Колька звонил, как по расписанию, докладывал обстановку, что в "Зималетто" складывалась, и об Андрее рассказывал, не подозревая, как Катя на всё это реагирует. Со слов друга она знала, что Жданов после её отъезда ушёл в запой, но все искренне считали, что он отставку свою переживает. Хотя, может, так и было? Откуда ей знать? Но он даже на работе перестал появляться в какой-то момент, а Катя так волновалась из-за всего этого, что несколько раз едва удержала себя от звонка ему. Что бы она ему сказала? Но ещё страшнее было услышать в ответ что-то грубое, что её окончательно добьёт. Днём запрещала себе обо всём этом думать, но среди ночи могла проснуться и все эти мысли вихрем в голове проносились, приносили с собой отчаяние и дикую беспомощность, настолько сильную, что руки-ноги неметь начинали. Лежала на кровати, как прикованная, и в тёмный потолок смотрела, даже слёз уже не было. Гнала от себя тоску, и раз за разом повторяла, что надо привыкать к мысли, что Андрея больше в её жизни нет. Столько всего удивительного появилось, а вот его больше никогда не будет.

   - Тебе нужно сменить имидж, - сказала в одно прекрасное утро Юлиана. Хотя, для Кати то утро прекрасным совсем не было, но Юлиана улыбалась, выглядела отдохнувшей, пила чай, устроившись в плетёном кресле на балконе, на море смотрела и довольно щурилась. А вот Катя стояла, оперевшись на перила и приказывала себе не зевать - последствия бессонной ночи в раздумьях об Андрее.

   - Меня всё устраивает, - принялась отказываться Катя, а Виноградова только рукой махнула.

   - Ты не можешь знать, устраивает тебя или нет твой нынешний вид, пока не попробуешь что-нибудь другое.

   - Я уже попробовала недавно, - сказала Катя и на свои волосы указала.

   Юлиана кивнула.

   - Вот и я об этом. Весьма удачный опыт.

   Пушкарёва только головой качнула и всё-таки улыбнулась.

   Юлиана ей просто выбора не оставила, и мнения её не спрашивала, как обычно развила бурную деятельность, и Катя сама не поняла как, но к вечеру в её номере уже было с десяток пакетов из магазинов одежды, Виноградова с лёгкостью сыпала названием фирм и модных домов, а Пушкарёва просто не сопротивлялась.

   - Тебе очень идёт, - в тот вечер сказал ей Миша.

   Катя нервно улыбнулась и уцепилась пальчиками за кулон. Правда, это было совсем не машинально, просто так вырез на груди прикрывала, смущённая.

   - Да уж.

   - Правда, Катюш! - Борщёв заулыбался, и она вслед за ним.

   - Ладно, буду себя этим успокаивать.

   - Зачем успокаивать? Я правду говорю. - Он протянул ей руку. - Потанцуешь со мной?

   Миша был, наверное, единственным светлым пятном в той египетской работе. Он с первой их встречи старался Катю поддержать, помочь ей, подбадривал, когда видел, что она на грани отчаяния. Даже за руку держал, и вечерами, когда приходилось выходить "в свет", от неё не отходил, развлекал беседой и ухаживал. Юлиана говорила, что Миша на самом деле ухаживает, и совсем не как друг, но Катя тогда лишь отмахивалась от таких предположений. Была уверена, что всё это фантазии Виноградовой. Правда, в последний вечер, на закрытии шоу, Катя была немного смущена поведением Борщёва. Он постарался устроить для неё настоящий праздник, даже белый лимузин заказал, и до соседнего отеля, где в банкетном зале проходила церемония закрытия, они добрались со всем шиком. На несколько минут Катя на самом деле почувствовала себя принцессой: в новом красивом платье, на каблуках и с причёской, вышла из лимузина, опираясь на руку симпатичного молодого человека... В душе поднялось что-то такое, довольство собой что ли, своей внешностью, кажется, впервые в жизни, но потом глазами с Мишей встретилась, оценила его улыбку, и вдруг почувствовала неприятный укол в самое сердце. Не вовремя, не к месту, но снова вспомнила об Андрее. К тому моменту прошёл уже почти месяц после её отъезда из Москвы, и от Зорькина она знала, что Жданов вернулся к работе, и к Воропаевой тоже... вернулся.

   - Ты очень красивая, - шепнул ей тогда Миша, а Катя глаза отвела, побоявшись, что он по её взгляду поймёт - не о нём она думает, не о нём.

   "Ты сейчас такая... такая...".

   "Зачем ты так с собой поступаешь? Ты сама всё это делаешь, Катя".

   - Я хочу работать у вас, - сказала Катя Юлиане по возвращении.

   Виноградова с интересом к ней приглядывалась.

   - Ты уверена?

   - Да.

   - Катя, это не "Зималетто", у меня нет для тебя шкафа.

   Пушкарёва глубоко вздохнула.

   - Я знаю. Я... Обещаю, что я буду очень стараться. Я научусь всему, я быстро учусь.

   - Это я знаю.

   - Я вам не подхожу? - Катя гордо вскинула подбородок, а Юлиана в кресло своё опустилась и откинулась на нём.

   - Подходишь, Катя, в этом-то и дело. Кто откажется от такого работника, как ты? Но я боюсь, что я тебе не подхожу. Ты привыкла совсем к другому.

   - Мало ли к чему я привыкла, - проговорила Пушкарёва негромко, и тоже села. Глаза в стол опустила.

   - Плохо тебе? - почувствовала её настроение Виноградова.

   Катя молчала, а Виноградова пальцами по столу побарабанила, за ней наблюдая.

   - В Питер поедешь? У Миши там некоторые проблемы, надо встретиться кое с кем. Договориться. Чтобы он смог сосредоточиться на открытии ресторана в Москве.

   Катя нервно сглотнула и кивнула.

   - Поеду.

   - А в Иркутск потом?

   Катя губы облизала.

   - И в Иркутск поеду.

   - Сбежать пытаешься?

   - Пытаюсь устроить свою жизнь. Новую. Если она будет в разъездах... Сейчас я не против.

   - Договорились. Но не жаловаться потом, - с улыбкой предупредила её Юлиана, а Катя заверила:

   - Не буду.

   А вот родители не уставали жаловаться. Даже ругаться пытались. Им никак не нравилась её новая работа, но Катя упрямо молчала, и этим, кажется, их напугала. Уехала в Иркутск, через неделю после возвращения из Питера, на ворчание отца отмолчалась, а мама вдруг его одёрнула, а потом они о чём-то зашептались на кухне. И Катя только услышала:

   - Пусть едет. Ты что, не видишь, что с ней происходит? Только поругаться с ней хватало. Выросла она, Валера. Отпустить её надо.

   - Деловая больно стала, - всё же не удержался от упрёка отец, но спорить не стал, и через два дня Катя улетела в Иркутск.

   - Вот такая у меня теперь работа, папа, - говорила она время от времени отцу, а тот только хмурился.

   - Но ты сама довольна? - начинала выпытывать у неё мама.

   - Это интересно, - сознавалась Катя. - Поначалу очень непривычно было, я боялась всего, а сейчас уже отношусь ко всему спокойнее. Я просто делаю свою работу, стараюсь.

   Но самым большим событием стал всё-таки переезд с квартиры родителей. Сама бы Катя на такой шаг, скорее всего, ещё долго бы не решилась, да и родители наверняка бы в позу встали, но получилось так, что троюродная сестра Елены Александровны собралась к сыну в Америку, с внуками пожить ей захотелось, а на кого оставить свою квартиру - не знала. Сдать незнакомым людям не решалась, а знакомых и родных, свободных и желающих на год переехать, не находилось. До тех самых пор пока Катя не сказала:

   - Я перееду.

   Отец на неё тогда уставился негодующим взглядом, Катя застыла, поражённая собственной смелостью, готовилась к тому, что сейчас скандал грянет, но Валерий Сергеевич, после недолгого размышления неожиданно кивнул.

   - А что? Присмотрит за квартирой твоей, - обратился он к родственнице. - Катерина у нас человек ответственный, и может мотаться поменьше станет.

   Катя с матерью переглянулась, тут же раскусив отцовский план. Ему легче было отпустить её жить на соседнюю улицу, чем постоянно в командировки провожать.

   - Ты ведь понимаешь, что квартира чужая? - учил он её. - Нужно отнестись со всей ответственностью, нужно следить, быть аккуратной.

   Катя одежду свою в чемодан укладывала, улыбнулась и пообещала:

   - В ближайшее время никуда не поеду. В Москве работы много.

   Валерий Сергеевич губами пожевал, недовольный тем, что его манёвр так быстро разгадали.

   - Вот и хорошо... что много.

   Катя подошла к отцу, обняла его и в щёку поцеловала. А после начала ему рассказывать про Мишин ресторан, чтобы отвлечь от печальных мыслей. А рассказать было что: и про Мишины идеи, и про грандиозные планы, про поставщиков и спонсоров, а главное про бухгалтерские дела, в которых отец лучше всего разбирался.

   Но конечно никому, особенно родителям, Катя не призналась, насколько рада из родительского гнезда вырваться. Наверное, плохо так думать, но она, оказавшись в квартире тётки, одна, в первые дни просто упивалась свободой. Только тогда начала до конца осознавать, что жизнь её на самом деле меняется, и скорее всего безвозвратно. Она, наконец, становится взрослой и самостоятельной. Удивительно, но факт. Катя Пушкарёва - взрослая женщина.

   Квартира тёткина, по сути, небольшая, две комнаты всего, но габаритами впечатляла - и кухня огромная, и потолки высокие, настолько, что шкафы книжные от пола до потолка в глаза почти не бросались. И всюду книги, книги... Покойный тётушкин муж был профессором медицины, и хоть умер он довольно давно, в квартире по-прежнему витал запах великих знаний. Тётушка старательно поддерживала память о муже и старалась в обстановке ничего не менять. Катя в квартире этой бывала редко, но несмотря на это, была уверена, что за последние пятнадцать лет в этих комнатах ничего не поменялось. Мебель вся тяжёлая, добротная, практически антиквариат, и книги на полках очень солидные, целая полка отдана под раритетные издания. Ничего удивительного, что тётушка не захотела пускать никого чужого, за всем этим нужен был присмотр, а ещё уважение и неослабевающее внимание. И Кате нравилось подходить к книжным шкафам и пальцем по потускневшим от времени корешкам книг проводить, какое-то особое чувство появлялось, причастности к чему-то важному.

   - Ничего себе, - присвистнул Миша, когда Катя в первый раз пригласила его в гости. Книжные полки разглядывал, закинув голову назад, потом рискнул к святому прикоснуться, осторожно взял в руки один из старинных фолиантов. - И сколько ты здесь будешь жить? Долго?

   - Не знаю. - Катя в комнату вошла и поставила на стол поднос. Принялась разливать чай. - Пока договорились на год, а дальше видно будет.

   Борщёв кинул на неё заинтересованный взгляд.

   - А ты раньше одна не жила?

   - Нет, - созналась Катя, а Миша заулыбался.

   - И как тебе?

   - Самостоятельная жизнь?

   - Да.

   - Мне нравится.

   Он рассмеялся.

   - Я за тебя рад.

   Иногда Катя ловила на себе пристальные взгляды Борщёва. Он порой засматривался на неё, наверное, думал, что она не замечает, а Катя и правда предпочитала в такие моменты отвернуться. Сама не знала почему. То, что она Мише нравится, становилось очевидным. Они много времени проводили вместе, Катя всячески помогала ему с открытием ресторана, они даже дважды ездили вместе в командировки, и там практически сутками не расставались, и Миша не раз пытался сделать первый шаг, и уже решился бы, если бы она его не отталкивала. В последний момент понимала, что сейчас произойдёт, и переводила всё в шутку, либо уходила, как могла, избегала важного разговора и признаний. И ведь не могла сказать, что Миша ей не нравится. Он был очень добрым, отзывчивым, спокойным, даже симпатичным, Катя искренне так считала. С ним было очень просто, он всегда старался её понять, он не впадал в раздражение, всегда оказывался рядом, когда бы он ей не понадобился. И врать он, кажется, вовсе не умел. Он был полной противоположностью Андрея Жданова, и этим её не устраивал. Катя невероятно злилась на себя из-за того, что не может ответить Мише взаимностью. Он ей нравился, но ответить ему взаимностью никак не могла.

   Вот почему бы ей в него не влюбиться? Катя в последнее время постоянно задавалась этим вопросом. Почему нет? Где можно встретить человека лучше? Возможно, он заставит её забыть Жданова. Не вспоминать, не думать постоянно: а как могло бы быть? Не тосковать по Андрею, не вспоминать их вместе, как всё было, всё, до мельчайших подробностей, не думать о том, что ничего больше не будет, и ему без неё если не лучше, то важнее. Правильнее. Ему нужна Кира, та в состоянии ему помочь, поддержать, направить, а она что может? Да и вообще, надеяться, что Андрей ещё думает о ней, а уж тем более страдает - глупо. Она постоянно забывает, где её место. И забывает о том, что Жданов предатель и мерзавец. Обо всех его ошибках и грехах забывает, помнит только о том, как ей плохо без него.