– Похоже, что о моих людях и лошадях позаботились, – заметил он, возвращаясь в холл.

– Неужели вы в этом сомневались? – отрывисто спросила Арабелла. – Я ведь вас заверила, что это будет сделано.

– Да, вы так сказали, – согласился герцог с беззаботной улыбкой. – Но я всегда предпочитаю все проверять лично.

«В таком случае надо тотчас же бежать с криками восторга в объятия моих корнуоллских родственников», – мрачно подумала Арабелла.

– Не займете ли вы комнаты брата, герцог? – Она силилась говорить нейтральным тоном, будто эта тема не представляла для нее ни малейшего интереса.

– Они принадлежат хозяину дома?

– Да, – проронила она, не разжимая губ.

– В таком случае это было бы самым лучшим, – ответил он любезно, направляясь через холл к лестнице быстро и непринужденно, походкой крадущегося ягуара. В его серых глазах время от времени посверкивало нечто настораживающее, напоминающее об опасности… ну точь-в-точь ягуар, расправляющий лапы и вытягивающий когти, зевающий и показывающий крепкие белые зубы…

Из тени под лестницей послышался деликатный кашель, и Арабелла попыталась стряхнуть одолевавшие ее мысли, потому что в солнечном свете, падавшем в холл сквозь решетки окон, появился Франклин.

– Миледи, со слов грума его светлости я понял, что он намерен остаться на ночь в Лэйси-Корт. Грум попросил меня обеспечить слугам его светлости приличный ночлег.

В каждой черте худого лица и долговязого тела Франклина сквозило негодование. Должно быть, разговор с личным слугой герцога взбудоражил его и, вероятно, вся его шерсть поднялась дыбом, потому что его чувство приличия было оскорблено мыслью о том, что в доме будет ночевать чужой человек без позволения графа Данстона.

– Да, это так, Франклин, – сдержанно ответила Арабелла. – Я не сомневаюсь в том, что ты знаешь, как устроить на ночь слуг герцога. – Ее рука все еще покоилась на балюстраде лестницы, и знакомая гладкая округлость столбика помогла ей успокоиться и продолжать в том же ровном тоне: – Лорд Данстон умер в Лондоне несколько дней назад. Теперь его светлость – владелец Лэйси-Корт. Надеюсь, что при первой же возможности ты поговоришь со слугами и объяснишь им, как обстоят дела.

Она посмотрела на герцога, будто искала подтверждения своим словам.

Джек наклонил голову и вежливо обратился к дворецкому:

– Я был бы вам благодарен, Франклин, если бы вы и… миссис Эллиот – кажется, так ее зовут? – если бы вы пришли в библиотеку сегодня в три часа. Мы сможем обсудить все изменения в образе жизни дома, если таковые будут. Я хотел бы, чтобы вы ввели меня в курс дела.

Франклин ошарашенно смотрел на Арабеллу. Рот его слегка приоткрылся.

– Лорд Данстон мертв? – пробормотал он.

– Да, – ответила Арабелла.

– Значит, мы в трауре, – продолжал Франклин потрясенно.

Как всегда в минуты кризиса, он находил утешение в практических делах и мелочах.

– Надо немедленно повесить над дверью скорбное извещение. Всем слугам следует надеть траурные повязки… К вам ведь будут приходить выразить соболезнования… А как насчет похорон, миледи? Они будут здесь или в Лондоне?

Арабелла набрала полную грудь воздуха. Из-за утренних хлопот она совсем упустила из виду то, что обычно следует за смертью – похороны и все остальное. Как объяснить смерть Фредерика? Ведь самоубийц не хоронят в освященной земле. Если не скрывать правды, это навлечет позор на семью и их имя. Но как это утаить?

Герцог откашлялся, и она повернулась к нему.

– Ваш брат… Лорд Данстон… позвольте мне как его наследнику принять на себя хлопоты по устройству похорон, леди Арабелла. Мне будет неприятно, если все эти тяготы лягут на ваши плечи. Он хотел, чтобы погребение было частным делом и его похоронили немедленно после смерти. Прежде чем ехать сюда, я в Лондоне обо всем распорядился. Он выразил пожелание, чтобы по нему не носили траура, и я уверен, что вы захотите выполнить его предсмертную волю.

Франклин с изумлением взирал на нового владельца Лэйси-Корт.

– Как умер его лордство, ваша светлость?

– Погиб на дуэли, – поспешил ответить Джек. – Он умер от ран, и его распоряжение насчет похорон вполне ясно.

– Понимаю, – сказал дворецкий, хмуро уставившись в пол.

И он, и миссис Эллиот предвидели возможность такой смерти графа, и все же следовало соблюсти необходимые формальности. Он покачал головой.

– Это весьма необычно, миледи.

– Верно, Франклин, но следует уважать последнюю волю лорда Данстона, – ответила Арабелла, испытывая огромное облегчение. Конечно, Фредерик не высказывал такой просьбы, но она решила, что не станет опровергать столь удобную для нее версию герцога.

Франклин все же, казалось, не был убежден, и теперь его взор обратился к герцогу, но, что бы он ни собирался сказать, дворецкий не рискнул выразиться вслух, а вместо этого только отдал поклон.

– Добро пожаловать в Лэйси-Корт, ваша светлость, – сказал он деревянным тоном.

– Благодарю, Франклин, – ответил Джек и мягко добавил: – Уверяю вас, что, находясь здесь, я буду руководствоваться законом и никто в этом доме может не опасаться за свое будущее. Пожалуйста, сообщите об этом слугам и разъясните им положение дел.

Франклин снова поклонился, не скрывая облегчения.

– Миссис Эллиот и я будем ждать вас в три часа, ваша светлость.

Джек кивнул и начал подниматься по лестнице вслед за Арабеллой. Он ободряюще обнял ее за талию, и все в ней возмутилось этим фамильярным прикосновением. Что он делает? И о чем думает? Ее снова одолели сомнения, и она почти бегом поднялась по ступенькам на площадку. Он не спеша следовал за ней, в то время как она торопливо шла по коридору, ведущему в восточное крыло дома.

– Комнаты Фредерика здесь, ваша светлость. – Она открыла двустворчатые двери в конце коридора и сделала шаг назад. – Надеюсь, что вам будет удобно.

– После вас, – сказал герцог, учтиво кланяясь, и ей пришлось войти в комнату.

– Думаю, что вы сами найдете дорогу в спальню, – сказала она и тотчас же пожалела, что не выразила это иначе. – Если вам что-нибудь понадобится, возле камина есть колокольчик. Я пришлю вашего слугу с вещами.

– Скажите, – обратился он к ней непринужденно, входя в спальню, – леди Эслоп и ей подобные поверят предсмертной просьбе вашего брата и примут ее?

Арабелла осталась стоять в двери. Эта тема показалась ей вполне безопасной. К тому же она находилась на почтительном расстоянии от него, и теперь сердце ее билось ровно.

– Нет, – ответила она, – но ей будет нечего делать, кроме как сплетничать, разъезжая по соседям.

Он улыбнулся ей с некоторым злорадством:

– Но ведь мы желаем вызвать небольшую бурю в этом болоте? Разве не так?

– Я не хочу, чтобы сплетни следовали за мной в Корнуолл, – заявила Арабелла, не позволив себе ответить на его заговорщическую улыбку, потому что в ней крепло убеждение, что обаятельные манеры герцога не более чем маска. Он был также опасен, как висевшая на его поясе рапира. И она решила противостоять этим чарам всеми силами и отвергнуть его неподобающую фамильярность.

– Корнуолл? – спросил он удивленно.

– Там живут родственники моей матери, – ответила она отрешенно. – Я отправлюсь к ним, как только улажу дела.

– Довольно унылая перспектива, – заметил он, прогуливаясь по комнате. – Вы не предпочли бы остаться в Лондоне? Там столько развлечений, достаточно, чтобы занять воображение.

– Едва ли мне по карману жить в Лондоне, – заметила Арабелла. – Особенно теперь.

– В качестве моей жены вы могли бы жить где угодно и выбрать такой образ жизни, какой вам понравится.

– Благодарю вас, но думаю, что мне больше подойдет Корнуолл, – заявила Арабелла. – Климат там лучше для орхидей.

– Вы могли бы завести оранжерею и в Лондоне, – возразил он, прерывая созерцание сада, которым любовался из окна.

Но в двери уже никого не было. Он пожал плечами и поджал губы.

Джек не рассчитывал на такое сопротивление со стороны сестры Фредерика. У него были все основания предполагать, что она запрыгает от радости и бросится ему на шею, вне зависимости оттого, понравится ей его предложение или нет. Разве у нее был выбор? Много ли найдется женщин, а особенно таких, как эта старая дева без гроша за душой, кто откажется от предложения герцога, одного из богатейших людей в стране? Корнуолл! Курам на смех! Его губы изогнулись в презрительной усмешке. Похоронить себя заживо! Лондон, его Лондон был бы прекрасной и самой подходящей оправой для такой необычной женщины. Именно там ее острый ум и своеобразная внешность могли бы обрести новый блеск и ярко засверкать.

Да о чем он, черт возьми, думает? Он покачал головой, не веря самому себе. Видеть Арабеллу Лэйси в обществе – было последним, о чем он мог подумать. Получить ее в жены – всего лишь средство закончить начатое дело, последний этап задуманной мести! Он был готов жениться на скучной, бесцветной старой деве, которая не стала бы путаться у него под ногами и жила в имении в Кенте, потому что это устраивало бы ее мужа, и беспрекословно стала бы исполнять свой супружеский долг, когда пожелает он, и, если повезет, родила бы в положенный срок ему наследника. Разумеется, в его планы вовсе не входило доставлять ей наслаждение, как он не ожидал, что получит удовольствие от общения с ней, если не считать удовлетворения от сознания того, что он отнял у Фредерика Лэйси последнее из того, что ему принадлежало.

Так какого черта он предложил ей что-то еще, кроме брака? Зачем ему понадобилось завлекать ее, хотя он знал, что скоро она увидит, что у нее нет выбора? Ей придется принять его предложение.

В комнате было жарко, и он распахнул окно, потом высвободил плечи из своего черного бархатного сюртука и распустил отделанный кружевами галстук прежде, чем отстегнуть пояс. Осторожно положил рапиру, вложенную в ножны, на подоконник и, выглянув в окно, увидел фруктовый сад, доходивший до горизонта и терявшийся вдали, Это графство называли садом Англии, и, вне всякого сомнения, земли здесь были плодородными, деревья ломились от плодов, а поля за садами зеленели и отливали золотом от созревающих злаков.

Шарлотта любила деревенскую жизнь… и предпочитала ее городской. Пологие холмы Бургундии соответствовали ее непритязательному вкусу и мягкому характеру, но ее муж граф де Вильфранш ценил свое положение при дворе Людовика XVI, и Шарлотте волей-неволей приходилось оставаться среди приближенных королевы Марии Антуанетты.

Вильфранш проехал в одной телеге с герцогом Орлеанским, когда для него настало время встречи с мадам Гильотиной, а Фредерик Лэйси принял меры, чтобы Шарлотта последовала на смерть за своим мужем.

Джек бросился на кровать, подложив сцепленные руки под голову. Когда на него накатывали воспоминания и ярость, он знал, что не следует им противиться, а иначе это мрачное настроение начинало душить его, и он уже был не в состоянии ясно мыслить и целесообразно действовать. Он закрыл глаза и позволил картинам того жаркого дня заполонить его сознание, пока вновь переживал все это, питая свою мстительность и укрепляя решимость.

Плебс жаждал крови, чернь толпилась вокруг телег, пока они громыхали по булыжной мостовой к гильотине на площади Бастилии. Теперь от старой тюрьмы оставалась только груда мусора, и ревущая толпа лезла на нее, чтобы лучше видеть казнь. Ровный звук, который производило падающее лезвие, тошнотворный глухой шум, когда нож перерубал кость, мягкий стук, когда отрубленная голова падала в подставленную корзину, могли слышать только те, кто стоял близко к залитому кровью помосту.

Джек был одет в простое платье санкюлота, к его колпаку была приколота трехцветная кокарда. Он пробивался сквозь толпу подальше от гильотины, к краю площади. На него не обращали внимания, и никто не знал, что этот санкюлот-англичанин ежедневно приходил к гильотине, чтобы видеть гибель друзей и знакомых и доставить списки погибших их родственникам и близким в Англию, где отчаянно ожидали вестей. Его невозможно было отличить от других, когда он вот так протискивался сквозь давку, удаляясь от смрада разложения и крови. Добравшись до места, где толпа поредела, он перевел дух. Воздух казался сгустившимся от испарений человеческих тел, лука, винного перегара. Джек не мог больше выносить запаха крови.

Его взгляд упал на трех представителей народной полиции, стоявших близко друг к другу, будто связанных в один узел, на углу площади, а также на человека рядом с ними, одетого по последней моде. Однако костюм его был помят и запачкан, парик съехал набок, кружева на манжетах порваны, пышный галстук сорван с шеи. И понятно было почему. Один из членов народной полиции держал в руке булавку с изумрудом и, как и его товарищи, смеялся, проталкивая пленника к помосту с гильотиной.

Джек с минуту наблюдал эту сцену с бесстрастным лицом, но держа руку на эфесе короткой шпаги, которую постоянно скрывал в складках своего обшарпанного жилета. Узник был англичанином, а иностранцы не были обычной мишенью народной полиции. Но большинство англичан в Париже в эти отчаянные времена вели себя скромно, стараясь держаться подальше от улиц и не привлекать к себе внимания. Они не выставляли напоказ свои изумруды, шелка и кружева. Только дурак или чванливый глупец стал бы испытывать судьбу и подвергать себя опасности. А Фредерик Лэйси, граф Данстон, всегда был высокомерным болваном, и чем бы он ни занимался здесь, в Париже, это не могло привести ни к чему хорошему.