя книгами. Я выбрала одну из них.

– А теперь я скажу тебе три предложения. Два из них я выдумаю, а одно действительно будет первым предложением этой книги. Ты должен будешь угадать, какое именно.

Айже понравилась идея, и мы играли где-то час. Мы так смеялись, что я даже не заметила, как открылась дверь, пока не услышала, как кто-то запыхавшийся крикнул:

– Я тут! Я тут.

Я обернулась и увидела Эрика, который согнулся пополам в дверях и еле дышал. Впрочем, это нельзя было точно понять, потому что вокруг нижней половины его лица был намотан шарф, а верхнюю закрывала шапка. Так что видно было только его глаза. Я встала и бросилась к нему, видя его широко распахнутые глаза, слыша сбивчивое дыхание, я боялась, что у него мог случиться сердечный приступ.

– Ты в порядке? Что случилось?

Он выпрямился и прошел чуть дальше, разматывая заснеженный шарф. В нескольких шагах от меня он остановился. И ответил на мои вопросы своими.

– Ты на улицу смотрела? Ну и метель! Я оставил машину в трех кварталах отсюда, на Принс-стрит. – Освещение замигало, усиливая эффект от его слов. – Ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Мне повезло, что я не заблудился по пути сюда.

Любопытство заставило меня выглянуть за дверь. Я не смотрела в окно с тех пор, как стемнело, с час назад. Я смотрела в ночь и не верила своим глазам. Не было видно фонаря на углу парковки, но мягкого света хватало на то, чтобы понять, что мир укрыт белой периной. Нельзя было отличить белое небо от покрытого белым снегом асфальта.

Прищурившись, я пыталась разглядеть очертания моего велосипеда на стойке, но уже у двери ничего не было видно.

– Где твоя машина? Нам нужно до нее дойти. В такую погоду! – будто бы его эта мысль не касалась.

Он замер, брови подняты, пальто повисло на руках.

– Эм. Мы никуда не пойдем. Во всяком случае, не сегодня.

Это все звучало так зловеще, словно сцена из фильма ужасов, что я не могла сдержать смеха.

Айжа вмешался своим тоненьким голоском:

– Готов поспорить, что электричество вот-вот…

И оно это сделало. Выключилось, заставив Айжу замолчать, будто бы оно контролировало и его голос. Я не шевелилась. Темно, хоть глаз выколи, я не видела ничего.

– Эрик? – Я ждала, пока глаза привыкнут к темноте, чтобы увидеть хотя бы очертания.

В ответ услышала крик, душераздирающий, леденящий, от него волоски на шее встали дыбом.