С минуту он молча смотрел на нее и увидел других, слишком часто являвшихся ему на ум, когда он был со своей женой. Это всегда бывала Шарлотта и часто Фредерик. Эти тени, являясь ему, заслоняли от него Арабеллу.

Арабелла прикусила нижнюю губу, потом сказала:

– Я совсем не знаю тебя, Джек.

«Да, – подумал он. – Не знаешь. Совсем не знаешь».

Но она среди этих теней оставалась ни в чем не повинной. Он должен был каким-то образом научиться отделять ее от этих теней и видеть одну.

У Арабеллы упало сердце, когда она заметила этот замкнутый взгляд, будто он удалился от нее в такое место, куда она не могла за ним последовать.

Но тотчас же это выражение исчезло из его глаз, и они снова потеплели, а красивый рот вновь обрел нежный и чувственный изгиб. Он оперся руками о бортики ванны, наклонился к ней и поцеловал ее в губы.

– Мне не хочется отвлекаться, моя прелесть, – пробормотал он, почти не отрываясь от ее губ, а язык его уже пытался проникнуть в ее рот.

Она позволила ему это, губы ее раскрылись, и она ответила на поцелуй. Он провел рукой по ее телу, заставляя ее опуститься в воду, колени ее выпрямились, и она скользнула в ванну и положила голову на ее край, ее волосы, собранные в узел на затылке, впитали в себя влагу.

Теперь все ее ощущения были сосредоточены там, куда обратилось его внимание. Его рука ловко и умело играла с сокровенными уголками ее тела, раздвигая набухшие половые губы и нежно потирая их, до тех пор пока она не смогла больше скрывать бушевавший в ней пожар. Она услышала свой негромкий крик, и прошло много времени, прежде чем она полностью пришла в себя. Теплая вода омывала ее разгоряченную плоть, глаза оставались закрытыми, и она медленно и постепенно возвращалась к действительности, дыхание ее становилось все более спокойным и ровным.

– Очнись, спящая красавица, – пробормотал Джек и плеснул на нее водой.

Этот прохладный душ освежил ее разгоряченную кожу. Она медленно открыла глаза, и ее взгляд теперь неотступно следовал за ним, пока он поднимался на ноги, снимал рубашку, потом бриджи, наконец чулки. Теперь он стоял над ней, обнаженный и в полной боевой готовности.

– О, я не сплю, – прошептала Арабелла.

– В таком случае идем.

Он расправил для нее полотенце, оставленное Бекки возле ванны, потянулся к ней, подхватил ее под мышки и заставил подняться изводы.

– Мое неистощимое терпение подходит к концу.

Он обернул вокруг нее ткань, приподнял ее, прижал к себе и бросил на кровать, спеленатую и путающуюся в складках полотенца.

Потом принялся вытирать ее, и тер так усердно, что кожа ее запылала. Он вертел и крутил ее, поднимал ее ноги и вытирал влагу между пальцами и делал это нежно и тщательно. Ее ступням стало щекотно, и она сделала слабую попытку увернуться, пока его язык порхал по ее стопам, потом он стал забирать в рот каждый палец на ее ногах по очереди.

«Нынче вечером он решил сделать меня совсем беспомощной», – мельком подумала Арабелла.

В том, как он занимался с ней любовью, была какая-то необычная напряженность, его серые глаза сверкали почти свирепо, и он смотрел на нее так, будто собирался проглотить ее. Он изучал каждый дюйм ее тела, не оставляя неисследованным ничего. И этот накал его чувств воспринимался ею как обжигающий огонь.

Она осознала, что приподнимается ему навстречу, готовясь его принять. Ее тело стало как пружина. Она не могла им насытиться – его губами, языком, пальцами рук и ног. Арабелла так же пожирала его, как он ее. Она поднялась и нависла над ним, оседлав его бедра, и принялась ласкать и поглаживать его орган, исторгая у него стоны восторга. Потом он обхватил ее бедра, поднял ее и вошел в нее одним мощным движением, проникнув до самой сердцевины, и она откинула голову, издав громкий крик. Она не могла бы сосчитать, сколько раз достигала вершины наслаждения с того момента, как он вытащил ее из ванны, и каждый раз был восхитительнее предыдущего, но сейчас ей казалось, что тело ее распадается, разлетается на тысячи кусков, и куски эти подхватывают четыре ветра всех сторон света. Он яростно и крепко сжимал ее спину, изо всех сил привлекая ее к себе, и с каждой пульсацией, с каждой судорогой его семя наполняло ее.

Наконец она упала вперед и голова ее оказалась на его влажном и скользком от пота плече. Его сердце бешено билось, и она ребрами ощущала это биение, соразмерное ее собственному. Она медленно вытянула ноги так, что они оказались лежащими поверх его ног. Он был все еще в ней, и она сжала ногами его бедра, чтобы удержать его в себе еще хоть на минуту дольше. Его пальцы уже не сжимали ее с такой силой и яростью, но руки оставались на ее спине, и на несколько мгновений они оба погрузились в транс пресыщения, но не сна.

Джек пошевелился первым, нежно отстранился от нее и, перекатившись, лег с ней рядом. Он оперся на локоть, отвел влажные волосы с ее лба и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. Покачал головой в безмолвном изумлении и провел ладонью по ее боку, задержавшись на изгибе талии.

Она слабо улыбнулась в ответ, но слов у нее не было. Он глубоко вдохнул воздух и с силой выдохнул.

– Не знаю, как ты, но мне нужно окунуться в ванну.

Он спрыгнул с кровати с энергией, непонятной Арабелле, шагнул в медную ванну и опустился глубоко в воду, согнув колени так, что ему удалось погрузиться полностью и окунуть даже голову.

Поднявшись из воды, он отряхнулся, как делают собаки, вылезая из реки, и схватил влажное полотенце. Арабелла с кровати наблюдала за ним плотоядным взглядом, наслаждаясь видом мускулов, рябью двигавшихся под кожей, пока он вытирался, любуясь жесткостью и поджаростью его тела, упругими ягодицами и плоским животом. Сейчас его мужской орган дремал, и она подумала, что он похож на сонную мышь в гнезде из темных курчавых волос. И теперь трудно было представить его в вертикальном положении, способном принести им обоим столько восторгов. Это сравнение вызвало у нее невольный смех, а Джек повернулся к кровати и посмотрел на нее подозрительно блестящими глазами.

– Чему ты смеешься?

– Да так, – ответила она с невинной улыбкой. – Ничему.

И все же она была не в силах отвести взгляда от предмета, вызвавшего у нее взрыв веселья.

Взгляд Джека переместился в нижнюю часть его тела.

– О, – сказал он с легкой усмешкой, обертывая бедра полотенцем, – это все холодная вода.

– И удовлетворение, – заметила Арабелла все с той же невинной улыбкой. – Но, ваша светлость, вам не требуется много времени, чтобы восстановить силы.

Она потянулась за пеньюаром, украшенным крошечными жемчужными пуговичками, в то время как Джек проследовал в свою спальню за халатом.

Они вместе вошли в теплый, освещенный свечами будуар, где перед камином уже был поставлен стол с откидной крышкой. На нем красовалось блюдо свежих, только что вскрытых устриц, супница оставалась теплой на подставке, установленной на угольях в камине. На низком буфете дымился жареный утенок, а рядом стояли миска с соусом из мадеры и блюдо с жареным картофелем и пастернаком.

Джек налил вина и подержал стул, помогая жене сесть перед блюдом с устрицами.

Она расправила одно из этих жемчужно-серых творений на опалесцирующей поверхности бугристой раковины. Джек тоже отправил в рот устрицу и проглотил ее. Арабелла хмыкнула и со вздохом удовлетворения вытянула к огню босые ноги, совершенно забыв о недавнем чувстве неловкости.

Неделей позже на Кэвендиш-сквер начали прибывать неиссякаемым потоком коробки и картонки. А вслед за ними и мадам Селеста и мадам Элизабет в сопровождении целой стайки портних с охапками муслина, крепа, тафты, органди, китайских и индийских шелков, расписанных вручную.

Арабелла принимала эту делегацию в своем будуаре и в изумлении рассматривала бесчисленные платья, пеньюары, халаты, разложенные перед ней. Похоже, здесь были туалеты для каждого часа дня.

– Если вашей светлости будет угодно накинуть это неглиже… – предлагала мадам Селеста, складывая ручки на обширной груди. – Возможно, в этих туалетах понадобится кое-что исправить или подогнать по фигуре.

– Я должна примерить их все? – спросила Арабелла, испуганная такой перспективой.

Ей потребовался бы на это целый день.

– Baша светлость, это необходимо, чтобы они идеально на вас сидели, – заявила мадам Элизабет с намеком на решимость. – К каждому платью полагается и нижнее белье. Поэтому во время примерки вам надо быть в одной сорочке.

Арабелла покорно воздела руки к небу и пошла к себе в спальню звать Бекки, взволнованную до крайности и готовую сопровождать свою полуодетую госпожу в будуар и присутствовать при примерке.

– О, прекрасно! Вы еще не приступали к примерке! – Герцог вошел в будуар, когда его жена снимала неглиже, чтобы примерить первое платье.

– Ваша светлость, – мадам Селеста ухитрилась вложить в свое восклицание нотку недоверия, – мы ведь должны убедиться, что каждое платье сидит должным образом!

– Разумеется, – согласился он, усаживаясь и помещая одну изящно обутую ногу поверх другой и вытаскивая табакерку из обшитого золотым кружевом кармана сюртука. – Потому-то я и здесь. Умоляю вас, продолжайте.

Арабелла бросила на него взгляд, ожидая увидеть заговорщическое подмигивание, но потрясенно заметила, что ее муж совершенно серьезен. Она стояла в тонкой сорочке, столь открытой, что это одеяние оставляло мало возможностей для фантазии, пока модистки цокали языками, переговаривались и надевали на нее через голову одно платье за другим, давая указания нескольким швеям, что следует заколоть, а что подшить.

Первый комментарий герцога вызвало вечернее платье из органди цвета слоновой кости, надетое на нижнюю юбку золотистого шелка.

– Я предпочел бы декольте побольше, – сказал он. – Надо, чтобы вырез был на полдюйма ниже, а сзади следует заложить складку.

– Похоже, что ваша светлость – законченная модистка. Вашим талантам нет предела, – недовольно заметила Арабелла, в то время как мадам Селеста покорно закалывала и располагала ткань сзади так, чтобы получилась складка.

Джек ответил своей дремотной улыбкой:

– Доверься мне, дорогая.

– Ты уже говорил это раньше, – согласилась Арабелла. – Но сообщаю вам, сэр, что не собираюсь появляться в обществе, полная беспокойства о том, что мои груди выглядывают из декольте, похожие на хорошо подошедший пудинг с нутряным салом.

– Какая счастливая находка и что за удивительное выражение, – пробормотал герцог. – Но так уж случилось, что твои груди ничуть не похожи на пудинг с нутряным салом, даже хорошо подошедший.

Бекки проглотила готовое вырваться восклицание. Модистки, оцепенев от ужаса, уставились друг на друга, а стайка их помощниц замерла, не сделав очередного стежка. Арабелла только рассмеялась.

Примерка всех туалетов заняла около трех часов. Арабелла устала и соскучилась, собаки скулили у двери, а ее орхидеи настоятельно требовали внимания. Ее муж, напротив, был совершенно поглощен этим процессом.

Он отпустил модисток и их помощниц, только когда все туалеты были подогнаны и развешаны в шкафу. Потом он обратился к горничной:

– Нынче вечером вы оденете вашу госпожу в платье слоновой кости с золотом, Бекки. Месье Кристоф причешет ее светлость, но вы должны за этим наблюдать и научиться, чтобы в будущем делать это самой.

– Да, ваша светлость. – Бекки сделала реверанс.

– А теперь можете идти, – сказал герцог мягко, и Бекки поспешно удалилась.

– Почему я должна одеться именно так? – спросила Арабелла небрежно, беря в руки пилку, чтобы заняться своими ногтями.

– Мы могли бы поехать в оперу, – ответил герцог. – Моя ложа давно пустует. Пора ею воспользоваться.

– Ах! – Арабелла отложила пилку для ногтей. – Значит, это будет мое первое появление в свете.

– Да, первое появление в качестве герцогини Сент-Джулз.

Она кивнула:

– А опера?

– Надеюсь, она тебе понравится… Моцарт, «Волшебная флейта». Очаровательное произведение, но, разумеется, никто не станет слушать его, – сказал он, презрительно пожимая плечами. – Все будут заняты свежими сплетнями.

– А центром самых свежих буду я, – подытожила Арабелла.

Он кивнул и поднялся на ноги:

– Да, мэм. Верно. Кристоф приедет к пяти, чтобы причесать тебя. Бекки к этому времени должна тебя одеть, а пообедаем мы в семь. Начало оперы в девять.

– Но начало, разумеется, полагается пропустить, – заметила Арабелла, презрительно кривя рот. – Ведь так немодно приезжать в оперу вовремя.

Он слегка наклонил голову и сказал:

– На этот раз я предпочту, чтобы ты вошла в театр сразу же после того, как наши приятели, любители оперы, займут свои места, но затем ты, моя любовь, можешь вести себя как угодно.

С легкой улыбкой и поклоном он удалился.

Арабелла осталась сидеть в мрачном молчании. Она была полна готовности следовать всем законам общества, но никак не ожидала, что герцог будет поощрять ее в этом. Теперь оказывалось, что она должна плясать под дудку Джека, не задумываясь о собственных желаниях.